Сотня. День 21. Возвращение домой (сборник) - Кэсс Морган

– Привет, – сказал Уэллс, шагнув вперед и легонько поцеловав Кларк в знак приветствия. Она не отстранилась, но и не ответила на поцелуй. – С тобой все в порядке? – спросил он, уже понимая, что это не так.

– Уэллс, – сказала она дрогнувшим голосом и заморгала, чтобы сдержать слезы. Его глаза тревожно округлились – обычно Кларк никогда не плакала.

– Эй, – пробормотал он, обнимая девушку и увлекая ее на диван. Ноги Кларк, казалось, подгибаются под тяжестью какого-то горя. – Все будет нормально, клянусь. Только расскажи мне, что случилось.

Кларк пристально смотрела на него, и он увидел, как желание довериться ему борется в ней со страхом.

– Ты должен пообещать, что никому ничего не расскажешь.

Он кивнул головой:

– Конечно же, обещаю.

– Я серьезно. Это не болтовня, а на самом деле вопрос жизни и смерти.

Уэллс сжал ее руку.

– Кларк, ты же знаешь, что мне можно рассказать абсолютно все.

– Я обнаружила… – Она вздохнула, закрыв на мгновение глаза, и начала снова: – Ты ведь знаешь, что мои родители исследуют радиацию?

Он опять кивнул. Ее родители отвечали за масштабное исследование, целью которого было выяснить, когда человечество сможет вернуться на Землю – если, конечно, это вообще будет возможно. Когда отец Уэллса заговаривал об экспедиции на Землю, юноша считал, что речь идет о каких-то отдаленных временах. Ему казалось, что такая затея – скорее мечта, чем реальный план. Но он знал и о том, как важна работа Гриффинов для Канцлера и для всей Колонии.

– Они ставят опыты на людях, – тихо сказала Кларк. По спине Уэллса пробежала волна озноба, но он ничего не сказал, лишь крепче сжал руку любимой. – Они экспериментируют на детях, – сказала – нет, почти прошептала Кларк. Ее голос звучал опустошенно, словно ее мысли так долго бегали по одному и тому же кругу, что утратили всякий смысл.

– На каких детях? – спросил он, пытаясь осмыслить сказанное.

– На незарегистрированных, – сказала Кларк, и ее полные слез глаза вдруг вспыхнули злобой. – На детях из детских центров, родителей которых казнили за нарушение демографического закона. – И Уэллс словно услышал непроизнесенные ею слова: «Этих людей убил твой отец». – Они такие юные… некоторые совсем маленькие… – Голос Кларк затих.

Она откинулась назад и, казалось, уменьшилась в размерах, будто эта страшная правда поглотила какой-то кусок ее тела.

Уэллс обнял ее за талию, и она не отстранилась, как обычно в последние несколько недель, а наоборот, прижалась к нему, склонив голову ему на грудь.

– Они все очень больны. – Уэллс чувствовал, что его рубашка стала влажной от ее слез. – А некоторые уже умерли.

– Мне так жаль, Кларк, – пробормотал он, пытаясь найти слова, которые прогнали бы ее боль. – Но я уверен, твои родители делают все, чтобы убедиться…

Он умолк. Тут все равно не помогут никакие слова. Нужно что-то делать, нужно положить этому конец, пока ее не сломили окончательно ужас и чувство вины.

– Что я могу сделать? – твердо спросил он.

Кларк отпрянула и уставилась на него. В ее глазах появился новый страх.

– Ничего, – сказала она с заставшей его врасплох решимостью. – Ты должен пообещать, что ничего не станешь делать. Родители взяли с меня клятву, что я никому не скажу. Они не хотят этого делать, Уэллс, и занимаются этим не по своей воле. Их угрозами заставил Вице-канцлер Родос. – Она взяла Уэллса за руку. – Обещай, что никому ничего не скажешь. Я просто… – Она прикусила губу. – Я просто не могла это больше от тебя скрывать. Мне нужно было с кем-то поделиться.

– Обещаю, – сказал Уэллс, хотя сам уже пылал от ярости.

Этот скользкий гад не имел права делать такие вещи за спиной Канцлера. Уэллс подумал об отце, о человеке, который имеет четкие критерии добра и зла. Отец никогда не разрешил бы ставить опыты на людях. Он может немедленно положить этому конец.

Кларк снова опустила голову на грудь Уэллса, он обнял девушку и прошептал:

– Я люблю тебя.

Через час, проводив Кларк до дому, Уэллс в одиночестве пришел на обзорную площадку. Он ощущал острую потребность что-то сделать. Если в ближайшее время ситуация не изменится, угрызения совести уничтожат Кларк. Уэллс отказывается молча наблюдать гибель любимой.

Уэллс никогда раньше не нарушал обещаний. С самого нежного возраста отец внушал ему, что руководитель всегда держит свое слово. Но Уэллс вспоминал слезы Кларк и понимал – выбора у него нет.

Он развернулся и зашагал к кабинету отца.

Они наполнили канистру водой из ручья и двинулись в обратный путь к лагерю. Уэллс довольно долго односложно отвечал на вопросы Октавии о Кларк, а потом попросил ее прекратить этот разговор. Октавия сделалась угрюмой, и теперь Уэллса терзало чувство вины. Октавия была милой девушкой и явно хотела как лучше. Интересно, а как она тут оказалась?

– Ну, – сказал, нарушая молчание, Уэллс, – а из-за чего тебя арестовали?

Октавия изумленно уставилась на него.

– Неужели ты не слышал версию моего брата? – Она одарила Уэллса натянутой улыбкой. – Он так любит рассказывать, как я попалась, когда воровала еду для малышни в моем детском центре – для бедных малюток, над которыми вечно все издеваются, отбирая их пайки? И как монстры из Совета, не моргнув глазом, засадили меня за это в Тюрьму.

Что-то в голосе Октавии заставило его выдержать паузу.

– Все так и было на самом деле?

– А какая разница? – спросила она так неожиданно устало, словно была гораздо старше своих четырнадцати лет. – Мы можем что угодно думать друг о друге. Если Беллами хочет верить в свою историю, я не могу ему этого запретить.

Уэллс остановился, чтобы поудобнее перехватить тяжелую канистру. Почему-то они оказались в незнакомой части леса. Деревья тут росли гуще, и Уэллс совершенно не узнавал местности.

– Мы заблудились? – заозиралась по сторонам Октавия, и в тусклом предвечернем свете Уэллс заметил панику на ее лице.

– Все будет нормально. Нужно только… – Он замолчал, потому что до его ушей внезапно донесся какой-то звук.

– Что это? – спросила Октавия. – Мы что…

Уэллс шикнул на нее и шагнул вперед, туда, откуда доносился треск ветвей. За деревьями что-то шевелилось, и он отругал себя за то, что вышел без оружия. Было бы здорово заявиться в лагерь с добычей: пусть знают, что не только Беллами способен охотиться. Звук повторился, и разочарование Уэллса превратилось в страх. Не добыть обеда еще полбеды, как бы им самим не превратиться в чей-нибудь обед.

Он уже подумывал схватить Октавию за руку и умчаться, но тут его взгляд зацепился за какой-то красновато-золотистый отблеск. Уэллс поставил на землю канистру и сделал несколько шагов вперед, шепнув Октавии:

– Стой тут.

Его взгляду открылась небольшая прогалинка между деревьев. С губ Уэллса уже почти сорвался оклик, но вдруг юноша застыл на месте.

Он увидел Кларк, которую обнимал не кто иной, как Беллами. То, как Кларк тянулась губами к этому парню с Уолдена, наполнило сердце Уэллса яростью. Оно пропустило удар, а потом яростно забилось в его груди.

Каким-то невероятным усилием Уэллс смог оторвать глаза от этой парочки и отпрянуть обратно под деревья, прежде чем приступ морской болезни заставил мир закружиться перед его глазами. Чтобы сохранить равновесие, ему пришлось ухватиться за ветку. Уэллс хватал ртом воздух, но легкие были пусты. Девушка, ради спасения которой он рискнул жизнью, целовала другого. Она целовала того самого отморозка, из-за которого его отец, возможно, уже мертв.

– Ух ты! – прозвучал совсем рядом голос Октавии. – Их прогулочка повеселее нашей.

Но Уэллс уже отвернулся и побрел в противоположном направлении. Он смутно осознавал, что за ним спешит Октавия, задавая какие-то вопросы про аптечку, но голос девушки был почти не слышен из-за пульсации крови в его голове. Ему не было никакого дела, отыскались ли наконец медикаменты. В природе не существовало лекарства, которое могло бы вылечить его разбитое сердце.

Глава 18

Кларк

К тому времени, как Кларк и Беллами с найденной аптечкой добрались до лагеря, уже стемнело. Кларк провела в лесу всего несколько часов, но, когда она вернулась на поляну, ей показалось, что прошло несколько жизней.

Большую часть пути они молчали, но каждый раз, когда рука Кларк случайно задевала Беллами, по ее коже будто пробегал электрический разряд. Первые несколько минут после их поцелуя она была смущена, подавлена и, заикаясь, бормотала извинения, пока Беллами усмехался. В конце концов он со смехом оборвал ее невнятное бормотание, сказав, чтобы она ни о чем не беспокоилась.

– Я знаю, что ты не из тех девушек, которые бросаются в лесу на всех парней без разбора, – с озорной усмешкой сказал он, – хотя, может, лучше бы ты была как раз такой.

Но, когда они дошли до поляны, все мысли о поцелуе были вытеснены из ее головы неясными очертаниями палатки-лазарета. Кларк поспешила вперед, поправляя под мышкой контейнер с медикаментами.