Испытание властью. Повесть и рассказы - Виктор Семенович Коробейников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выбежав из конторы, я вдруг увидел Пахомыча. Он был одет по-праздничному – в темный шевиотовый костюм, брюки заправлены в кирзовые сапоги, на голове новая кепка.
Взглянув на меня, и, сделав безразличное лицо, он спросил:
– Все уж, поехал?
– Поехал, Пахомыч, поехал. Скоро поезд подойдет.
– Что пешком-то. Давай садись. Лошадь вон с кошевой у коновязи.
– Некогда. Я через огороды напрямую, а то опоздаю.
Он растерялся, весь поник и замер, видимо, не находя, что сказать Потом вдруг встрепенулся:
– Слушай, старуха на дорогу тут шанег мне напихала, а я и забыл про них. Не обратно же везти. Сейчас принесу.
Схватив в кошевке сверток, он, подавая его мне, заговорил, как-то немного виновато и смущенно.
– Тут насчет тракторов-то. Их ведь вперед нас привезли. И не знаю, откуда совсем. А в деревне мне же и рассказывают, что, мол, Сталин их направил. Я им толкую, как было дело, что и не видел его, а они свое. Куда не появлюсь: «Расскажи, как у Сталина был?» И ждут! Рассказывать начну, а они поправляют: «Ты не скрывай, все равно мы уж знаем все».
Так и повелось потом... А я тогда по глазам понял, что не веришь ты. Надо бы удивляться, а ты смотришь жалостливо. А ты уж никому не говори об этом и не обижайся».
– Ладно, ладно. Я же понимаю.
Пахомыч облегченно вздохнул, потоптался на месте, словно не зная, куда себя деть. А когда я поднял чемоданчик, собираясь перемахнуть через забор огорода, он вдруг схватил меня обеими руками за локоть и, совсем заволновавшись, запричитал:
– Парни говорят, мол, скажи ему – выучится, пусть к нам едет. К душе ты пришелся. Себя не жалеешь – везде с нами.
Вон – все сапоги и куртку всю в поле ухряпал. Приезжай!
Сердце мое сжалось, к горлу подступил комок. Я обнял Пахомыча правой рукой за плечи. Он готов был заплакать.
Повернувшись, я быстро пошел, не оглядываясь и через несколько минут был уже в вагоне. Поезд, суетливо стуча колесами, уносил меня к новым событиям и встречам, мимо станционной платформы, где одиноко стоял добрый Пахомыч – невольный герой деревенской легенды.
Хай живе радяньска Украина
* * *Мы вступали в самостоятельную жизнь в первые послевоенные годы. Как никакое другое поколение мы вынуждены были познавать действительность во всех ее проявлениях методом личных проб и ошибок. Прежде всего, это касается выходцев из разоренной, но сохранившей свои традиционные моральные устои послевоенной деревни.
Тяга к знаниям, желание активно участвовать в развитии страны, стремление к привлекающей неизвестности уводили этих молодых людей в незнакомые города, навстречу новой неведомой жизни.
Об одном из таких парней я и хочу вам рассказать. Сегодня мы можем осуждать или смеяться по поводу его поступков, но так было в действительности, и я не намерен менять что-либо в угоду морали или законности.
Тем более, что нынче эти понятия до того осквернены, что опираться на них практически невозможно. Пусть читатель сам оценит все, исходя из своих убеждений, жизненного опыта, с учетом необычных обстоятельств, в которых находился мой друг. А, впрочем, оценки, наверное, и не нужны. Лучше рассматривать этот рассказ как честную иллюстрацию к нашей далекой, трудной и дерзкой юности.
Я вернулся из города после сдачи вступительных экзаменов и в тот же день вечером пришел в клуб. Здесь собиралась вся сельская молодежь. Танцевали под баян, рассказывали новости. Я на этот раз стоял в стороне. Правильно говорят, что на свете нет более взрослых людей, чем студент первого курса. Вот и я в тот момент чувствовал себя ужасно солидным. Ко мне подошел Колька Логинов, тоже поступивший в один из уральских вузов. Обычно непоседливый и смешливый, он в тот вечер был задумчив и молчалив.
– Ты что, Коля, такой постный? Заботишься о судьбах человечества?
– Да-а. Тут задумаешься... Слушай, пойдем пошляемся.
Мы вышли в сад и в дальнем углу его уселись на расположенную в кустах скамейку. Сгущались сумерки. Колька вздохнул и, не глядя на меня, сказал:
– Залетел я в одну историю. Еле выпутался. Даже не знаю, как и рассказать тебе.
Я встревожено смотрел на него, ожидая разъяснения. И Колька начал говорить.
Приехал я в город рано утром. Из поезда выхожу на площадь народу полно. Где этот институт? Куда ехать? Не знаю. Смотрю, автобусы стоят и на них названия институтов написаны. Побежал туда. Нашел свой – нас всех в санпропускник на этом же автобусе. Пока одежду в камере прожаривали, мы ополоснулись немного. В общем, к вечеру только устроились в общежитие. Ты понимаешь, надо к экзаменам готовиться, а я не могу никак. Где ни сяду – везде отвлекаюсь. То в коридоре топают и хохочут, то футболисты за окном орут, то трамвай гремит. Пошел в библиотеку – еще хуже. Только задумаюсь, а за спиной шепчутся, потом «хи-хи» да «ха-ха». То книгу листают, то спорят.
Время идет, а я прямо не знаю, куда деваться. Наконец, нашел место – залез в крапиву за складом. Вытоптал там себе площадку и – на целый день. Беру с собой батон хлеба, колбасы и занимаюсь до вечера.
Вот наступил первый экзамен. Я всю ночь не спал. Пришел в институт и хожу около дверей, не могу успокоиться. Неужели опозорюсь? Один абитуриент – постарше всех – видать, фронт прошел, смотрит на меня и хохочет:
– Что трясешься? Не трусь! Дрожать дрожи, а форс держи!
Послушал его, голову задрал и попер прямо в кабинет. Представь себе, сдал на четверку. И такая во мне уверенность появилась, даже сам удивляюсь. Вылетел на улицу, как на крыльях.