Дамасские хроники крестоносцев - Гамильтон Гибб

Год 520 от хиджры

(27 января 1126 г. – 16 января 1127 г.).

В этом году пришло сообщение из Мосула об убийстве эмира Сайф аль-Дин Ак-Сонкора аль-Бурзуки, правителя города, в кафедральной мечети, совершенном руками батинитов в месяце зу-л-каада этого года (начался 18 ноября).[140] Этот эмир (да будет милостив к нему Аллах) был правилен в своем поведении и действиях, имел веселый нрав, любил справедливость и добрые дела, соблюдал религиозные обряды, вынашивал благородные цели, любил хороших людей и хорошие поступки и покровительствовал людям знаний и религии. Народ печалился и сожалел о такой трагической утрате, и, когда атабек Захир аль-Дин узнал об этом, эта новость обеспокоила и опечалила его.

Трон аль-Бурзуки унаследовал его сын, эмир Масуд, известный благородством и чистотой характера, славившийся храбростью и силой.[141] Приближенные офицеры, визирь и секретари его отца остались на службе, а он продолжил похвальное поведение своего отца, стремясь к тем же целям. Таким образом, его власть прочно установилась, и его дела были в полном порядке.

В этом году атабек Захир аль-Дин отправился маршем в Тадмур (Пальмира) и оставался там, пока не вернул себе город из рук тех, кто правил им и кто убил прошлого правителя, сына брата Захир аль-Дина. Город был захвачен во вторник, на 12-й день второго месяца раби (6 мая), и было решено отдать его в качестве апанажа эмиру Шихаб аль-Дин Махмуду, сыну Тадж аль-Мулюка Бури, сыну атабека Захир аль-Дина. Правление было передано ему, и он вступил во власть в сопровождении некоторых доверенных офицеров (Захир аль-Дина), которым было поручено охранять его самого и город.

В этом же году, когда Захир аль-Дин вернулся из Алеппо, у него появились первые признаки болезни. Он вернулся в Дамаск в месяце шаабан (начался 22 августа), и в тот же месяц Амин аль-Даула, правитель Басры, прибыл к нему из Египта с ответом на его письмо, которое он посылал ранее. Вместе с ним прибыл эмир аль-Мунтади бен Мусафир аль-Ганави, посол аль-Амира, правителя Египта, который привез восхитительные почетные одежды и драгоценные дары Египта.

В этом году также положение Бахрама, проповедника батинии, стало настолько прочным, что с этим фактором уже приходилось считаться как в Алеппо, так и в Сирии. Он жил скрываясь, в строжайшей тайне, постоянно менял обличье и поэтому переходил из города в город, из крепости в крепость, никем не узнанный, пока не объявился в Дамаске по договору, который Наджм аль-Дин иль-Гази, сын Ортука, заключил с эмиром атабеком Захир аль-Дином, и с письмом, содержавшим его высокие рекомендации. В качестве меры предосторожности от угрозы, которую представлял он сам и его организация, он был принят с почестями, к нему было проявлено всяческое внимание и обеспечена защита после пережитых им многих превратностей судьбы. Он переходил от места к месту, обретая последователей среди невежественной и глупой толпы, темных крестьян, людей, лишенных уважения к образованию и религии, которые искали в нем и его секте лишь средство защиты для себя и отмщения другим. Он нашел союзника в лице визиря Абу Али Тахир бен Сайд аль-Маздакани, который хоть и не разделял его помыслов, но помогал ему распространять его злобные идеи и проповедовать его тайные цели. Когда его организация так открыто и широко распространилась, а визирь Захир аль-Дина согласился стать его сообщником и помогать ему в его делах, он потребовал от атабека Захир аль-Дина замок, в котором он мог бы найти убежище, и крепость, в которой мог бы обороняться. Тогда Захир аль-Дин выделил ему приграничный форт Банияс в месяце зу-л-каада 520 года (ноябрь – декабрь 1126 г.), и, когда он устроился там, к нему присоединилась толпа прислужников, полоумных, крестьян, всякого сброда и злодеев, которых он соблазнял своим враньем и ложными претензиями и привлекал на свою сторону интригами и обманом. Такое публичное становление их дела[142] вызвало в народе смятение и ужас. Образованные, благочестивые и религиозные люди, люди сунны и традиций отцов, настоящие верующие, сторонники честной и мирной жизни, были весьма опечалены, но никто из них не отваживался произнести хоть слово против этих людей или пожаловаться на кого-нибудь из них, чтобы не навлечь на себя их злобу и отвести от себя всяческие напасти, поскольку они убивали всех, кто был против них, и поддерживали тех, кто оказывал им помощь в их нечестивых делах. Поэтому ни султан, ни визирь не осуждали их, и ни один военачальник или эмир не пытался остановить их зло.

В этом же году франки подошли к Рафании и после осады отбили город у мусульман.

Год 521 от хиджры

(17 января 1127 г. – 5 января 1128 г.).

Ранее уже рассказывалось о мученической смерти эмира Сайф аль-Дин Ак-Сонкора аль-Бурзуки, правителя Мосула, в городской мечети от рук батинитов и унаследовании трона его сыном, эмиром Масудом. Когда его власть прочно установилась и силы стали значительными, он стал высокомерен и, подстегиваемый нетерпеливостью своей молодости, задумал вступить на тропу войны против городов Сирии, захватить мусульманские крепости и посвятить себя священной войне против банд франков, заслужив своей решительностью, прямотой и отвагой славу в священной войне. Сообщения о его деятельности дошли до атабека Захир аль-Дина, вместе с рассказами о зависти князя по отношению к нему самому и к завоеванным им уважению и репутации, вместе с информацией о его намерении собрать и вооружить войско для нападения на провинции Сирии, чтобы предать их разрушению и опустошению. Атабек Захир аль-Дин, узнав о таких намерениях, которые не могли принадлежать ни одному здравомыслящему человеку, не могли возникнуть в голове ни у одного рассудительного и разумного человека, решил подготовиться и отправиться против него со своим аскаром, чтобы разрушить его планы, истребив его войско. Однако всего лишь через несколько дней кувшин молодости Масуда разбился, и приговор судьбы снизошел на него в пригороде Аль-Рахбы в виде приступа серьезной болезни, унесшей его к предрешенному концу, которого невозможно избежать и от которого нет спасения. Таким образом, его сабля осталась в ножнах, его советники и армия остались без вождя, его сторонники покорились судьбе, а его приближенные и доверенные офицеры оставили его. В то же время закончил свою жизнь и его визирь, советник и партнер по безрассудству, по причине тяжелой болезни, которая неожиданно охватила его и перенесла его в силки смерти. Ряд главных рабов-тюрков его отца сбежали вместе со знаменами, которые он приказал изготовить для своих целей, сделанными с большим умением и в соответствии с его указаниями и выбором, и принесли их атабеку Захир аль-Дину, чтобы сдать их ему и таким образом заслужить его благосклонность. Он милостиво принял их и выказал им исключительный почет и уважение, взял к себе на службу и включил в число своих доверенных офицеров и личных соратников, наградив их за их приверженность высоким жалованьем.

В месяце шаабан этого года (12 августа – 9 сентября 1127 г.) Балдуин, король франков, правитель Иерусалима, отправился со своей армией в Вади-Муса (Петра) и, ограбив, захватив в плен и разогнав местных жителей, отступил. Во второй месяц джумаада (15 мая – 13 июня) этого года пришло сообщение о том, что эмир Хутлуг Абах аль-Султани, назначенный правителем города Алеппо, занял цитадель города с помощью группы секретных агентов, которых специально отобрал для этой цели. Но все это продолжалось лишь короткое время, пока его дела не разладились и он не поссорился с городским ополчением Алеппо, которое осаждало его в цитадели, пока в город не пришел аскар эмира атабека Имад аль-Дина (Зенги). Тогда Хутлуг Абах сдал Имад аль-Дину цитадель и был взят под стражу, пока по требованию (его врагов) тот не разрешил ослепить его, что и было сделано.

Год 522 от хиджры[143]

(6 января – 24 декабря 1128 г.)

В этом году болезнь атабека Захир аль-Дина усилилась и преследовала его, пока не высосала из него силы и не ослабила его тело, поставив на грань того события, которое ничто не может отодвинуть или отменить. Тогда он призвал своего сына, эмира Тадж аль-Мулюка, вместе с эмирами своего княжества, приближенными офицерами, доверительными советниками и военачальниками, и объявил им, что чувствует приближение конца отпущенного ему срока. «Мне мало осталось (продолжал он), так выслушайте мое высокое повеление в отношении предстоящих действий и поведения правительства после моей смерти и выполнения моих указаний в будущем. Мой сын Тадж аль-Мулюк Бури, мой старший сын, подготовлен занять мое место после меня, чтобы восполнить эту потерю. Я не сомневаюсь в правильности его поведения, в его стремлении поступать наилучшим образом, в его любви (к справедливости), в том, что он продолжит мое дело и сохранит эмиров и войска, будет, следуя моему примеру, справедливым к знати и подданным. Если он прислушается к моему завещанию и пойдет по пути расширения справедливости и хорошего отношения ко всем, развеет таким своим хорошим поведением все причины беспокойства и страха людей, то оправдает надежды, возлагаемые на него, а также на его праведность и хорошее поведение. Если же он свернет со своего пути, отойдет от праведности, которую ожидают от него тайно или открыто, то он сам сделает вас свидетелями обвинения, и в случае такого поворота событий вы сами вынесете ему приговор». И тогда Бури сказал: «Конечно же я честно исполню [ваше завещание], сделаю так, как вы повелеваете, и никогда не нарушу нравственные устои» – и подтвердил свою клятву отцу с таким воодушевлением, что Захир аль-Дин поверил в его искренность и удовлетворился этим. После этого милостивый Аллах призвал его во второй половине дня в субботу, 8-й день месяца сафара этого года (11 февраля), и глаза и сердца всех людей наполнились скорбью о нем, люди вспоминали о его благородных деяниях и воздавали хвалу его правлению. Его сын, Тадж аль-Мулюк Бури, получил от него власть, справедливо относился к своим приверженцам, подданным и к армии.