Затерявшиеся в тайге - Леонид Репин

Громко трещали горячие ветви, загудело огнем, падая, дерево... Кто-то кричал, кто-то командовал, а я все стоял, потрясенный увиденным. Люди копали канаву, рубили деревья, и я понял, что это очень важно-отделить горящий участок леса от основного массива.

Один человек воткнул топор в ствол березы и убежал-его зачем-то послали в деревню. Я выдернул этот топор и присоединился к группе, что валила деревья. Я давно уже взмок: горячий воздух обжигал руки, лицо, вливался в легкие, как жгучая патока, но другие терпели, и я тоже терпел, глядя на них. Летели искры, они кусались, как осы, выло свирепое пламя, кричали взволнованные люди...

Не знаю, сколько часов продолжалось сражение, но только огонь сбился, утих, задохнулся. Уже не было единой горящей стены-эта часть леса сразу же выгорела, огонь заметно продвинулся, оставив черную обнаженную землю, дымящиеся пни и стволы. Некоторые из них мы засыпали землей, сбивая еще сильное пламя. Позже только я понял, как умело и ловко окружили очаг и придавили его.

Возвращался в деревню я гордый: на щеке и на руках у меня было несколько мелких ожогов, рубашка местами почернела, от искр в ней образовалось несколько дырочек. Я чувствовал себя человеком, который участвовал в трудном сражении и, победив, возвращался.

Я навсегда запомнил этот пожар.

С тех пор я крайне осторожно в лесу обращаюсь с огнем. И здесь, в тайге, мы соблюдали все меры предосторожности, разводя костры или оставляя пепелище, когда покидали стоянку. Обязательно разбрасывали непрогоревшие поленья, заливали их водой, обкладывали угли дерном и уходили, только убедившись, что пламя ни при каких обстоятельствах не может возникнуть вновь.

И вот теперь этот пороховой, чертов пень! А рядом-наше жилище, обложенное со всех сторон предельно сухими ветками. Вокруг-сосновый бор. У ближайшей сосны-а до нее было полтора метра, никак уж не менее-изпод коры проступила смола и потекла по стволу густой янтарной струёй. У молоденькой сосенки рядом очень быстро пожелтела хвоя на нижних ветвях, готовая вспыхнуть в любое мгновение, и я понял, что медлить дальше не только нельзя, но даже и времени нет. Огонь вот-вот грозил перекинуться- Если бы хоть ветер не раздувал опасное пламя...

Мы кинулись рубить топором и резать ножом дерн, собираясь для начала обложить пень с разных сторон. А в нем тем временем выгорела насквозь середина, и огонь моментально втянулся в нее, будто в трубу Теперь пень весь был охвачен бушующим пламенем. Подойти к нему вплотную уже не представлялось возможности-такой жар исходил, и нам приходилось с силой метать тяжелые плиты дерна, пытаясь сбить мощное пламя.

Постепенно мы обложили пень со всех сторон дерном, но огонь не сдавался, высовывал гибкие хищные языки в малейшую щель и нещадно дымил. Тогда мы стали брать землю руками и пригоршнями засыпать эти щели. Было невыносимо жарко, пот лил, как будто мы стояли в парилке. Мы были измазаны землей, копотью, руки от мелких ожогов зудели.

Внезапно сделалось тихо и абсолютно темно. Глазами, привыкшими к яркому свету, мы теперь с трудом различали друг друга. И тут же ощутили ледяное прикосновение ветра. Оказывается, все время, пока мы сражались с огнем, капал слабенький дождик... И самое неожиданное, огня теперь нет. Мы сами задушили его. А ветер, словно решив нас наказать за беспечность, ни в какую не давал разгореться огню. Видно, ветер выбирает в друзья только сильное пламя...

Толя сказал: "Будет очень смешно, если мы теперь не сможем костер разжечь..." Куда уж смешнее... Потратить столько сил, чтобы его погасить, а лотом столько времени, чтобы разжечь...

Но огонь разгорелся. В его свете, спокойном, ровном, теперь умиротворяющем, я взглянул на часы. Полтора часа длилось сражение. Оставив Толю присматривать за коварным, способным на предательство пламенем, мы с Лешей спустились к реке, чтобы вымыть лицо и руки.

Вода в реке была ледяная. В ней плавал неведомо откуда взявшийся кусок ослепительно чистого льда. И сразу захотелось к нему приложиться щекой, чтобы остыть, передать ему накопившийся жар. Только чуть позже я понял, что не лед это-луна.

На подстилке из веток мы долго ворочались- возбуждение после схватки еще оставалось Холодный ветер находил лазейки и задувал под одежду, безжалостно изгоняя остатки тепла. Мы прижимались друг к другу, ненадолго так замирали, но вскоре холод заставлял переменить положение.

Костер был рядом, однако его тепло не доходило до нас. Через каждые двадцать-тридцать минут мы вставали, подходили к костру, наклонялись над ним и мечтали о большом, сильном пламени, которое, как мы поняли, в этом бору нельзя разводить. Там, где это можно было сделать, например в Гиблом лесу, не получалось, а там, где нельзя, он вырвался сам.

Лесной пожар... Бедствие, но оно же и благо. Трудно бывает сказать иногда, какая роль огня в жизни леса важнее-роль врага или друга. Леса секвойи, растущие на Тихоокеанском побережье Америки, болотная и песчаная сосны не только приспособились выживать после пожаров, но даже и извлекать для себя пользу: после пожара они начинают быстро, привольно расти, избавившись от конкуренции прочих деревьев. У отдельных видов сосен во время пожара раскрываются шишки и семена выпадают на землю. А после, на пепелище, они хорошо прорастают и дают жизнестойкие молодые побеги. Более того, как показали эксперименты, в лесу, где долгое время не бывает пожаров, происходят резкие, неотвратимые изменения, в результате которых состав его в корне меняетсястарые породы деревьев уступают место пришельцам. Кроме того, пожары способствуют переходу органических соединений в минеральные-для растений наиболее удобную и потому более доступную форму.

Был такой опыт. В точение нескольких десятков лет от пожаров тщательно охранялся дубовый лес. Сначала все шло нормально, а потом заметили, что желуди, опадавшие на землю, перестали прорастать, поскольку среди дубов развились другие деревья, в отличие от дуба огонь не переносящие, и создали свой собственный климат. Прошло несколько лет, и дубовый лес превратился в свое жалкое подобие, а еще несколько позже практически погиб. Только отдельные деревья еще боролись за жизнь, ведя отчаянную, но скрытую борьбу со своими собратьями.

Кто кто, а лесники давно отлично знают, как полезны оказываются на некоторых лесных участках ежегодные палы. Они уничтожают сорный подлесок и предотвращают случайный сильный пожар. Разумеется, дело это не простое-тонкое, требующее большой осторожности, опыта. Так что пожар пожару-рознь.

...Спали, как обычно, урывками-по часу, по полчаса. Да и всегда-то ночи здесь были такие.

Утром я проснулся первым. Взглянул на небо, осмотрелся вокруг и вдруг в одно мгновение понял:

все, лета больше не будет. Настала осень. Теперь она уже не отступит.

Целые группы берез на склоне соседней сопки стояли облитые золотом. С трудом верилось, что еще вчера днем они были зеленые: множество желтых пятен светилось в листве. Столько превращений всего за две последние ночи... И серое, унылое, беспросветное небо.

Я перевел взгляд на поле сражения. Оно было изрыто и перепахано. Как будто здесь прошло стадо мамонтов и усердно поработало бивнями, добывая себе пропитание.

Заворочались, закряхтели ребята. Из-под капюшонов курток торчат только носы. Мы так всегда заворачиваемся, надеясь, что станет теплее. Но это всего лишь самообман. Капюшон куртки сделан из той же тонкой ткани, что и куртка, и совершенно не греет, разве только защищает от прикосновения холодного ветра.

- Уж небо осенью дышало,-продекламировал я им натощак,-уж реже солнышко блистало...-я надеялся с помощью классики отразить сегодняшний день.

Алексей сел, протер глаза грязной ладонью-не удалось вечером отмыть-и произнес таким тоном, каким обычно говорят: "Прекратите!"

- Короче!-Огляделся, потянулся и добавил спокойнее:-Становился день.

И мы, медленно и весьма неохотно переставляя ноги, отправились собирать грибы к завтраку.

Не знаю, как мои друзья, но я уже начинал потихоньку, про себя разумеется, поругивать день, когда задумал ввязаться в эту историю. Сомнения все чаще обуревали меня.

Последняя ночь своим холодом настолько нас измотала, что мы решили согреться в ходьбе и покинуть стоянку сразу после завтрака.

С радостью и с сожалением ушли мы из соснового бора. С радостью, потому что постоянный холодный ветер проморозил нас, казалось, насквозь А с сожалением, потому что приятно все таки жить в чистом сосновом лесу, где нет комаров и мошки.

Да, холодно, совсем неуютно стало в тайге...

Мы спустились еще дальше вниз берегом речки и к концу дня выбрали место для новой стоянки. Спасаясь от промозглого ветра, укрылись в низинке под защитой лесистого склона сопки. Ветер тут много тише, зато сразу же объявились комарики и мошка с надоедами мухами. Пока жили в бору, совершенно забыли о них.