Контакты особого рода - Василий Головачёв

Замаскированные в двадцати милях южнее лагеря машины MLPS — реактивные системы залпового огня — дали залп. Сто двадцать ракет, начиненных усыпляющим газом, одновременно взорвались вокруг ничего не подозревающего биурса и создали мгновенно вспухшее желто-бурое облако, скрывшее под собой «яйцо», двутелого пришельца и всю долину. На панспермитов этот газ не действовал, что было уже отмечено более ранними «экспериментами», когда суперзавры ползали по Неваде в поисках пищи, но биурс не был готов к дыханию в отравленной атмосфере.

Сознание он потерял не сразу и, упав, еще пытался выбраться из долины, вызвав, очевидно, по мыслесвязи своего «коня», который вздернул голову и начал озираться, искать хозяина, однако была дана еще одна команда, и всю корытообразную площадь Рэд Хиллз накрыл второй залп — теперь уже ракетами с кумулятивными осколками, способными прожигать любую броню. После чего наблюдавшие картину сделали вывод, что всадник не столь хорошо защищен, как его «лошадь»-суперзавр. Получив около семидесяти семи тысяч попаданий — добрая тысяча осколков пришлась на обе головы биурса, а сотни две поразили глаза, — биурс затих.

Тотчас же к долине выступил отряд мощных тягачей и подъемных кранов, ведомых бравыми парнями из группы спецназначения «Блю лайз», не боящимися ни черта, ни бога, и через полчаса началась великая погрузка гиганта на суперпоезд из тридцати платформ с трехметрового диаметра колесами, каждая из которых была способна увезти груз весом в тридцать тонн по любому бездорожью. Одновременно в тот же район выдвинулся батальон противотанковых ракетных установок, предназначенный для отражения атаки суперзавров, если таковая произойдет. Но панспермиты, наверное, не могли самостоятельно решить проблему вылазки по маршруту исчезнувшего всадника-хозяина и продолжали бродить вокруг «гнезда» с яйцами, оставленными Тихоней и Стрелком.

Операция по загрузке биурса на автопоезд продолжалась два часа, причем пришлось использовать вертолеты, но все закончилось благополучно, и поезд направился к ущелью Коннорс-Рив, охраняемый, как весь золотой запас Штатов.

По прямой до ущелья от этого места было около восемнадцати километров, но приходилось объезжать холмы, каменистые гряды и увалы, каньоны и глубокие балки, из-за чего дорога растянулась на целых сорок километров. Лишь к вечеру жуткий поезд приблизился к ущелью и углубился в него на две мили.

Дважды за время транспортировки (четыре часа) биурс начинал шевелиться, отчего стальные и кевларовые канаты толщиной в руку рвались как нитки, и оба раза залп из гранатометов с двух колонн сопровождения успокаивал монстра: желто-бурый газ действовал надежно. И никто из возбужденных исполнителей и командиров этого действа не подумал о том, выживет ли пришелец в этих условиях и что он предпримет, если освободится.

В одиннадцать часов вечера пустыню потревожили два взрыва, заваливших ущелье Коннорс Рив километровой высоты почти отвесными стенами из скальных обломков. План Киллера был реализован идеально. И когда в штабе праздновали «победу», пили виски, джин, коньяк и закусывали шоколадом и персиками, Джайлс угрюмо задал вопрос:

— Ну и что дальше, стратеги?

— Все идет о’кей, — засмеялся захмелевший Киллер. — Ты хотел вперед пустить науку? Пусть идет. Хотя приоритеты — наши, армии.

— Но ведь он без памяти, и никто не знает, как он поведет себя, когда очнется. А если он вызовет своих «скакунов»?

— Мы их остановим, — легкомысленно отмахнулся генерал Рестелл. — Из Форт-Брагга только что доставили свои новые плазменные шарики, да и «коулдж-стоидж» еще имеются. Будем сбрасывать по парочке и держать драконов замороженными, пока двухголовый не заговорит. В конце концов должен же он сказать, куда дел наших людей. Надо вколотить в него всего лишь принципы нашей морали — и только.

— Армия всегда была проповедником добра, — хихикнул Киллер. — Брось свои сенаторские замашки, Крис, давай лучше споем «Боже, благослови Америку».

Джайлс допил тоник — спиртное он не употреблял, хмыкнул, пытаясь поймать ускользающий взгляд «куска мыла» и выяснить отношение помощника президента к происходящему.

— Кажется, Долф, тебе не удалось избежать соблазна проповеди добра с помощью огня и меча.

— Что? О чем ты?

Сенатор отвернулся от Киллера, глянул в упор на Стюарда.

— Мне не нравится, что здесь происходит, сэр. Тот, кто не чувствует боли, редко верит в то, что она существует, как говорил Сэм Джонсон, а мы не только усыпили биурса, мы его ранили! Зачем? Я отказываюсь участвовать в дальнейшей игре, и если вы, господин Стюард, не доложите мое мнение президенту, я сделаю это сам.

Помощник президента глянул на экран монитора, на котором застыла картина освещенного прожекторами ущелья с лежащим на дне двутелым чудовищем, кивнул. Во взгляде его мелькнуло удовлетворение, но, когда он повернулся к Джайлсу, глаза его уже были ласково-маслеными.

— Я вас понимаю, сенатор. Не волнуйтесь, президент получит полную информацию о том, что делается на полигоне. Не исключено, что он сам появится здесь в ближайшее время.

Киллер захохотал.

— Вот и решение вопроса. Не лезь в бутылку, Крис, давай выпьем за удачу. Мой план был гениален и выполнен профессионально.

Джайлс раздавил в руке стакан, порезался, тупо посмотрел на руку и вышел. Оставшиеся в кабине бронетранспортера переглянулись.

Алиссон пришел в себя от боли в голове. Особенно болели глаза и уши, и он даже попытался пощупать их руками, но наткнулся на гладкую поверхность шлема. Глаза удалось открыть с третьей попытки; казалось, они засыпаны песком. Но и открыв глаза, палеонтолог не сразу понял, где находится: свет был слишком ярок и подвижен, из-за чего пейзаж перед глазами казался зыбким, как отражение в воде. Впрочем, он и потом казался зыбким, обманчивым, текучим и одновременно твердым. Живой металл — пришло на ум сравнение. Сила тяжести в этом мире была чуть меньше земной, порождая удивительное чувство легкости, и благодаря этому чувству остальные негативные ощущения переживались легче.

Они все еще находились на спине Тихони, лежали в одной из выемок седла, накрытого прежним прозрачным пузырем. Кто их посадил туда, осталось за кадром. Но не сам Тихоня, конечно.

Норман принюхался — дышать было трудно, кислорода под колпаком оставалось все меньше — и, сняв шлем, все-таки потрогал уши. К его удивлению, они не выросли в размерах и не были поранены, хотя болели так, будто их смяли в блин. Снова надев шлем, он начал осматриваться.

Тихоня брел по сказочной, сверкающей полированным золотом, серебром и другими металлами почве долины, заросшей таким же сказочным металлическим лесом. Хотя форма «деревьев» вовсе не напоминала земные аналоги — кристаллы всех модификаций, плавно переходящих друг в друга, — все же это был настоящий лес. Живой лес! Потому что «деревья» шевелились, перетекая из формы в форму, меняли цвет и плотность и дышали, оставаясь в то же время ощутимо твердыми, металлическими, чешуйчатыми, как шкура суперзавра. И Алиссон внезапно понял, что Тихоня на этот раз в самом деле привез их в свой родной мир, где жили его сородичи.