Прованс от A до Z - Питер Мейл

Gibier d’Été

Летняя дичь

Хорошо помню, когда я услышал это определение впервые. Однажды в июле, еще до полудня, я сидел на террасе деревенского кафе, с умным видом наблюдая сквозь колеблющийся поток раскаленного воздуха за булыжной мостовой. Мимо кафе проследовала небольшая группа туристов. Аккуратные господа в ярких летних одеяниях, еще розовые, не загоревшие, в модно непрозрачных солнечных очках.

Официант, поставив передо мной кофе, взглянул на проходивших и усмехнулся:

«Voilà! Le gibier d’été».

Много у туристов кличек, отнюдь не все они лестного характера, но сравнение с летней дичью я услышал тогда впервые и сразу над ним задумался. Действительно, определенного сходства нельзя не заметить. Туристы, как и мигрирующие животные, передвигаются группами, перелеты их подчиняются смене сезонов, если с ними обойтись невежливо, они перестанут прилетать, сменят гнездовье. И места кормежки у них присмотрены определенные. Только вот никакую перелетную птицу не смог я представить в столь ошеломляющих количествах.

В 2003 году, последнем, для которого существует детально обработанная статистика, три департамента Прованса посетили около шестнадцати миллионов туристов. Из них два миллиона шестьсот тысяч пришлось на От-Прованс, четыре миллиона четыреста тысяч на Воклюз и восемь миллионов восемьсот тысяч на Буш-дю-Рон. Хотя некоторые прибывали в Пасху и на Рождество, но главный наплыв выпал, разумеется, на лето.

Кого-то эти цифры ужаснут. Среди путешествующих силен снобизм, и многие наши знакомые оскорбятся, если их назовут туристами. Они считают себя легкими на подъем гражданами планеты, цивилизованными, высокоразвитыми, хорошо ориентирующимися в обстановке, просвещенными, украшающими своим присутствием любую страну, любую местность. Туристы — все остальные, те, кто устраивает пробки на шоссе, опустошает полки булочных, забивает рестораны, засоряет природу, превращает порядок в хаос.

Прованс не разделяет туристов на категории. Приезжие из разных стран принимаются с одинаковым радушием и не только потому, что они тратят здесь деньги. Большинство провансальцев гордятся своей родиной, им нравится, что она притягивает внимание людей разных стран. Как гостеприимные хозяева, они рады помочь гостям получить хорошее впечатление от летнего отдыха.

Но шестнадцать миллионов приезжих каждый год! Как они здесь размещаются? Не могу не отметить, что в июле и августе обстановка осложняется. Наиболее известные деревни Люберона, Горд, Боньё, Менерб, Руссильон, забиты «летними ласточками», как здесь называют многочисленных англичан, американцев, немцев, шведов, голландцев. Еженедельные рынки, особенно в Апте и Лурмарене, настолько переполнены посетителями, что в давке рискуешь сунуть свежекупленный сыр в чужую корзину. В кафе не хватает розового. Свободное место на стоянке ищешь как иголку в стоге сена.

Но даже к этому можно приспособиться. Вставай пораньше, до десяти часов, — и выполнишь все свои дела. Или отправляйся в холмы. Двадцать минут от любого городка или деревни — и ты один на дороге, перед тобой открывается прекрасный пейзаж, никаких следов массового туризма, никаких кондоминиумов, никаких отелей на триста номеров. Даже в июле и августе обширные пространства Прованса пустынны. Вокруг тишина, ставшая столь редкой в современном мире, чистый воздух. А летние миллионы кажутся столь далекими.

H

Hannibal

Ганнибал

Один из древнейших туристов, и уж скорее всего первый, прибывший со своими слонами, Ганнибал, к сожалению, не удосужился оставить нам своих впечатлений о Провансе. Учебники истории сообщают, что он перешел Пиренеи с шестьюдесятью тысячами пехотинцев, девятью тысячами кавалерии и тридцатью семью слонами. Говорится также, что он следовал береговой линии, но затем свернул к северу, на Авиньон. Естественно также, что, прежде чем устроить панику среди римлян, ему пришлось пересечь Альпы. Но где именно он форсировал Рону? Где он свернул на восток к Италии? Какой альпийский перевал использовал? Уже больше двух тысяч лет тянутся споры историков, начатые Ливием и Полибием, больше двух тысячелетий исследователи гадают, аргументируют, ищут следы Ганнибала. Но никто не подвергает сомнению то, что Ганнибал со своими слонами непременно должен был пройти через Прованс.

Пытаясь уточнить маршрут Ганнибала, я почти ничего не обнаружил в источниках. Историков больше интересовало, в каком месте он перешел Альпы, и этот переход описывается весьма эмоционально, с упоминанием засад, из которых выскакивали местные жители, метали в воинов Ганнибала камни, сваливали сверху целые скалы. В сравнении с этим описанием упоминание Ливия о проходе через Прованс кажется особенно пресным, бесцветным: «Ганнибал прошел к Альпам по незаселенной равнинной местности, вступил в предгорья без какого-либо сопротивления со стороны местных племен». Только и всего.

Незаселенных равнин в Провансе и сегодня достаточно, а во времена Ганнибала их было куда больше. Где искать следы Ганнибала? Наиболее многообещающей мне казалась крохотная деревушка Монфасон недалеко от Шатонеф-дю-Пап. Там имеется местность, называемая Pas d’Hannibal — След Ганнибала. Очевидно, напоминание о том, что великий воин в этом месте перешел через Рону, решил я и в порыве воодушевления поделился открытием с мсье Фаригулем.

Лучше бы мне держать язык за зубами.

Я неоднократно сталкивался с мсье Фаригулем в высоконаучных дискуссиях, и еще не было случая, когда бы он со мной согласился. Свое мнение (единственно верное, разумеется) он преподносит с такой уверенностью, с таким обилием доказательств, что я в конце концов начинаю верить в его правоту (чаще всего ошибочно). Этот разговор протекал по привычному шаблону. Фаригуль согласился, что Ганнибал не мог не пересечь Рону, но при чем тут Монфасон? Мой ложный вывод противоречит соответствующей теории истине, установленной мсье Фаригулем и заключающейся в том, что Ганнибал сделал крюк в Люберон. К большому удовлетворению мсье Фаригуля, мало кто из историков допускал такую возможность. Ни Ливий не заметил, ни тем более Полибий. Еще бы! Здесь понадобился исследователь с тонким знанием местных особенностей и чутьем прирожденного детектива, способный сложить два и два и получить пять (мои слова, не его).

Фаригуль преподнес мне свою теорию полностью, во всех деталях, с многочисленными вариациями, ответвлениями и дополнениями, со множеством нелестных замечаний в адрес историков прошлого и современных. Попробую передать сказанное им в сжатом виде.

Ганнибал заблудился. Неудивительно: места незнакомые, до изобретения компаса чуть ли не полторы тысячи лет. Он переправился через Рону и бродил южнее Авиньона, высматривая что-нибудь, напоминающее Альпы. Однажды ясным утром он завидел вдали какие-то горушки, какой-то хребет, вроде и не Альпы, но все же что-то похожее. Поразмыслив, он решил, что это, вероятнее всего, предгорья Альп, и до Италии рукой подать. Воскликнув: «Вперед, на Рим!» — и собрав вокруг себя всех своих слонов, он двинулся в направлении горной гряды, а когда стемнело, приказал разбить лагерь у деревушки Лиу.

Я в этой деревне бывал не раз. Приятная деревенька, игрушечная, миниатюрная, обитателей никак не более двух сотен человек. Но ни разу я не заметил там ничего, что бы напоминало о Ганнибале. Ни рю Ганнибал, ни площади Ганнибала, ни его статуи, ни музея или еще какого-нибудь мемориала знаменитого посетителя. Обо всем этом я и поведал Фаригулю, постаравшемуся получше скрыть глубочайшее презрение к моему невежеству. Он вздохнул и кротко спросил меня, видел ли я герб деревни. Синего слона на гербе. Как должно было известно даже мне, слоны в Провансе никогда не водились. Откуда еще мог угодить на герб Лиу слон, как не из армии Ганнибала?

Вы скажете, что доказательство мсье Фаригуля притянуто за уши, и я с вами соглашусь. Но вам повезло, вы с Фаригулем не общались. Кроме того, никуда не денешься, слон действительно присутствует на гербе Лиу. Почему — никому не известно. Кроме, конечно, Фаригуля.

Herbes de Provence

Травы Прованса

В Британии «h» произносится, в Штатах его глотают, что служит для британцев основанием для иронических замечаний относительно особенностей заокеанского произношения. Собственно, и британцы вспомнили об этой букве и озвучили ее лишь в XIX столетии. Может быть, чтобы отличиться от лондонских кокни, тоже не имевших привычки утруждать горло произнесением своих «эйчей». Американцы же по-прежнему упорствуют в произнесении à la française — на французский манер.

Но как ни произноси, a herbes de Provence останутся бесподобными, знаменитыми, уникальными. Они вызывают в воображении солнечные склоны, простую вкусную еду на свежем ветерке. Они прекрасно переносят дальнюю дорогу, не портятся, их не обязательно употреблять — и не обязательно внутрь — в свежем виде. Месяцы и годы они сохраняют свои ароматы и свойства. Отсюда их популярность среди владельцев épiceries, бакалейных лавок, кулинарных заведений всякого рода, а также сувенирных лотков. Они встречались мне в аэропортах и на бензозаправках, в ангарах супермаркетов и в гастрономических бутиках «Фошона», их продают в стеклянных пузырьках, в крошечных керамических горшочках, двухслойных бумажно-полиэтиленовых пакетиках, в полотняных мешочках. Иногда содержимое их превращается в пыль в результате воздействия времени и транспортировки, теряя всякое сходство с исходным продуктом. Следует признать, что весьма часто этого сходства не существовало вовсе, мешочки набивают совсем не тем, за что их содержимое выдают.