Исцеление смертью - Джеймс Дашнер

В голове Томаса всколыхнулись воспоминания — что-то о защитной программе, содержащейся в его импланте. Цель — не позволить удалить этот имплант. Он хотел крикнуть своим друзьям, чтобы вкатили ему успокоительного, но не смог. Вместо этого он оттолкнул Минхо с дороги и, спотыкаясь и чуть не падая, рванулся к двери. Около раковины на столе лежал нож, и рука юноши сама собой протянулась и схватила его. Томас сделал отчаянную попытку избавиться от оружия, но всё напрасно — чем больше он старался, тем крепче его пальцы смыкались на рукояти.

— Томас! — заорал Минхо, наконец очнувшись от ступора. — Борись, друг! Вытолкай этих грёбаных сволочей из головы!

Томас обернулся к нему, занёс нож... Он ненавидел себя за то, что его дух так слаб, за то, что не в состоянии управлять собственным телом. Он опять попытался заговорить, и снова безуспешно. Его тело делало всё, чтобы воспрепятствовать извлечению импланта.

— Ты что, собираешься меня убить, дубина? — вопросил Минхо. — Так прямо и всадишь в меня эту дрянь, как Гэлли в Чака, да? Давай-давай, вяляй! Ну?

На одну секунду Томасу почудилось, что именно это он сейчас и сделает, но тут его тело повернулось совсем в другую сторону. Как раз в этот момент в двери показался Ханс. От увиденного глаза у врача полезли на лоб. Томас понял: вот кто его главная цель! Защитная программа атакует любого, кто сделает попытку удалить имплант.

— Что за чёрт тут творится? — осведомился Ханс.

— Я... не позволю... сделать это! — ответил ему Томас.

— Вот чего я и боялся, — проворчал Ханс и обернулся к остальным: — Эй, вы, что вылупились? Идите сюда, помогите!

Томас представил себе сидящее у него в голове устройство как набор микроскопических инструментов, управляемых микроскопическими же паучками; вот этим-то тварям он и должен противостоять. Он напрягся, стиснул зубы... но рука с крепко зажатым в кулаке ножом начала медленно подниматься.

— Я не... — Но прежде чем он закончил фразу, кто-то налетел на него сзади и выбил нож. Томас рухнул на пол, извернулся и увидел нападавшего. Это был Минхо.

— Я не позволю тебе никого убить, — сказал друг.

— Убери от меня свои лапы! — заорал Томас, не вполне уверенный — его это слова или их тоже вложил в его уста ПОРОК.

Но Минхо навалился на Томаса всей тяжестью, пригвоздил руки друга к полу и, стараясь совладать с дыханием, сказал:

— Не тронусь с места, пока эти гады не оставят твою голову в покое!

Томасу хотелось улыбнуться — но как он ни напрягался, его мышцы отказывались выполнить даже самую простую команду.

— Эта свистопляска так и будет продолжаться, пока Ханс не сделает своё дело! — воскликнула Бренда. — Ханс?

Врач опустился на колени около Томаса с Минхо.

— Невероятно! Никак не могу поверить, что когда-то работал на таких, как эти люди. Таких, как ты. — Последнее слово он почти выплюнул, глядя Томасу прямо в лицо.

Томас был бессилен что-либо сделать; он только лежал и беспомощно наблюдал за происходящим. Внутри у него всё клокотало от желания расслабить мускулы, помочь Хансу выполнить свою работу, но вместо этого его словно пронзил яростный разряд — тело юноши выгнулось дугой, он попробовал высвободить руки. Минхо налёг ещё сильнее, пытаясь перебросить ноги через своего противника и сесть верхом ему на спину. Но то, что контролировало поведение Томаса — что бы это ни было — видимо, вбросило ему в кровь такую порцию адреналина, что сила юноши превзошла силу Минхо, и он сумел скинуть с себя бывшего предводителя приютелей.

Томас мгновенно вскочил на ноги, схватил нож и, неистово размахивая им, бросился на Ханса. Тот подставил предплечье, на нём тут же проступила алая полоса. Они сцепились и кубарем покатились по полу. Томас делал всё, чтобы остановить себя, но оружие в его руке всё так же продолжало рассекать воздух, а Ханс всё так же уворачивался.

— Держи его! — послышался вопль Бренды.

Томас увидел чьи-то руки, почувствовал, как они вцепились ему в предплечья. Ещё кто-то ухватил его за волосы и дёрнул назад. Томас вскрикнул от боли, но ножа не выпустил и слепо полосовал им направо и налево. К его облегчению, Хорхе и Минхо вместе оттащили его от врача. Томас грохнулся на спину и выронил оружие — кто-то отшвырнул его ногой, и нож, стуча и подпрыгивая, отлетел в дальний угол кухни.

— Я не позволю сделать это!

Томас ненавидел себя, но предпринять ничего не мог — он не владел собой. Его тело яростно сопротивлялось и пыталось высвободиться из хватки друзей.

— Заткнись! — проорал Минхо прямо ему в лицо. — Чувак, ты совсем псих! Это они делают из тебя психа!

Томас отчаянно старался сказать другу, что тот прав, что сакраментальная фраза исходит не от него, но...

Минхо обернулся к Хансу и крикнул:

— Уберите эту хрень у него из башки!

— Не-ет! — вопил Томас. — Нет!

Он бился, рвался и выворачивался из их рук, сопротивляясь с утроенной яростью, но одолеть четверых было ему не под силу. Они повисли на нём всем скопом, оторвали от пола, вытащили из кухни и поволокли по короткому коридору, а он всё это время не переставал сопротивляться — орал, извивался, брыкался так, что посбивал на пол несколько картинок в рамках, украшавших стенки коридора. К общему гвалту добавился звон бьющегося стекла.

У Томаса больше не осталось сил сопротивляться бушующей в нём чужой воле; его тело продолжало бороться, он беспрерывно кричал — кричал все те слова, которые вкладывал ему в уста ПОРОК. Он сдался.

— Сюда! — загремел Ханс, перекрывая вопли Томаса.

Они оказались в маленькой лаборатории с двумя столами, на которых блестели инструменты, и одной кроватью. Над голым матрасом раскачивалась свисающая с потолка маска — грубое подобие тех, что они видели в ПОРОКе.

— Давайте его на койку! — крикнул Ханс. Они швырнули Томаса спиной на матрас. Юноша по-прежнему пытался освободиться. — Эй, кто-нибудь, придержите ему эту ногу! Сейчас вкачу ему, чтобы вырубился!

Минхо, державший Томаса за другую ногу, внял призыву Ханса и всем телом налёг на обе ноги друга, прижав их к койке. Томасу тут же пришла на ум картина: они с Ньютом там, в Приюте, придавливают к кровати очнувшегося после Превращения Алби...

Послышался стук и лязг — это Ханс шумно рылся в шкафу. Вскоре врач вернулся к своему пациенту.

— Держите его, чтобы хоть пару секунд тихо полежал!

Но не тут-то было: Томас взорвался в последнем, неистовом выбросе энергии, заорал во всю мощь своих лёгких, вырвал одну руку — ту, что удерживала Бренда — и с размаху всадил кулак в физиономию Хорхе.

— Прекрати! — завопила Бренда.

Томаса снова выгнуло дугой.

— Я... не позволю... сделать это! — Такой злобы и жажды высвободиться он ещё в жизни никогда не испытывал.

— Да держите же его, чёрт вас дери! — закричал Ханс.

Каким-то невероятным образом Бренде удалось схватить свободную руку Томаса, и притиснуть к матрасу, навалившись на неё всем своим корпусом.

Так странно, думал Томас, — сопротивляться чему-то с таким бешенством и одновременно страстно желать, чтобы оно поскорее совершилось...

Что-то кольнуло его в ногу.

Когда его тело утихомирилось и тьма начала заволакивать сознание, он, наконец, обрёл контроль над собой. В самую последнюю секунду он произнёс: «Ух, как я ненавижу этих долбоё...» — и отключился.

Глава 28

Оглушённому наркотическим дурманом Томасу приснился сон.

***

Ему пятнадцать. Он сидит на кровати, полутьму в комнате слегка рассеивает неяркий янтарный свет настольной лампы. Он видит Терезу — та подтянула к кровати стул и уселась совсем близко к Томасу. На её лице — гримаса страдания.

— Мы должны были это сделать, — тихо говорит она.

Томас здесь и одновременно не здесь. Он не помнит подробностей того, что случилось, но у него такое ощущение, будто всё внутри него сгнило и разложилось. Они с Терезой сделали что-то невиданно чудовищное, но во сне ему никак не удаётся понять, что же это. Какая-то непередаваемо страшная вещь, не становящаяся менее отвратительной оттого, что совершить её им приказали те самые люди, против которых и было направлено это ужасное деяние.

— Мы должны были это сделать, — твердит она.

— Знаю, — отвечает Томас, голос его звучит глухо и мертво.

В сознании возникает слово «зачистка». Стена, отделяющая Томаса от его памяти, на мгновение исчезает, и по ту сторону мерзким призраком встаёт факт совершённого злодейства.

Снова раздаётся голос Терезы:

— Они сами этого хотели, Томас. Лучше умереть, чем провести годы, всё больше теряя человеческий облик. Их больше нет. У нас не было выбора, и менее жестокого способа убрать их тоже не было. Сделанного не воротишь. Надо набрать новых людей и начать тренировать их. Мы слишком далеко зашли, чтобы вот так запросто всё бросить.