Журналист - Павел Солнышкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 11
О рождении, смерти, надежде и гордом Варяге
— Все, короче, я увольняюсь! — огорошил всех, заходя в ньюс-рум «ДВВ» Витька Булавинцев. — Сегодня, Пашка, вдвоем сходим в магаз, куплю все для отвальной. Две недели и адью! Прощай Владивосток, привет Набережные Челны!
Дело было так. Три месяца назад Витька заявился к Папе Артушу с просьбой выдать ему заем в 30 тысяч долларов на покупку трехкомнатной квартиры: у главреда «ДВВ» родился третий ребенок, и это стало очень актуальным. Папа Артуш, который платил Витьке огромную по тем временам зарплату в 1200 долларов в месяц, заем выдал — без процентов, но с тем, чтобы удерживать какую-то сумму из каждой зарплаты — на разумное усмотрение работодателя. Витька благополучно купил квартиру, справил новоселье… и вдруг на следующий месяц вместо тысячи долларов получил двести, потому что Папа Артуш решил заем вернуть себе поскорее.
Сначала Витька не понял. Пошел разбираться к шефу. Но тот был непреклонен: должен — отрабатывай и скажи спасибо, что проценты не капают. Однако с кем другим бы такое могло пройти, но не с Виктором Булавинцевым. На следующий день он написал заявление по собственному желанию, дал объявление в «Из рук в руки» о продаже квартиры, списался с какой-то редакцией в Набережных Челнах (откуда родом его супруга, и где у нее с жильем нет проблем) о будущем трудоустройстве, а главное — выставил на интернет-флудилке Farpost.ru на продажу свой архив журналиста-расследователя. «Продается архив журналиста-расследователя, — гласило объявление. — Документы оригинальные, копии, аудиокассеты, видеокассеты, дискеты, компакт-диски. Общий вес — 12 килограммов. Цена $100 за 1 кг».
За две недели, которые Витька отрабатывал по КЗОТу в качестве главреда «Дальневосточных ведомостей», архив был распродан полностью. Телефон Витьки в редакции разрывался от звонков, так что после третьего проданного килограмма отборного компромата на приморских бизнесменов и политиков Булавинцев устроил аукцион, и с четвертого по двенадцатый килограммы продавал «на счет три» прямо на интернет-форуме. В итоге к 300 долларам прибавились не 900, как планировалось изначально, а 3800. Квартира же к последнему рабочему дню еще не продалась, хотя покупатели и ходили, смотрели. В итоге на «отвальной» пьянке Витька был мрачен: гордо рассчитаться с Папой Артушем, швырнув ему в лицо его 30 тысяч долларов, не удалось. Тем временем, главредом «ДВВ» Артуш Рамаисович назначил новенькую даму — Наталью Селину. Витька и ее пригласил на отвальную и даже дал ей слово — так сказать, напутственный тост.
— Мне очень лестно принимать бразды правления такой замечательной газеты… — начала было Наталья Селина, подняв рюмку водки в честь отбытия ее предшественника, но тут в ньюсрум вошел Папа Артуш.
— Витя, ти меня прости, дорогой! — громогласно объявил владелец не заводов, не пароходов, но вполне себе газет. — Я быль неправ! Оставайся с нами. Не надо продавать квартиру. Я тебе прощаю весь твой долг, только не увольняйся! Я тебе сохраню твою зарплату, только пиши свои статьи!
— А как же… — начала было Наталья Селина.
— Я главредом уже не буду, Наташ, не волнуйся! — успокоил ее Витька оправившись от неожиданной широты жеста босса. — Но, если Артуш Рамаисович не шутит, то я конечно же останусь. Все-таки «ДВВ» — это моя любовь. С любимыми не расстаются без особой необходимости. Я готов работать журналистом. Но по зарплате мы условились.
В итоге Булавинцев стал специальным корреспондентом «МКВ» и «ДВВ», пишущим на наиболее острые темы. Примерно, как Колесников в «Комерсанте»: пишет мало, но метко и всегда блестяще. У него, конечно, уже не было его грозного архива весом 12 килограммов отборного компромата, но были грандиозные связи в ментовском, прокурорском и криминальном мире Владивостока, которые не купишь ни за 100 долларов кг, ни за тысячу, ни за миллион. Хотя, наверное, за миллион купишь. Если не сами связи, то пару редакций с журналистами, у которых эти связи есть.
Между тем, тихо и без помпы в Москву уехал Андрей Ивлев. Его пригласили спецкором в головную редакцию «Комсомольской правды». Он снял квартиру в Люберцах и стал ездить на работу в электричке. Через полгода в дом на Пологой улице Владивостока принеслась недобрая весть: Андрей умер от прободения язвы желудка. Он работал весь день в редакции, питаясь всухомятку, как это водится у журналистов, потом промерз в электричке, приехал домой, залез в ванну греться, и там у него открылась старая язва. Он был язвительным журналистом, не щадил никого из политиков Приморского края, но умирал он в жесточайших муках, не в силах даже вызвать скорую: лежа в горячей воде ванны, он орал в голос, и лишь через 4 часа его ора соседи вызвали милицию, которая, приехав, вызвала скорую. И же та, приехав, зафиксировала смерть.
Оглушенный этой новостью, Павлик бежал в магазин за водкой и закуской. Кивнув бомжу Василию, с которым он уже много месяцев здоровался (хоть и не за руку, но бомж не обижался), он вбежал в гастроном, купил «Русской водки» производства «Уссурийского бальзама», колбасы и сыра, холодца и соленых огурчиков — и принес все это в редакцию, где плачущие женщины Ира Ангарская и Лада Лыбина накрыли поминальный стол. Папа Артуш сказал армянский тост, каждый вспомнил что-то хорошее, что осталось у него в душе от Андрея Ивлева. Павлик вспомнил, как Андрей отправил его на первое задание в лес за кафе «Арарат», и Папа Артуш
