Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

— Как ты? — дочитав успокоительную мантру, спросил Ши Мэй, пристально вглядываясь в его лицо.

Тасянь-Цзюнь ответил не сразу. Потребовалось много времени, прежде чем он поднял руку и пошевелил пальцами. Его аккуратно подстриженные ногти словно превратились в лед, под которым не было ни капли крови.

Он медленно поднялся на ноги.

Первое, что после пробуждения хрипло произнес Тасянь-Цзюнь, было:

— Кажется, мне приснился очень длинный сон…

В глазах Ши Мэя появилась настороженность:

— Это все просто подделка.

Черное одеяние императора было подобно грозовому облаку, а золотое шитье на нем струилось, словно вода. Выбравшись из гроба, он все с тем же мрачным выражением на лице сказал:

— Я тоже так думаю.

Он уставился на Ши Мэя, а Ши Мэй уставился на него. После долгого молчания Ши Мэй постарался осторожно прощупать почву:

— Ты все еще помнишь, кто ты такой?

— …

Долгое молчание.

Словно насмехаясь, этот бездушный холодный красавец, едва приоткрыв бескровные губы, вымолвил:

— Как же не помнить. Тасянь-Цзюнь, Мо Жань, Мо Вэйюй.

После небольшой паузы, его ресницы опустились, и он с ленцой вежливо поприветствовал напряженного до предела Ши Мэя:

— Готов служить хозяину.

В глазах Ши Мэя промелькнуло ликование, однако он решил не расслабляться раньше времени и достал из своего мешка цянькунь духовный камень. Переливающийся бирюзово-изумрудный кристалл выглядел весьма необычно, впрочем, удивляться тут нечему, ведь это был один из самых мощных духовных камней, что использовались для проверки духовной силы совершенствующихся.

Тяжело сглотнув, в предвкушении он подошел к императору и сунул кристалл ему в руку.

— Сможешь его зажечь?

Выразительные глаза Тасянь-Цзюня равнодушно скользнули по кристаллу в его руках.

— Что в этом сложного, — лениво протянул он. Едва стих звук голоса, как его пальцы сжались на камне так, что на руке вздулись вены.

Как только в него влился самый мощный в мире духовный поток, духовный камень не только ослепительно засиял, но и покрылся мелкими трещинами.

Ши Мэй затаил дыхание и замер, не в силах отвести взгляд от кристалла в руках императора.

Внезапно послышался звонкий хлопок и бирюзово-зеленый камень взорвался прямо в бледных пальцах Тасянь-Цзюня. Под воздействием мощной духовной силы осколки в один миг превратились в пепел…

В пепел!

— Ну и что это? — с холодной усмешкой Тасянь-Цзюнь пропустил между пальцами лежавшую на ладони горстку пепла. — Его же даже в руках не повертеть.

Напряженный до предела Ши Мэй вдруг словно обмяк и, отступив назад, почти без сил присел на каменную скамью.

Это… самая огромная боевая мощь мира… наконец-то, он снова сможет ей владеть?

Ши Мэй не смог сдержаться, и едва заметная дрожь его тела усилилась. Льющийся в комнату тусклый свет освещал его несравненно прекрасное лицо, на котором отражался… дикий восторг? А может быть и бесконечное облегчение? В неровном свете вся картина не только не становилась яснее, но и, можно сказать, выглядела до жуткого странно.

Спустя очень много времени Ши Мэй закрыл лицо руками и, уткнувшись в ладони, тихо пробормотал себе под нос:

— Мама, ты видишь это? Я сделал это.

Вдруг, словно обезумев, он вскочил и, оглядев четыре стены каменной комнаты, где кроме него и Тасянь-Цзюня не было ни души, закричал, срывая голос:

— Ты видишь это?! Уже скоро! Вы все это видите?!

Никто не отозвался. Посреди пустой комнаты он вдруг начал громко смеяться. Он хохотал, слезы ручьем лились из его глаз… и, конечно, это были золотые слезы.

Когда-то у прекрасной костяной бабочки Сун Цютун были точно такие же.

Глава 289. Пик Сышэн. Словно призрак навещаю старых друзей[289.1]

Бедствие, что обрушилось на мир совершенствования, с каждым днем становилось все более хаотичным. Словно чума марионетки Вэйци Чжэньлун стремительно распространились по всему миру, а тот, кто управлял ими из-за кулис, похоже совсем обезумел, и теперь забирал всех без разбору, не обращая внимания на чины и ранги, будь то дряхлый старец или желторотый юнец.

Его сеть раскинулась так широко, что никто не мог понять, чего именно он добивается.

Кто-то из обездоленных и несчастных людей бросился просить помощи у Цитадели Тяньинь, но неожиданно их глава отказалась выйти к ним, сославшись на болезнь. Даже когда люди начали умирать от голода и болезней перед Цитаделью, ворота остались закрытыми. Постепенно и с большой неохотой даже самые упорные пришли к пониманию, что, возможно, они ошибались с самого начала.

Однако было уже слишком поздно. Образцовый наставник Мо, скорее всего, уже умер, Чу Ваньнин пропал без вести, Пик Сышэн рухнул, а у оставшихся великих школ не хватало сил позаботиться даже о себе. Все больше и больше обезумевших марионеток Вэйци Чжэньлун бродили по миру, сея смуту. Убийственное пламя вспыхнуло, как в степи сухая трава, и с поразительной скоростью охватило весь мир совершенствования.

Цзянду, Янчжоу, Шучжун, Лэйчжой... Под ночным снегопадом роскошные корабли и дворцы богатеев, испустив последний горестный вздох, рухнули, сгинув в этом испепеляющем огне. Сколько прекрасного[289.2] ушло безвозвратно, захваченное вихрем этого бушующего пламени бедствия[289.3].

Тем временем из обсерватории Цитадели Тяньинь Ши Мэй в одиночестве смотрел на погружающиеся в первозданный хаос отдаленные горы и реки. В какой-то момент позади него послышался тихий звук шагов.

Женские шелковые туфельки легко ступали по тонкому слою только выпавшего снега. Му Яньли подошла и набросила ему на плечи теплый плащ.

— Тасянь-Цзюнь?

— Сегодня утром он отправился в путь.

— Ты… уже послал его заниматься тем делом? — Му Яньли выглядела немного удивленной. — Почему так быстро?

— Нечего больше ждать. Все нужные приготовления уже сделаны, и теперь, когда все готово, не хватает лишь попутного ветра. А это зависит именно от него.

После этих слов Ши Мэй долго молчал, а когда снова заговорил, его прежде невозмутимый голос едва заметно дрожал.

— Сестра, — хрипло пробормотал он, обращаясь к Му Яньли, — после стольких лет, спустя две жизни я, наконец, сделал это…

Чуть склонив голову, Му Яньли увидела, что в его персиковых глазах стоят слезы, причиной которых могло быть как слишком сильное волнение, так и сильнейшая обида.

Ши Мэй закрыл глаза и, усилием воли подавив легкую дрожь в теле, сказал:

— Пора, — чуть понизив голос, он продолжил. — Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти