Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. - Сюэцинь Цао

В это самое время Преданный и Почтительный хоу Ши Дин получил повышение и собирался вместе с семьей отправиться к месту службы в другую провинцию.

Матушка Цзя была очень привязана к Сянъюнь и решила оставить девочку в доме, поселив отдельно от всех. Однако Сянъюнь выразила желание жить вместе с Баочай, и матушка Цзя не возражала.

Теперь в саду Роскошных зрелищ стало еще веселее. В поэтическом обществе насчитывалось тринадцать человек. За исключением Ли Вань и Фэнцзе, остальные были почти ровесниками, от пятнадцати до шестнадцати, с разницей всего в один-два месяца. Кто старше, кто младше, разобрать было невозможно, путались даже матушка Цзя и служанки, называя членов «Бегонии» то «старшая сестра», то «младшая», то «старший брат», то «младший».

Увлечение Сянлин стихами не проходило, но она боялась докучать Баочай, поэтому Сянъюнь, поселившаяся вместе с ними, пришлась как нельзя более кстати. Сянъюнь любила, как известно, поболтать, а тут Сянлин то и дело обращалась к ней с вопросами о стихах, и Сянъюнь очень охотно с утра до вечера вела с Сянлин беседы о поэзии.

– Право же, я оглохла от вашего гама! – смеясь говорила им Баочай. – Эта девчонка всерьез взялась изучать поэзию! Да ведь настоящие знатоки тебя засмеют, если узнают, скажут, что ты занялась не своим делом! От Сянлин, и то покоя не было, а теперь еще ты появилась, трещотка; только и слышно: что значит «задумчивость и подавленность в стихах Ду Фу», «скромность и утонченность в поэзии Вэй Инъу», как понимать «изысканность и красоту у Вэнь Бача»[32], «загадочность и скрытность у Ли Ишаня»! Не женское это дело. Со стороны вас можно принять за умалишенных!

Но Сянлин и Сянъюнь лишь смеялись в ответ.

Вдруг пришла Баоцинь. Баочай сразу обратила внимание на ее плащ из какой-то ткани, отливавшей золотом и бирюзой.

– Откуда у тебя такой красивый плащ? – поинтересовалась она.

– Мне дала его старая госпожа, потому что на улице идет снег, – ответила Баоцинь.

– Еще бы ему не быть красивым! Ведь он соткан из павлиньего пуха! – воскликнула Сянлин, подойдя совсем близко к Баоцинь и разглядывая плащ.

– Да какой же это павлиний пух? – возразила Сянъюнь. – Это перышки с головы дикой утки. Уж очень, видно, ты полюбилась старой госпоже: даже Баоюю она ни разу не дала надеть этот плащ!

– «У каждого свое счастье» – гласит пословица, – заметила Баочай. – Мне и в голову не могло прийти, что она к нам приедет! А что старая госпожа ее так полюбит, и говорить нечего!

– Приходи к нам почаще, не всегда же ты должна быть со старой госпожой, – сказала Сянъюнь, обращаясь к Баоцинь. – У нас, как и у нее, всегда веселье, играют, шутят, пьют вино, закусывают. И госпожу Ван навести, побеседуй с ней, а не застанешь – сразу уходи – у нее много служанок, и все такие насмешницы. К чему-нибудь да придерутся!

Все это Сянъюнь произнесла таким тоном, что все покатились со смеху.

– Ты добрая, – с улыбкой заметила Баочай, – но очень уж бесцеремонная, говоришь с Баоцинь так, будто она твоя младшая сестра!

Сянъюнь лукаво улыбнулась, внимательно посмотрела на Баоцинь и промолвила:

– Этот плащ, пожалуй, идет только ей. Для других не годится.

На пороге появилась Хупо.

– Старая госпожа велела передать вам, барышня, – обратилась она к Баочай, – чтобы вы не были чересчур строги к сестрице Баоцинь, она совсем еще юная. Постарайтесь ей во всем угождать. А что понадобится, пусть сестрица не стесняется, говорит прямо.

Баочай встала и обещала в точности исполнить приказание старой госпожи, затем подтолкнула Баоцинь и с улыбкой сказала:

– Вот счастье тебе привалило! Уходи-ка лучше отсюда, а то мы еще тебя обидим! Неужели я хуже тебя? Даже не верится!

Тут подоспели Дайюй с Баоюем, и Баочай совсем разошлась.

– Сестра Баочай, ты ведь шутишь, я знаю, – сказала Сянъюнь, – но другие могут подумать, что ты говоришь всерьез.

– Вы о них? – спросила Хупо, указав на Баоюя, а затем на Дайюй.

Сянъюнь промолчала.

– Ничего подобного, – ответила за нее Баочай. – Моя младшая сестра для Дайюй все равно что родная, Дайюй любит ее больше меня. Ты только послушай, что говорит эта дрянная девчонка Сянъюнь! Разве могут ее уста изречь что-нибудь путное?

Баоюй знал, что Дайюй капризна, но ее отношения с Баочай в последнее время были ему неизвестны, и при мысли, что матушке Цзя полюбилась Баоцинь, он пришел в замешательство. А после небольшой перепалки между Сянъюнь и Баочай совсем растерялся, тем более что Дайюй, как ему показалось, ведет себя несколько странно.

«Посмотреть на Дайюй с Баочай, – подумал Баоюй, – так они неразлучные подруги. А ведь раньше ничего подобного не было».

Тут он заметил, что Дайюй обращается к Баоцинь не по имени, а называет ее просто младшей сестрой, будто они и в самом деле родные.

Несмотря на столь юный возраст, Баоцинь была любознательна и умна и обладала завидной памятью. Прожив во дворце Жунго всего два дня, она почти всех знала по имени и успела заметить, что ее сестры очень серьезные и стараются жить в мире друг с другом. Она же, чтобы не отставать от них, была ко всем очень внимательной. Особенно Баоцинь нравилась Дайюй, выделявшаяся среди остальных своей незаурядностью, и она всячески выказывала ей свое уважение.

Баоюй все это видел и не переставал удивляться.

Отыскав однажды Дайюй, он сказал ей:

– Когда-то я шутки ради прочел тебе несколько строк из «Западного флигеля». Тогда мне там все казалось понятным. А теперь возникли сомнения. Сейчас я прочту тебе одну фразу, а ты мне ее объясни!

– Читай, – не скрывая своего любопытства, ответила Дайюй.

– Там в акте «Скандальное письмо» есть прекрасные строки:

Когда решилась Мэн ГуанПринять сосуд из рук Лян Хуна?[33]

Интерес представляет слово «когда». В самом деле, когда именно она приняла бокал? Как ты думаешь?

– Хороший вопрос, нечего сказать! – улыбнулась Дайюй. – Но и Баочай тогда задала неплохой вопрос.

– Прежде ты вечно подозревала меня, – заметил Баоюй, – а сейчас тебе сказать нечего!

– Кто знал, что она окажется доброй и славной! – промолвила Дайюй. – Я думала, она скрытная и коварная!

Дайюй рассказала Баоюю, как оплошала во время игры в застольный приказ, как Баочай вразумила ее и как прислала во время ее, Дайюй, болезни ласточкины гнезда.

– Понял! – вскричал Баоюй. – Мэн Гуан взяла у Лян Хуна бокал, как только между ними исчезла преграда.

Они заговорили о Баоцинь, и Дайюй снова расплакалась – она всегда плакала, вспоминая, что у нее никого нету – ни братьев, ни сестер.

– Опять ты плачешь! – сказал Баоюй, пытаясь утешить девочку. – В этом году ты похудела больше, чем в прошлом! Совсем не бережешь свое здоровье, только и ищешь случая поволноваться. Дня не можешь прожить без слез!

– Плачу я теперь не так часто, а вот грущу все больше и больше! – призналась Дайюй. – Не знаю почему, слез не хватает, а душа разрывается от тоски!

– Это тебе только кажется, что слез не хватает. Ведь ты без конца плачешь! – возразил Баоюй.

Их разговор прервала девочка-служанка. Она принесла Баоюю плащ и сказала:

– От старшей невестки Ли Вань приходила служанка и передала, что завтра все должны собраться и сочинять стихи.

Только она это произнесла, как на пороге появилась сама служанка и позвала Дайюй к своей госпоже. Баоюй вызвался проводить Дайюй.

Девочка натянула сапожки с узорами в виде золотых облаков, набросила ярко-красную накидку из перьев аиста, подбитую мехом, завязала пояс с украшениями из золота и бирюзы, надела широкополую шляпу от снега и отправилась к Ли Вань. Когда она пришла, все сестры уже собрались.

На девушках были красные шерстяные плащи, на Ли Вань – двубортная, подбитая мехом куртка, на Баочай накидка из парчи цвета свежего лотоса, одна лишь Син Сюянь пришла в обычной домашней одежде, ей даже нечего было надеть, чтобы уберечься от снега.

Вскоре появилась Сянъюнь в накидке из соболя, подбитой беличьим мехом, в темно-красной шапочке, украшенной золотыми пластинками и отороченной соболем. В точности такую носила некогда Чжаоцзюнь[34].

– Вы поглядите на этого новоявленного странника Суня[35]! – вскричала тут Дайюй. – Она нарочно так одевается, хочет быть похожей на монгола!

– А вы посмотрите, что у меня внизу! – воскликнула Сянъюнь, сбрасывая накидку.

Под ней оказался короткий, отороченный горностаем халат, расшитый драконами, с узорчатым воротничком; поверх халата – легкая куртка из бледно-розового атласа, стянутая поясом с украшениями в виде бабочек, на ногах – сапожки из оленьей кожи. Этот костюм как нельзя лучше подчеркивал стройность и изящество Сянъюнь.

– Недаром Сянъюнь любит наряжаться мальчишкой! – воскликнули все. – Ей это очень идет!

– Хватит вам! – промолвила Сянъюнь. – Давайте лучше посоветуемся, как быть завтра с нашим собранием. Кто будет устраивать угощение?