Хромые кони - Мик Геррон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С собаками проще, — продолжал дед.
Ривер не любил собак, но почел благоразумным не озвучивать эту информацию до тех пор, покуда не выяснится, к чему клонит собеседник.
— Достаточно одного взгляда на лапы. Знал об этом?
На это, кажется, определенно требовалось что-то ответить.
— Нет, — сказал Ривер, выдержав без малого трехминутную паузу.
— Что — нет?
— Я не знал об этом.
— О чем ты не знал?
— О том, что вы сказали. Про собак.
— Надо смотреть на лапы. Чтобы узнать, какого размера они будут, когда вырастут. — Он снова принялся рыхлить землю, удовлетворенный вкладом Ривера в беседу. — У щенков лапы всегда на вырост. У детей — иначе. У них ноги отрастают только с годами.
Ривер смотрел, как с лезвия садового совка осыпается земля. Мелькнуло что-то красно-серое, извивающееся, всего на один момент. Быстрый поворот лезвия совка — и оно исчезло.
— Я не хотел сказать, что твоя мать выросла крупнее, чем ожидалось.
Это был червяк. Это был червяк, который теперь (если то, о чем он слышал, было правдой) превратился в двух червяков, находящихся в двух разных местах. Интересно, помнит ли червяк, как когда-то был одним целым червяком? И было ли ему тогда вдвойне лучше или только наполовину? Ответить на такие вопросы было невозможно. Можно было изучить биологию, но не более того.
— Я имел в виду, что ее норовистость взялась невесть откуда.
Он продолжал вскапывать землю совком.
— У твоей матери на счету немало ошибок. И твое имя — самая пустяковая из них. Но знаешь, что хуже всего?
На это тоже требовалось как-то отреагировать, но Ривер не придумал ничего лучшего, чем просто мотнуть головой.
— Она до сих пор так и не поняла.
Он принялся копать усерднее, словно в клумбе было зарыто нечто, что следовало вызволить на свет божий.
— Все люди ошибаются, Ривер. Я в прошлом тоже совершал ошибки, и из-за некоторых моих ошибок пострадали другие. И это именно те ошибки, которые нельзя забывать. Из них надо извлекать уроки. Но твоя мать не такая. Она словно нарочно раз за разом повторяет одни и те же ошибки, от которых никому не выпадает большой радости. И в первую очередь тебе. — Он поднял взгляд на Ривера. — Но ты не должен думать о ней плохо. Я просто говорю, что такое поведение — это в ее природе.
«Это в ее природе», — думал Ривер, дожидаясь, когда дед вернется из уборной. На сегодня оспаривать данный факт уже не представлялось возможным. Она до сих пор так и продолжала повторять одни и те же ошибки, одну за другой и в том же темпе.
Что до старика, то, когда Ривер прокручивал в памяти подобные ситуации — судейская панама и свитер с прорехами на локтях, садовый совочек и потные ручейки, сбегающие по округлому лицу селянина, — трудно было избавиться от ощущения, что это были лишь постановки. Весь реквизит налицо: большой загородный дом, окруженный садом, а чуть дальше — пастбище и кони. Словом, классический старорежимный джентльмен с английских раздолий, вплоть до словарного запаса. Слово «норовистость» было из романа начала двадцатого века, из того мира, где всякие Во и Митфорды играли в карты за ломберными столиками[8].
Однако постановки имеют обыкновение растушевываться в реальность. В воспоминаниях Ривера о детстве, проведенном в этом доме, каждый день был летним и погожим, без единого облачка. Так что, возможно, задумка С. Ч. и сработала и все шаблоны, которых он держался, или притворялся, что держится, возымели свое воздействие на Ривера. Английские пейзажи, солнце, привольно раскинувшиеся до горизонта поля. Со временем, когда он достаточно повзрослел, узнал, какому именно делу посвятил жизнь его дед, и твердо решил посвятить себя тому же, именно эти картины, настоящие или воображенные, вставали в памяти. На это у С. Ч. тоже имелся ответ. «Не важно, настоящее оно или нет. Ты стоишь на страже идеи».
— Я теперь буду здесь жить? — спросил он его тем утром.
— Да. Потому что я понятия не имею, что нам еще с тобой делать.
И вот теперь дед возвращался в комнату более бодрым шагом, чем тот, которым он ее покинул. У Ривера на языке вертелось спросить, все ли с ним в порядке, однако он нашел языку более разумное применение, отпив вместо этого виски.
Дед снова устроился в кресле.
— Если Хобден засветился на радаре, это явно что-то связанное с политикой.
— Да нет, не засветился, просто слышал его имя. Не помню уже, в каком контексте. Просто показалось что-то знакомое, вот и все.
— В твоей работе от умения лгать порой зависит жизнь. Тебе, Ривер, нужно отрабатывать данный навык. И кстати, что у тебя с рукой-то на самом деле?
— Открыл защитный кейс. Без ключа.
— Дурацкое дело. Зачем?
— Хотел посмотреть, можно ли это сделать и не обжечься.
— Ну что ж, вот и посмотрел. У врача был?
Ожог был у Ривера на левой руке. Воспользуйся он правой, то управился бы быстрее и, возможно, вовсе бы не обжегся, однако возобладал прагматический аспект: если контейнер рванет, как граната, то лучше потерять ту руку, к которой наименее привязан. В итоге он залил пламя водой из бутылки. Содержимое контейнера намокло, но не пострадало. Он скопировал файлы с ноутбука на флешку, а затем засунул его в плотный конверт с подложкой, купленный вместе с флешкой в магазинчике канцтоваров недалеко от Слау-башни. Все это он проделал на скамейке у детской площадки.
Рука была, в общем, в порядке. Слегка покраснела, слегка побаливала. Из данной затеи при желании можно было вывести следующую мораль: защитные кейсы — никчемная дрянь. Тем не менее Паук с радостью принял на веру, что уровень технического оснащения Слау-башни не позволял им иметь даже такие нехитрые устройства.
При желании можно было вывести еще и другую мораль, а именно: прежде чем что-то сделать, хорошенько подумай. Все предприятие было практически спонтанным результатом глубокой обиды — обиды за то, что его послали выполнять дурацкую работу, в то время как Сид получила настоящее задание, а всего обиднее было оказаться мальчиком на побегушках у Паука… Содержимое флешки он пока не исследовал. Просто иметь чертову штуковину при себе уже было уголовно наказуемо.
— Все в порядке, — ответил он деду. — Обжегся чуток. Заживет.
— Но ты все-таки что-то задумал.
— Знаешь, чем я занимаюсь последние месяцы?
— Чем бы оно ни было, сомневаюсь, что тебе положено рассказывать мне об этом.
— Думаю, я могу вам довериться, сэр. Я читаю транскрипты разговоров по мобильным телефонам.