Одна жизнь — два мира - Нина Алексеева

Подводя итоги

У нас было много веселого, жизнерадостного

Побродив по свету и повидав многое, я должна сказать, что в этой новой системе было так много хорошего, жизнерадостного, веселого. А энтузиазма было столько, что, казалось, хватило бы сил весь мир перестроить!

Начиная с детских лет, вспоминаю эти веселые стайки октябрят и пионеров. Лагеря, когда летом пустели от детворы города. Пионерские дворцы, где любой ребенок мог заниматься тем, чем хотел, и проявить свои способности под руководством прекрасных преподавателей и руководителей. «У нас „культ ребенка“», — сказал мне однажды культурный, образованный журналист. И это была правда. И эта правда была во многом залогом нашей победы во время Второй отечественной войны.

Немцы, которые намеревались за два месяца, одним дыханием свергнуть Советскую власть, вдруг поняли, что этого так просто сделать нельзя из-за того общего чувства коллективизма, которое стало уже нормой. Вот цитата из письма моего брата с Ленинградского фронта: «Насчет друзей моих я могу написать одно — это прекрасные люди, с которыми я вместе работаю, живу, сплю, кушаю и хожу в бой». Так вот, эти прекрасные люди своими жизнями отстояли, спасли не только Ленинград, а всю страну и всю Европу.

В те самые тяжелые постреволюционные годы, пока Сталин не наложил свою кровавую лапу, было много живого, красивого, веселого и радостного. Потому что: «Велика страна МОЯ РОДНАЯ, много в ней лесов, полей и рек»… И это все было наше, наше.

То, что Советская власть это террор, было сущей неправдой. Я всегда, с моих самых юных лет слышала и запомнила, что Ленин и вся его политика были против ТЕРРОРА, так как он считал, что террор — это неэффективный метод борьбы, что на смену убитому чиновнику, как правило, приходит более реакционная и более жестокая личность. И поэтому я уверена, что при Ленине к власти никогда не пришел бы самый страшный за всю историю России террорист.

Диспуты журналистов

Нас часто приглашали журналисты на свои диспуты, которые происходили в каком-то особняке на Риверсайд-Драйв. И вот однажды, во время возникшего между ними спора по вопросу:

Что такое Советская власть?

Какую роль играет в ней Сталин?

Как с ней бороться?

Когда спор зашел в тупик, они обратились к нам с вопросом: против кого им следует бороться, против советского коммунистического строя или против Сталина?

И когда мы в один голос сказали:

— Конечно, против Сталина, — произошло странное замешательство. Я даже спросила у нашего друга: «В чем дело?»

Кирилл догадался сразу, что мы сказали то, что им не хотелось услышать.

— Видите ли, все они считают, что бороться нужно с советской системой, со всей коммунистической идеологией, а не со Сталиным, — ответил наш друг. — Он был им не страшен, его в одно мгновение можно было бы убрать.

Значит, Сталин делал все то, к чему стремились империалисты всего мира: не жалея сил и средств, уничтожить, задушить не только великую идею, но и наилучшую в мире народную советскую систему.

Разве мог умный дальновидный человек натворить столько кровавых дел в своей стране, превратив ее благородные лозунги и ее великую идею, за которую боролся не только наш народ и готовы были бороться народы всего мира, в насмешку?

Ведь злодеяния Малюты Скуратова при Иване Грозном, о которых я с таким ужасом читала в детстве, меркли перед злодеяниями Сталина, которые происходили у нас на глазах. Тот расправлялся с непокорными боярами, оставив в покое простой люд, а наш Иосиф Грозный не оставил никого в покое, вплоть до пастухов. Потому что где-то кто-то считал, что недовольство надо создать во всех слоях общества, не только на верхах. Это я тоже вычитала из инструкции, изданной в самой богатой стране мира специально для тех, кто должен был бороться с неугодными ей правительствами.

А сколько расплодилось в эти годы льстецов и подхалимов, которые подхватывали его бредовые идеи, составляли и подсовывали списки тех, кого надо уничтожить для чистоты будущей «сталинской социалистической системы»!

Никто, никто, ну буквально никто другой, кроме Сталина, не мог, не смел и не в состоянии был прекратить эту кровавую вакханалию. Он один, и только он, взял на себя всю власть и все эти открытые, закрытые суды, расстрелы в 24 часа после вынесения приговора, не дав никому опомниться. Все зависело от Сталина, и только от Сталина, как при Ягоде, так и при Ежове, при Берии и при всех других, тоже «главных исполнителях массовых репрессий».

Разговор по душам

Высказав свою неприязнь к Сталину, я вдруг услышала, по существу, то, о чем, мне казалось, я только догадывалась.

Мы беседовали с одним очень активным организатором и руководителем группы НТС (Народный трудовой союз). Он усиленно уговаривал нас примкнуть к ним, бахвалясь и с гордостью подчеркивая, какую огромную работу проводила эта организация в борьбе с большевизмом, коммунизмом и Советской властью. Он рассказывал, как они подготавливали и отправляли в Советский Союз людей.

Многие погибли, но многим удалось не только выжить, но и работать и даже занимать очень крупные, ответственные посты в правительстве.

— Как выдерживали ваши посланцы тот сталинский террор, который он учинил? — спросила я.

Он ответил, что их люди знали все его слабости, все его недостатки. Ведь и Ленин в свое время тоже предупреждал о них, но никто не обратил на это внимание, а они здесь очень крепко над этим работали, очень тщательно изучали все.

— Они знали, что он жестокий, мстительный, не терпел никаких возражений, любил власть, и не просто власть, а власть, где он мог проявить свою жестокость и мстительность, это хорошо он продемонстрировал, когда решил выслать Троцкого и затем ликвидировать его, — сказал он.

— А почему он решил выслать Троцкого, когда он мог бы ликвидировать его прямо здесь, на месте? — спросила я. — Это было бы проще.

— Потому что в то время он не набрал еще достаточно сил и не чувствовал себя достаточно крепко и уверенно во власти, а также не успел еще полностью прибрать к рукам все органы, чтобы доверить им ликвидацию такого лидера. И даже когда он решил ликвидировать НЭП, он не мог сделать это сразу быстро и без раздумий. А вот когда он взялся за проведение коллективизации, он не проводил это мероприятие просто так, он проводил его уже с угрожающим ожесточением, доведя этот процесс до точки кипения, и утих, только переметнувшись на чистку партийных рядов, где разгул его жестокости превзошел все наши ожидания, — продолжал свой рассказ наш собеседник. — Он жаждал власти, жестко, жестоко и безапелляционно. Ему нельзя было ни в чем возражать. А самой его уязвимой слабостью была подозрительность. И на этом можно было играть как на струнах. Подозрительность болезненная, маниакальная. Он был настоящий параноик, такой диагноз был поставлен очень известными психологами после того, как были испытаны, изучены многие его качества и поступки в его борьбе с Троцким и троцкистами за власть.