Гвардеец - Дмитрий Николаевич Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Гренадер третьей роты Степан Чижиков, — отрапортовал солдат. — Их высокоблагородие капитан Нащокин велели на первое время быть приставленным к обучению двух новобранцев, покуда рота из лагерей не вернется.
Касаткин обрадовался его появлению и отпустил нас вместе с Чижиковым, обещавшим проследить, чтобы все было как положено.
Мы вышли в коридор.
— Будем знакомы, — гренадер протянул широкую как лопата руку. — Я — Чижиков Степан, буду вашим «дядькой».
— Кем? — не понял я.
— Дядькой, — добродушно пояснил солдат. — Впрочем, откуда вам немцам знать. Так зовется старослужащий, который за молодыми присматривает.
Понятно, что-то вроде нашего «дедушки», только имеющего вполне официальный статус.
— Давайте-ка мы сначала навестим квартирмейстера, чтобы он вас на жительство определил, а то уйдет куда, и вы без крыши останетесь, — предложил Чижиков.
Полковой квартирмейстер Шипов без проволочек выдал билеты на поселение. И опять повезло — нас поселили в одном доме на Адмиралтейской стороне.
Потом мы занялись формой. Ранее в каждую часть поступали мундиры трех размеров — «большой, средней и малой рук», далее они ушивались под каждого солдата, но при Анне Иоанновне этот порядок был изменен. Полки сами закупали необходимые материалы и шили форму в специальных шпалернах — портновских мастерских, устроенных при каждой части.
— У нас такие портные есть — так их в модные дома даже приглашают, — похвастался дядька.
А вот сукно на мундир Чижиков посоветовал брать не в полковом магазине, а купить в лавке, причем, желательно в торгующей иноземным товаром, ибо, как выяснилось, отечественные ткани хорошего качества стоили дороже иностранных. Я невольно почесал репу. Выходит еще с тех времен наши производители любили гнать халтуру и задирать цену.
В первую очередь нам предстояло обзавестись кафтаном — верхним длинным платьем почти до колен. Под него одевался камзол, примерно такого же покроя, разве что покороче. Полагались также штаны, доходившие до подколенной подвязки. Чижиков очень не рекомендовал брать для них московское сукно — слишком, по его мнению, толстое. Разумеется, солдату нельзя без обуви — поэтому пришлось закупаться двумя парами башмаков и сапогами. В холодное время очень бы пригодилась шинель, но ее частично заменяла епанча. На шубу, носить которую зимой уставом не возбранялось, нам бы не хватило денег. Полки выручались тем, что держали на складах шубы, поступившие вместе с рекрутами. Разумеется, господа офицеры побогаче, могли позволить себе роскошные одеяния на любой период времени. Были еще чулки, очень похожие на шерстяные гетры футболистов, разве что не полосатые. И куда без нижнего белья — его полагалось две перемены. Добавим к этому галстук, пуговицы и прочее, прочее, прочее…
Главное отличие в форме гренадеров — шапка. Если фузилеры носили треуголки, то головы отборных солдат украшали специальные кожаные гренадерки с красивыми «кукардами».
От Чижикова я узнал каков срок носки каждого из элементов мундира: шапка, кафтан и камзол — три года, епанча аж три с половиной, галстук — полтора, остального, как считало начальство, должно хватить на год.
Казенных пяти с половиной рублей оказалось недостаточно, пришлось потратить часть подъемных, хотя у нас на них были другие планы. Чижиков таскал нас из одной лавки в другую, везде приценивался, щупал товар, проверял на прочность, кривил носом, ежели что-то было не так, придирчиво осматривал цвет сукна (в армии все должно быть единообразно), а после покупки, перед тем, как отнести материю портным заставил ее намочить.
— Чтобы не село после дождя или стирки, — пояснил он.
Так что экипировка наша отняла немало времени и средств, но через неделю мы с Карлом выглядели (во всяком случае, со стороны) не хуже остальных гвардейцев.
— Молодцы! — не преминул отметить Чижиков, устраивая нам смотр. — Теперь переходим к самому главному — к экзерциции. Плох тот солдат, что не знает оружия и приемов.
Вот тогда и началась настоящая учеба, не взирая на дождь, первый мокрый снег и шквальный ветер.
Глава 14
Домовладелец Куракин, к которому нас определили, оказался тертым калачом. Не желая иметь проблем с постояльцами, навязанными сверху, он по примеру многих петербуржцев выстроил во дворе маленькую избушку, называемую «черной» (дело в том, что топилась она по черному, да и солдаты весьма нещадно палили дармовые дрова) и поселил в ней четырех гвардейцев: нас и еще двух гренадеров из третьей роты. Правда, с соседями мы не успели познакомиться, ибо они еще не вернулись из лагерей.
Изба делилась перегородкой на две комнаты, отапливаемые огромной печкой, занимавшей чуть ли не половину дома. Дрова и свечи Куракин был обязан поставлять за свой счет, остальное его не касалось. В лучшем случае, он мог одолжить на время что-то из домашней утвари и тщательно следил, чтобы ее возвращали в срок. Его кухарка пухленькая улыбчивая Дарья за скромное вознаграждение готовила нам еду и постреливала глазками в Карла.
Кстати, наш дядька — Чижиков, очень огорчился, когда узнал, что мы взяли хлебные порционы деньгами.
— Зря вы, паря! Лучше б меня спросили. Хлебушек в Петербурге дорогой, из казенной пшенице оно намного дешевле бы вышло, а что не съедите, так на сухарики пустите. В любом походе сухари завсегда пригодятся.
— Прости, Степан, — повинился я. — Мы же всех тонкостей не знали.
— Ладно, — успокоился великан. — В следующий раз наука вам будет. В Петербурге без понимания жить сложно. Вы не стесняйтесь, если что надо спросить. Я растолкую.
— Спасибо, Степан, — поблагодарил я. — Слушай, а чего наш полковой комиссар на нас так напустился, когда мы в полк записываться пришли.
— А что тут непонятного. Не любит он немчуру, — пояснил гвардеец, — считает, что из-за вашего брата чином выслужиться не может, обходят его по баллотировке. Только ты на свой счет, Дитрих, мои слова не принимай. Я знаю, что вы немцы правильные, вроде нашего командира, подполковника Бирона.
Я заметил, что брата фаворита в полку уважали. Густав отличался веселым нравом, относился к солдатам хорошо, за спины в бою не прятался и пыль в глаза не пускал. Но и совсем уж безоблачной его жизнь не назовешь. Пока во главе армии стоял Миних, всеми фибрами души не любивший обер-камергера Бирона, двум братьям фаворита крепко доставалось — фельдмаршал не упускал случая сорвать на них зло. Поговаривали, что недавняя поездка Густава в Австрию во многом была вызвана желанием подполковника спастись от постоянных придирок, перейдя на службу в цесарскую армию. Но что-то не сложилось, и младший Бирон вернулся в
