Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1) - Октавиан Стампас

Наступило гробовое молчание. Все переглядывались, не зная, что и сказать. Многим было слышно, как Груланд фон Штиир прошептал своему соседу по столу:

- Я всегда говорил, что нельзя доверять славянам. Язычники! А особенно - славянкам.

Первым, кто громко высказался, был старый граф Эрланген:

- Пусть пройдет по раскаленной решетке. Древний испытанный способ. Если ожогов не будет - она невинна.

- Я возражаю,- сказал Годфруа Буйонский.- Вспомните, ведь мы живем в одиннадцатом столетии после Рождества Христова. Будем благоразумнее.

- Лучшим способом наказания я считаю постриг,- спокойным голосом заявил епископ. Многие его тотчас поддержали, но нашлись и такие, кто требовал немедленной и наглядной казни императрицы. Правда, никто не требовал пыток, сторонники смертельного наказания готовы были удовольствоваться отсечением головы. Но, несмотря на сильное волнение, охватившее меня, я вдруг почувствовал, что общий настрой не так уж жесток и до смертной казни не дойдет. Тем более, что все мои друзья, рыцари Адельгейды, взывали к милости императора.

Наконец, выслушав все мнения, Генрих сделал знак, чтобы все замолчали. Он оглядел сидящих за столом и зловеще ухмыльнулся:

- Ну и веселые же у меня подданные,- сказал он, играя бровями.- А какие изобретательные, просто чудо. Нет, уйду, пожалуй к сарацинам, приму их веру. Там, говорят, если жена изменит мужу, то для всего мира - развлечение. Чего только не придумают. А вы? Либо голову с плеч, либо совсем помиловать, никакого воображения. Засиделись мы здесь, в своих родных местах. Пора идти мир завоевывать, да поучиться чему-нибудь новенькому. Эй, принесите-ка мне сюда мой подарок императрице Адельгейде!

В этот миг мне возомнилось, что с Генрихом произошло чудо и он вдруг решил сменить гнев на милость. Даже пришла и такая мысль, что он разыграл всех, устроил такую чудовищную шутку, и теперь все будут смеяться. Хотя каково было Евпраксии? До смеха ли? Даже если бы все обернулось розыгрышем.

Но нет, никакого розыгрыша не предвиделось. Двое слуг внесли в зал некий непонятного назначения металлический предмет в виде обруча с замочком и длинных бляшек, свисающих с этого обруча. С торжественным видом слуги положили странную сбрую перед императором.

- Эту вещицу,- весело улыбаясь, объявил Генрих,- мне привез из далекого города Дамаска один еврей. Он много мне любопытных вещиц продал, и я, не скупясь, заплатил ему за них. Так вот, это старинное персидское изобретение. Называется оно "печать Астарты", богини любви и материнства, а также домашнего очага и, следовательно, супружеской верности. Как римская Юнона. На женщину надевается этот стальной пояс, вот это продевается понизу, здесь защелкивается на замок, и женщина уже ни с кем не может изменить, поскольку ключик находится у мужа. А теперь я беру свой меч,- Генрих встал из-за стола, картинно извлек из ножен меч и занес его над головой,- подхожу к своей супруге, но не отсекаю ей ее замечательную головку, как того желали некоторые из вас, а делаю вот что.

Он приблизился к Евпраксии, которая при виде меча еще больше побледнела, но не дрогнула, занес над ней меч, просунул его ей под тунику и изо всех сил дернул. Одежда с громким хрустом разодралась, Генрих подскочил к императрице со спины и сдернул с нее разорванную надвое тунику. Все ахнули, увидев обнаженную Евпраксию. Ослепнув от ужаса, я бросился вперед, но меня схватили, скрутили мне руки.

- Свяжите его! - услышал я голос Генриха. Меня понесли в дальний конец зала, связали там и бросили на пол. Я бился изо всех сил, но множество рук держало меня, и я слышал, как мои друзья уговаривают меня, что ничего хорошего не будет, если мы затеем скандал. Связанный я видел, как все смотрят на опозоренную голую Евпраксию, и видел также, что она на диво хороша, ведь втайне я так давно уже мечтал увидеть ее нагую... Мечтал, но не так, не так ужасно.

Ее тоже крепко держали, потому что она вырывалась, а в это время на нее надевали стальной дамасский пояс, продевали приделанные к нему приспособления между ног, застегивали замок. Я рычал от бессилия, Дигмар и Маттиас меня успокаивали. Потом я увидел, что Димитрия тоже связали и тоже положили в сторонку, чтобы не мешал.

- А ведь хороша у меня женушка, ничего не скажешь,- куражился Генрих, и в это мгновение, если бы только меня развязали, я готов был рубить его на мелкие кусочки своим Канорусом. Не то, что проткнуть, как Гильдерика, а рубить и рубить, покуда ничего не останется, чтобы неоткуда было раздаваться сатанинскому хихиканью.- Полюбуйтесь на нее разок в жизни,- говорил Генрих,какая она изящная, свеженькая. Смотрите, на третьем месяце беременности у нее совсем не видно животика. Конечно, она могла бы еще не одного любовника пригреть, покуда ее не разнесет во все стороны. А ведь Гильдерик был красавчик. Но отныне она опечатана, вход закрыт. Вот тут есть лишь три дырочки величиной с вишневую косточку, для стока. Изнасиловать ее может теперь разве что только мышонок или кузнечик.

- Правду говорят, что в него бес вселился,- пробормотал стоящий около меня Адальберт.

- Довольно, государь, уведите ее,- прозвучал голос Рупрехта. Остальные голоса поддержали это требование.

- Полагаете, она достаточно наказана? - разочарованным тоном произнес император.- Ну что же, vox populi* [Глас народа (лат.).], как говорится. Левенгрубе, Лоцвайб, уведите императрицу Адельгейду. Да смотрите, не распускайте руки и не затискайте ее по пути.

Евпраксию увели под его дикий демонический хохот. Я обратил внимание на Конрада. Он стоял возле камина и смотрел внутрь него с самым мрачным видом. И я понял, что Конрад - хороший человек, а его отец - человек скверный, смрадный, жестокий и заблудший. Мне хотелось зубами рвать веревки от осознания того, что я нахожусь на службе у негодяя, которого доселе считал одним из величайших... да нет, величайшим государем нашего времени.

Генрих приказал всем рассаживаться на свои места и продолжать пир в честь чудесного избавления Адельгейды от смертной казни и от всех будущих измен. Первый тост он предложил за еврея Схарию, который доставил ему замечательное дамасское изделие. Годфруа Буйонский обратился к императору с просьбой от всех рыцарей Адельгейды разрешить им покинуть пир. Генрих рассердился, но махнул рукой:

- Ладно, идите к чорту. И киевлянина можете забрать. А вот Зегенгейма приказываю оставить. Эй, слуги, отнесите вон того связанного рыцаря в какую-нибудь соседнюю комнату, уложите поудобнее и дайте ему проспаться, а то он хлебнул лишку и как всегда хочет кого-нибудь проткнуть своим глупым мечом.

Меня подняли и понесли прочь из зала.

Глава IX

ТАЙНА ЗАМКА ШЕДЕЛЬ