Из бездны - Герман Михайлович Шендеров

А Колька не стал дожидаться, пока тот досчитает, – сразу уснул. Да смачно так, с храпом – ему Зинка до того чекушку подсуропила, а то он нипочем идти не хотел. Гипнотизер вокруг танцует, аки девица, а Колька знай себе храпака задает да пузыри пускает. Не проснулся он ни по команде, ни после пощечины – пришлось водой в лицо брызгать. А все ж тыщонку гипнотизер не вернул, сказал:

– Он же уснул, а значит, был подвержен воздействию гипноза. Вы погодите, он, может, теперь и не запьет.

Куда там! Пришел Колька домой, уселся на софу – в продавленную ямку, – включил телевизор, достал припрятанную поллитрушку, и понеслась душа в рай.

Плакала Зинка по ночам, слушая заливистый Колькин храп и оглядывая его широкую спину. Проводила руками по грудям – уж пообвисшим, по складкам на животе да по бедрам целлюлитным и кляла себя, дуру, и судьбу свою незавидную.

Был когда-то – лет, может, десять назад – Колька первым красавцем на районе. Служил в Чечне, вернулся высоким, широкоплечим. Цельный день мог на турнике вертеться; бабы на него штабелями вешались. А Зинка тогда встречалась с Женькой – соседом своим напротив. Тот, субтильный очкарик, все больше про романтику да про цветы болтал, за ручку с ней держался, лишнего позволить – ни-ни. Любил ее больше жизни. Хороший был мальчик, непьющий, образованный. Как мама выражалась, «с перспективами». В армию не ходил – поступил на физмат с военной кафедрой, а потом рассказывал, мол, программистом будет. Говорил:

– Ты, Зина, представь, скоро в каждом доме, в каждой конторе будет по компьютеру, а то и по несколько. А я буду для них программы писать, это сейчас самый коленкор!

Зина в компьютерах ничего не понимала и ничем таким не интересовалась, но Женьке не верила: зачем в каждом доме компьютер? В игрушки, что ль, играть? Советовала ему:

– Повзрослей, Сопленков! Пошел бы лучше ты куда-нибудь в рыбопромышленный или дорожно-транспортный!

Женька Сопленков смеялся, махал рукой – потом, мол, поймешь.

Зинка так и не поняла. И фамилию Сопленков как ни примеряла – никак она ей не нравилась. А тут как раз Колька Трифонов за ней приударять начал – то с цветами встретит, то на аттракционах кататься зовет. Местные бабоньки от зависти едва не шипели. Зинка и не стала кочевряжиться – красивый мужик ухаживает, приятно. Женька разузнал – не без добрых людей – и устроил Зинке сцену ревности прямо в подъезде. Разругались вдрызг. А Зинка ему назло начала с Колькой встречаться. Специально его домой к себе водила и долго с ключами у двери возилась – чтоб Женька к глазку подбежать успел.

Ну и довозились с ключами – пошла у Зинки задержка. Тут и свадьбу пришлось играть. Зинка первым делом Сопленкова пригласила – чтоб разглядел как следует потерянное свое счастье. На свадьбу Женька пришел бирюк бирюком с щенком в руках. Щенок мелкий-мелкий, всего щенка-то – четыре лапы, хвост да пятнышко белое на лбу. Промямлил Женька что-то невнятное про «уют в доме», сунул Зинке кутенка, на жениха не взглянул и пропал. Только наутро Зинка узнала, что, пока она под Колькой в брачную ночь Чиччолину изображала, Женька у себя в комнате люстру снял да на том крюке и повесился. Со щенком тоже некрасиво вышло – Колька дверью спьяну хлопнул и псинку зашиб, даже имени дать не успели.

Стали жить-поживать. Родители Женьки при встрече с Зинкой в ее сторону разве что не плевали, а вскоре съехали. Зинкина мать тоже свинтила на дачу, чтоб молодоженам не мешать. Стала с проводниками закрутки да наливочки передавать. С наливочек все и началось – очень к ним Колька пристрастился. Он и раньше трезвенником не был, а тут как с цепи сорвался. На завод пора, на смену, а он по коридору как дите ползает и вообще того и гляди в Ригу поедет. Раз прогул, два прогул, потом он чего-то там набедокурил в пьяном виде, и погнали Кольку с завода ссаными тряпками. А Зинке уж рожать скоро – пузо еле в двери пролазит, имя даже придумали – Машка, в честь бабки. Испугалась она: куда с таким отцом-то дитенка воспитывать? Это ладно они пока вдвоем – ты да я, да мы с тобой, а мать с дачи чуть не ежечасно звонит: когда, мол, можно приезжать внуков качать? А с таким муженьком какие внуки? Такой дитенка либо о тумбу в пьяном виде трюхнет, либо в коляске у магазина забудет. И это уж не говоря обо всяких пеленках-распашонках да кроватках детских – где на все напастись, коли папка копейки приносит, да и те – все на горькую уходят?

Вызвала Зинка Кольку на разговор: мол, так и так, как хошь – или пить бросай, или собирай свои манатки да вали на все четыре стороны. Призадумался Колька, даже бутыль в сторонку отставил, а после – забожился, мол, ни капли в рот больше. И вообще как-то внимательнее стал, то приберется, то поесть сготовит, а то временами и вовсе заботу проявлять начнет: мол, как вам, Зинаида Павловна, не дует ли, не жарко? Мож, вам угодно чего? Словом, образцовым мужем стал. Но ненадолго.

Занемогла вдруг Зинка. Температурит – сил нет, пот, слезы и крови пошли, будто никакой беременности и в помине не было. Щупает Зинка живот, а он, кажись, просел, и движений никаких не наблюдается. Испугалась Зинка, заблажила, вызвали скорую. Приехал фельдшер, осмотрел по-быстрому и говорит:

– Собирайте ее. Паспорт, полис, тапочки, халат. На экстракцию повезем.

Что такое «экстракция», Зинка не знала, но всем нутром почуяла: нехорошее что-то. И сразу так гадко потянуло в животе.

В больнице Зинку уложили на кушетку, и все такие сочувственно-деликатные – аж противно. Зинка истерику устроила, металась, бледная, страшная:

– А ну отойди, коновалы! Сейчас я вас тут всех распатроню!

А эти, в халатах, знай себе твердят:

– Антенатальная гибель плода… Срочно на экстракцию…

УЗИ, рентген, общий анализ крови – и возят Зинку, как королевишну, шагу не дают ступить. Тут она и поняла, что дела ее совсем неладны. Привезли Зинку в палату, рядом ставят столик с инструментами, а там – мама дорогая – щипцы, крючья, ножи! Еле Зинку втроем санитарки удержали, пока анестезию вкалывали. Только подействовало – сковало Зинку по рукам и ногам, будто в цемент закатали, и глаза словно в череп провалились – тьма наступила. Что там с ней врач делал, она и не в курсе была, а только когда очнулась – живота совсем нет, только нашлепка белая – повязка,