Александр Доброклонский Руководство по истории Русской церкви - Александр Доброклонский

Мономах в своем поучении ставит заповедь о милосердии выше всех других нравственных требований»всего же паче убогих не забывайте, но по силе своей кормите их, заботьтесь о сироте, вдовицу оправдывайте» [316]. Особенно богатая милостыня раз давалась при освящении церквей  [317] и на поминках  [318]. Некоторые тратили свои богатства на выкуп пленных  [319].

§ 27. Были, конечно, примеры и широкого влияния христианства на нравственность: истинно благочестивых людей можно было встретить не только в среде иерархов и монахов, но и между князьями. Из последних особенно замечательны в этом отношении Владимир святой, его сыновья Борис и Глеб, Изяслав Ярославич, Владимир Мономах и его сын Мстислав Великий. Владимир I–христианин, по изображению его в житии и летописи, представляет во многом контраст с Владимиром–язычником: прежде чрезмерно преданный чувственности, он стал вести целомудренную жизнь, довольствуясь лишь одной Анной, с которой сочетался христианским браком; прежде жестокий, мстительный и кровожадный до братоубийства он сделался кротким, милостивым и мягким; кормил нищих, утешал больных, освобождал рабов, выкупал должников, заступался за обиженных, считал за грех наказывать даже разбойников и на свою прошлую жизнь смотрел как на грустное заблуждение:«Господи! был я как зверь, жил я по–скотски, но Ты укротил меня. Слава Тебе, Боже!» — взывал он нередко  [320]. Святые страстотерпцы Борис и Глеб воспитались в духе своего благочестивого отца. Оба стремились подражать святым, жития которых они так ревностно читали; оба были целомудренны, милостивы, смиренны и любвеобильны. Когда предлагали Борису выгнать Святополка из Киева и посадить его на великокняжеский престол, он смиренно отвечал:«Не подниму я руки на брата старейшего; умер отец мой, пусть он будет мне вместо отца»; когда же узнал о подосланных к нему братом убийцах, так молился перед иконой:«Господи! Ты пострадал за грехи наши; удостой и меня пострадать для Тебя. Умираю не от врагов, а от брата; не поставь того ему во грех». Великий князь Изяслав предстает перед нами как человек тихий, любящий правду и не мстительный; он, например, простил киевлян, изгнавших его и разграбивших его дом, простил брата своего Всеволода, участвовавшего в его изгнании, и даже, защищая его от врагов, положил за него свою голову. Владимир Мономах постоянно помнил заповеди Божий и их старался провести в жизнь: избегал лености и роскоши, свое имущество тратил на бедных, на постройку храмов и на помощь духовенству, был умерен в пище и питье, часто ходил в церковь и там умилялся до слез, молился и дома, и вне его, чтобы отгонять худые мысли, наблюдал правду, не превозносился, избегал кровопролития и удерживал от него других! князей.«Ни праваго, ни виноватаго не убивайте и не повелевайте убить его», — пишет он в своем поучении детям, написанном вообще с силой убеждения и в христианском тоне. В послании же к Черниговскому князю Олегу еще рельефнее обнаруживается мягкое сердце Владимира. Тот убил сына Владимирова (Изяслава); а он ему пишет:«Долго печальное мое сердце боролось с законом христианина, обязаннаго прощать и миловать; Бог велит братьям любить друг друга… Убив моего сына и твоего собственного крестника, видя кровь сего агнца, видя сей юный увядший цвет, ты не пожалел об нем, не пожалел о слезах отца и матери, не хотел написать ко мне письма утешительнаго… Не укоряю тебя безвременною кончиною любезнаго мне сына… Если имеешь совесть, если захочешь успокоить мое сердце и напишешь ко мне грамату без всякаго лукавства, то… обратишь к себе наше сердце и будем жить еще дружелюбнее прежняго. Я не враг тебе и не хотел крови твоей…Захочешь ли умертвить моих сыновей — твоя воля. Богу известно, что я желаю добра отечеству и братьям… Не боязнь и не крайность заставляет меня говорить таким образом, но совесть и душа, которая мне всего на свете драгоценнее» [321]. Поучение отца действительно стало настольною книгою для некоторых его сыновей, а пример и влияние его — побудительной силой к подражанию. Таков, например, Мстислав: пламенно ревнуя о славе Божией, он строит храмы, кормит нищих, сам ведет простой образ жизни и, что особенно дорого, неизменно великодушен. Несмотря на частые возмущения, несмотря на убийство Изяслава, Олег Черниговский находил в нем своего ходатая перед великим князем Владимиром Мономахом, так что этот последний сказал:«Сын юноша устыдил отца своим велико душием». Нужно удивляться такому великодушию среди господствовавших в то время мстительности и кровожадности! Немного наберется князей, имена которых можно было бы поставить на одной доске с именами Владимира Мономаха и Мстислава Великого.

§ 28. Стремление к иночеству проявляется на Руси очень рано. При святом Владимире священник села Берестова, впоследствии митрополит русский Иларион, подвизается в двухсаженной пещере; при церквах приходских ставятся кельи, где живут без определенного устава иноки; может быть, строятся даже и настоящие монастыри, по крайней мере о нескольких упоминают древние документы. При Ярославе I такие монастыри уже несомненно существуют, и количество их постепенно возрастает, так что к концу домонгольского периода можно насчитать их около 70. Из них одни мужские, другие — женские. Самым знаменитым между ними был Киево–Печерский. Начало ему было положено святым Антонием, организатором же был преподобный Феодосии.

Преподобный Антоний (в миру Антипа) был родом из Любеча, города Черниговской области (местечко в нынешней Черниговской губернии, верстах в 120 от Киева.). Рано почувствовал он призвание к иночеству и удалился на Афон, который в то время славился своими подвижниками, там он постригся и начал свои подвиги. Игумен, постригший его, посоветовал ему идти в Россию, благословил и изрек предсказание, что от него»имеют произойти многие черноризцы». Антоний прибыл в Киев, осмотрел несколько тамошних монастырей, но ни в одном из них не захотел остаться. Облюбовал себе место на высоком берегу Днепра в трех верстах от Киева и поселился в пустой Иларионовой пещере; расширил ее и стал подвизаться в посте, бдении, труде и молитве (около 1051 г.). Скоро узнали о нем и стали наделять его всем необходимым для жизни. Явились и желающие подвизаться вместе с ним. В числе их были: Никон, облеченный пресвитерским саном и потому игравший видную роль между другими сподвижниками, преподобный Феодосий, впоследствии устроитель монастыря, Варлаам, сын знатного киевского боярина, Ефрем, главный евнух великого князя Изяслава, впоследствии переяславский епископ, Моисей Угрин и др. Образовалась община человек в двенадцать или даже пятнадцать. Поселились они в Антониевой пещере, расширив ее и устроив здесь частные кельи и церковь. Непосредственное управление ими принадлежало преподобному Антонию. Впрочем, скоро он поставил для них игуменом Варлаама, сам же затворился в своей келье, а вскоре перешел в новую пещеру на соседнем холме (на расстоянии 100 саженей от первой) и предоставил монастырь созидать другим. Но и здесь не оставляли его в покое: братия приходила за советами, миряне — за благословением и молитвой. Только однажды пришлось Антонию оставить свою пещеру и на время укрыться в Черниговской области, в Болдиных горах, от гнева князя Изяслава, подозревавшего Антония в содействии Всеславу Полоцкому захватить киевский престол. Сколько времени пробыл там Антоний, неизвестно; скончался же в (второй) киевской пещере (1073 г.).

Преподобный Феодосии родился в Киевском Василеве от одного служилого великокняжеского человека; детство свое провел в городе Курске, куда его отец был переведен на службу. Здесь Феодосии научился грамоте у одного из городских учителей. Узнав о великих сподвижниках, пылкий мальчик твердо решился подражать им. Он не играет со сверстниками, вместо светлых одежд, какие следовало бы ему носить по общественному положению родителей, он надевает на себя заплатанное рубище и каждый день ходит в храм Божий. Лишившись отца, тринадцатилетний Феодосии приступает к ведению хозяйства; вместе с рабами своими работает на селе. Мать прибегает к увещаниям и побоям, чтобы отклонить сына от такого, с точки зрения боярской спеси, неприличного поведения. Наслушавшись о святых палестинских местах, Феодосии задумал побывать там. Случай к этому скоро представился: пришли в Курск иерусалимские странники, и Феодосии отправился с ними в Палестину. Мать догнала его, побила, заперла в особой комнате и два дня томила здесь голодом; затем, освободив, несколько времени заставляла его ходить с железными оковами на ногах. Оставив попытку поклониться святым местам, Феодосии стал усердно посещать церковные службы и, заметив, что часто не бывает литургии от невозможности достать просфоры, тайно приступает к печению просфор. Мать узнает об этом, уговаривает, угрожает и бьет сына, знакомые насмехаются; но Феодосии не перестает трудиться. Так прошло около двух лет. Наконец он бежит в соседний город и»многие дни»проживает в доме священника, занимаясь просфоропечением и прислуживанием в церкви. Мать и здесь отыскивает беглеца, бьет и возвращает домой. Феодосии должен был отказаться от просфоропечения, хотя по–прежнему неопустительно ходит к церковным службам. Скоро курский посадник пригласив его к себе, вероятно, в качестве дьячка домовой церкви; Феодосии согласился и снискал расположение посадника; в это время он продолжал вести прежний простой образ жизни, одеваясь в рубище, и даже наложил на тело железные вериги; мать узнала и об этом: опять стала бить и бранить сына; вериги были сорваны. Феодосии тогда понял, что нужно оставить мать, чтобы осуществить свое стремление к подвижничеству. Раз, воспользовавшись отсутствием матери, он убежал; обошел несколько киевских монастырей с намерением поступить в один из них, но не был принят; наконец явился в пещеру Антония и умолил его принять в сподвижники. Никон постриг его, и Феодосии облекся в иноческую мантию (около 1055 г.). Скоро заявил он себя строгим подвижничеством и потому был сделан пресвитером на место удалившегося Никона.