Досье Сарагоса - Пьер де Вильмаре

Абакумов всего один год приобретал опыт в этой организации, вначале неболь-шой, когда его начальник, находившийся в командировке в Киеве, лишился ног при бомбежке и кончил жизнь самоубийством. Абакумов, уже пользовавшийся к тому времени уважением Сталина, стал его преемником. До 1951 года он был одним из наиболее значительных фигур Кремля. Между тем, до сегодняшнего дня (2002) не была написана ни одна его биография, потому что она, несомненно, породила бы много проблем не только в СССР, но даже в России в наши дни, настолько этот человек был впутан в интриги, одним из «героев» которых был как раз Генрих Мюллер.

В любом случае, в деле «Макса» именно Абакумов дергал за ниточки, и Энтони Блант — тот самый один из пяти важнейших советских шпионов в Великобрита-нии наряду с Кимом Филби — пролил на это свет. Когда его допрашивали в 1956 году (следовательно, намного раньше, чем Лондон официально признал его из-мену), Блант рассказал, что в одной партии документов, которую он передавал советской разведке, были как раз результаты радиоперехвата, среди которых и радиограммы, которыми обменивались «Макс» и Москва. И вот, когда он об этом сообщил своему «куратору» из советской разведки, его собеседник улыб-нулся: «Макс» был одним из «наших»!

Один из наших! На самом деле он часто получал из Москвы, которая поддержи-вала этим способом доверие к его информации, точные сведения, составленные Абакумовым. Таким образом, те или иные части действительно были брошены против немцев в определенном месте. Предупрежденные «Максом», немцы без труда устраивали им там мясорубку…

Невероятно, что Мюллер ни мгновения не беспокоился о «Максе». Никто из высших офицеров Абвера, которые окружали Канариса и выжили на войне, ни-когда не слышал, чтобы Мюллер хоть раз высказывал свое мнение о нем, в то время как эта проблема терзала немецкие разведывательные службы. Иногда приводили пример сомнительной информации, поступившей от «Макса», но в другой раз его сведения правильно освещали положение, или позволяли избе-жать опасности. Мюллер иногда молчал, иногда шептал, что он этим занимает-ся, и больше ничего.

На другом конце этого канала был генерал Абакумов, чья фигура еще не раз появится в этой истории с 1943 по 1951 год. Истории, где надо следовать за хронологией, так как в каждом ее эпизоде появляется Мюллер.

8.4. Зондеркоманда против «Красного оркестра»

Что же за люди собрались в этой специальной команде, которые, начиная с се-редины августа 1942 года, но главным образом в 1943 году и позднее являются единственными специалистами, получившими приказ бороться с советскими агентурными сетями в оккупированной Европе?

Они приходят из четырех главных отделов Гестапо. Всего их двадцать пять че-ловек, и все они отобраны Мюллером. Двое отныне находятся в Париже, и трое помогают Мюллеру в Берлине. Хорст Копков — с самого начала один из наибо-лее активных. Выходец из уголовной полиции, вступивший в партию в 1931 го-ду, а в СС и в Гестапо в 1934 году, Копков это главный следователь, которому помогает еще один профессиональный полицейский без какой-либо идеологии, который разделяет точку зрения Гестапо-Мюллера, что он мог бы служить лю-бому режиму, так как он профессионально делает свою работу.

Этого помощника зовут Йоханн Штрюбинг. Ему 36 лет, и он знает Копкова с 1937 года. Оба действуют с грозной эффективностью, с тех пор как в конце ав-густа 1942 года они ухватились за дюжину нитей, ведущих в некоторые мини-стерства Рейха. Тем не менее, именно благодаря Абверу они взяли с поличным одного из наиболее важных информаторов «Оркестра» в министерстве авиации.

(Харро Шульце-Бойзена. — прим. перев.)

Рядом с Копковым также Фридрих Панцингер, выходец из Мюнхена, как и Мюл-лер. Он был коллегой последнего с 1919 года, и поднимался вслед за ним по карьерной лестнице в баварской полиции. Как только Мюллер оказался у Гей-дриха, он привел в Берлин и Панцингера. Начиная с 1937 года, он стал одним из наиболее надежных сотрудников Мюллера.

В 1943 году он является тенью главы Гестапо во всех расследованиях рядом с комиссаром уголовной полиции Карлом Гирингом, который умрет от рака зимой 1943 года.

Третий человек команды, это Хайнц Паннвиц, родившийся в 1911 году, капитан (хауптштурмфюрер) СС. Он помогал в Праге Гейдриху до убийства последнего. Именно он, вместе с Мюллером, организовал уничтожение виновных в этом по-кушении и, практически сразу же, — безжалостные репрессии во всей стране. Тем не менее, Паннвиц это тот самый человек, который — если поверить его за-явлениям еженедельному журналу «Дер Шпигель» в 1968 году — отстаивал свое мнение, что Гестапо «должно было покончить с пытками и жестоким обращени-ем, которые, в конечном счете, оборачивались лишь тем, что порождали новых противников, и что лучше стоило бы играть с теми, кто арестован». Мюллер, по его словам, после этого посмотрел прямо в глаза своему собеседнику, не говоря ни слова. Но, в следующем, 1943, году, после допросов, которые не привели ни к какому признанию, он якобы сказал ему: «В конце концов, сделайте то, что вы мне предложили в прошлом году. Разыгрывайте карты, которые вам кажутся хорошими. Здесь, в рутине наших служб, мы ничего не добьемся!»

Типичная двусмысленность Мюллера. Провести игру с пленниками зондерко-манды. Но к чему должна была эта игра привести?

Осенью 1942 года Гитлер все еще был в гневе. Когда ему сообщили о первой волне арестов, он формально приказал Мюллеру «покончить с этим до конца года». Теперь было уже лето 1943 года, и то, что Гитлер принял за маленькую измену, не прекращало расширяться.

В Абвере иронизировали. В своем докладе Гиммлеру и Гитлеру, датированном 24 сентября 1942 года, Мюллер уверял, что в настоящее время «Красный ор-кестр» «абсолютно разгромлен». Но доклад Абвера от 24 марта 1943 года при-вел намного больше данных, чем предыдущие обзоры руководителя Гестапо. Очень странно, но Гестапо-Мюллер тут же снова набросился на молодого про-курора Манфреда Рёдера: с этим пора заканчивать. Из 117 текущих дел, 76 бы-ли завершены для судебного производства. Чего он, мол, еще ждет, чтобы начать процессы?106

При подробном исследовании того, что последовало из этих дел, то есть, из то-го, кого осудили и казнили, или же, после неприметного вмешательства Мюллера, пощадили, складывается однозначное впечатление, что кто-то каким-то об-разом на расстоянии управлял удивительной сортировкой. Жертвоприношение того или иного агента навсегда ложилось тяжелым бременем на советский ап-парат в Германии, в Бельгии, в Нидерландах, во Франции, и т. д., однако, не было ли у «Центра» своих причин посылать на расстрел некоторых из своих преданных агентов, чтобы этим спасти других? Других, которых мы после 1945 года обнаружим, из расчета одного из трех, если говорить только о сети Треп-пера, в Восточной Германии, да еще и почти сразу же на первостепенных должностях!

Возвратимся к этому аспекту проблемы. В 1943 году самое важное состоит в том, чтобы хорошо уяснить себе, что технически Берлин не мог бы вести свою большую радиоигру только лишь с одними работающими под его контролем радистами — т. н. «пианистами». Ему нужно было держать при себе достаточно ин-форматоров, чтобы надлежащим образом отвечать на вопросы Москвы, которая часто требует новых сведений от X или Y, и которая может с их помощью полу-чить определенные данные о людях, а также тактические и стратегические по-дробности.

ОКВ (Верховное главнокомандование немецкого Вермахта) беспрерывно жало-валось, что Борман и Мюллер присвоили себе право копаться в его документах, чтобы с их помощью заставить Москву поверить в то, что ее сети продолжают функционировать, даже понеся потери. Идентичные жалобы поступают и от Ка-нариса. Вообще-то, это Абвер был создан для проведения такого рода опера-ций, но зондеркоманда, располагая поручительством Гиммлера и приказами Гитлера, могла по своей прихоти распоряжаться сведениями и связями Канари-са. Риббентроп в министерстве иностранных дел, со своей стороны, злился отто-го, что не принимал участие в «Большой игре», и что сведениями из документов его министерства пользовались без его разрешения.

В своих воспоминаниях (пусть даже «отредактированных» в соответствии с его вкусом и со вкусом его бывших хозяев в Москве), Леопольд Треппер уточнял: «Начиная с лета 1943 года, никто иной, как сам Мартин Борман вплотную заин-тересовался этим делом. Он не только создал группу экспертов, готовящих ма-териалы, нужные для «Большой игры», но и самолично пишет и редактирует донесения для Москвы».

У Канариса ходили слухи, что на самом деле Борман и Мюллер под предлогом дезинформации вели игру в согласии с Москвой. Тем более что после поражения под Сталинградом среди высокопоставленных фигур Берлина, если не счи-тать тех, кого фанатизм лишил слуха и зрения, уже мало кто верил, что Герма-ния еще может выиграть войну.