Обман Инкорпорэйтед (сборник) - Филип Дик

– Я спросила вас, – повторила девушка со спокойной, почти профессиональной настойчивостью, сосредоточивая его внимание на себе и своем вопросе, – что вы пережили и что видели? Лучше рассказать кому-то сразу, пока воспоминание не потускнело. Позже припомнить будет очень трудно.

– Военная диктатура, – хрипло сказал он. – Казармы. Я там был. Но недолго, до меня добрались довольно быстро. Но я видел.

– Что-нибудь еще? – Девушка не казалась взволнованной. Но она слушала внимательно, стараясь ничего не упустить. – Как насчет солдата, выстрелившего в вас дротиком? В нем было что-то примечательное? Странное или необъяснимое?

Он помедлил.

– Всего лишь галлюцинация. Вы же знаете, что такое лизергиновая кислота и ее действие. О боже, да меня переполняли всяческие ощущения. Хотите еще раз услышать о Судном дне в дополнение к собственному опыту? Или…

– О солдате, – терпеливо произнесла девушка с серебристыми волосами.

– Ладно, – прерывисто дыша от боли согласился Рахмаэль. – Мне привиделся циклоп из головоногих. – Он ненадолго умолк, усилие, понадобившееся ему для передачи воспоминания словами, истощило ненадежный запас его сил. – Этого достаточно? – сердито добавил он.

– Обитающий в воде? – Она не сводила с него сияющих умных глаз, не позволяя ускользнуть. – Нуждающийся или явно желающий…

– В соляной оболочке… – Он заставил себя дышать размеренно, оборвав фразу на середине. – Признаки обезвоживания, трещины кожных складок. Судя по миазмам, я предположил быстрое испарение эпителиальной влаги. Возможно, указывающее на гомеостатические нарушения. – Он отвел глаза, не выдержав ее упорного требовательного взора, – напряжение оказалось не по силам его убывающей энергии, способности сосредоточивать свое внимание. Пятилетний срок абреакции[21] от наркотического периода, сказал он себе. Возвращение к пространственно-временной оси раннего детства наряду с ограниченной областью сознания и незначительными способностями мальчишки-дошкольника – вот проблема, которую следует решить, но она слишком сложна. И останется таковой, даже если он сможет вырваться и восстановить функцию взрослого со зрелой способностью рассуждать. Рахмаэль потер лоб, чувствуя боль и напряжение, словно мучимый хроническим синуситом в опасной стадии. «Изменение болевого порога, – тупо подумал он. – Из-за наркотика. Привычный дискомфорт, обычные соматические импульсы – все усилено до невыносимого предела и при этом абсолютно ничего не значит».

Заметив его угрюмую внутреннюю сосредоточенность, девушка сказала:

– Вы не испытывали прежде под действием ЛСД физиогномических изменений такого типа? Вспомните об исходном побуждающем эпизоде во время учебы в начальной школе. Можете вернуться в воспоминаниях так далеко?

– Тогда это контролировали, – сказал Рахмаэль. – Один из психологов Квалификационного совета компании «Вес-Дем», этих никчемных дам в синих халатах – как там они называли себя? – кажется, психолетиками. Или психоделитрисами – я забыл, как именно. Наверное, мною занимались в разное время обе эти группы. Разумеется, я снова прошел этот курс и позже, в двадцать три года, согласно закону Маклина о психическом здоровье. «Однако все дело именно в контроле, – мысленно добавил он. – Когда рядом некто обученный, способный делать и говорить то, что нужно, поддерживать контакт со стабильным, объективным коинон космос, общим миром, с тем чтобы я не забыл: видимые мною базисные типы – порождение моей собственной психики и являются, по определению Юнга, архетипами, возникающими из подсознания, чтобы заполнить сознание личности. Порождения коллективного, надличностного внутреннего пространства, великого моря неиндивидуальной жизни… Море, – подумал он. – Отсюда мое восприятие физиогномических трансформаций солдата ТХЛ. Следовательно, я видел базисный тип, как неоднократно ранее, – не тот же самый, конечно, поскольку каждый эпизод воздействия наркотика уникален».

– А если бы я сказала вам, что ваши видения не были мистикомиметизмом? – спросила девушка.

– То, что я видел, не могло быть психоделикой, – отозвался Рахмаэль. – Это не было ни расширение сознания, ни повышение чувствительности моей системы восприятия.

– Почему нет? – Девушка с интересом уставилась на него. Из гостиной, оторвавшись от телевизора с громогласным изображением несгибаемого президента Омара Джонса, явились еще двое – тощий угрюмый мужчина в очках с золотой оправой и пожилая женщина с обвисшей складками плотью, безжизненными, крашенными в черный цвет волосами и множеством чрезмерно изукрашенных браслетов на пухлых запястьях. Обоим, похоже, непонятно было направление разговора, они вслушивались молча, почти завороженно, а вскоре к ним присоединилась третья особа – ярко наряженная женщина слегка за тридцать, с тяжелыми веками. На ней были подпоясанная по талии синяя мексиканская рубашка из хлопка, открывающая эффектно затененную гладкую кожу, крашеные джинсы в обтяжку, а под рубашкой – блузка, расстегнутая с целью демонстрации поразительно гибкого тела. Рахмаэль не мог отвести от нее глаз, совершенно забыв о разговоре.

– Это мисс де Рангс, – проговорил угрюмый мужчина в золотых очках, кивая на потрясающе яркую красотку в мексиканской рубашке. – А это Шейла Куам. – Он указал на девушку с серебристыми волосами, приготовившую для Рахмаэля син-кофе.

В дверях кухни появился здоровяк, не выпускающий изо рта зубочистки. Он улыбнулся кривой, но дружелюбной улыбкой, открывающей сколотые неровные зубы.

– Я Хэнк Шанто, – представился он и протянул руку, которую Рахмаэль пожал. – Все мы долгоносики, – пояснил он Рахмаэлю. – Вы тоже долгоносик – вы этого не знали? В какую из псевдореальностей вы попали? Видимо, она не из худших? – Он изучающе уставился на Рахмаэля, работая челюстями, на грубом лице читалось лукавое, но никоим образом не злобное любопытство.

– Все мы учимся, – вызывающе и с необъяснимым волнением произнес курчавый юноша, обращаясь прямо к Рахмаэлю, словно бросал ему вызов, подразумевавший скрытые разногласия, о которых тот не имел понятия. – И все мы больны, нам нужно выздороветь. – Он вытолкнул вперед стройную, коротко стриженную, нарядно одетую девушку с резко очерченным изящным лицом. Она уставилась на Рахмаэля взволнованно, почти с мольбой – но почему, если юноша (чьи непомерно развитые плечи и мускулатуру он впервые заметил) уже отпустил ее. – Верно, Грет? – требовательно осведомился парень.

– Я Гретхен Борбман, – представилась Рахмаэлю девушка тихим, но абсолютно спокойным голосом. Она протянула руку, и, машинально пожимая ее, он почувствовал гладкую и слегка прохладную кожу. – Добро пожаловать в нашу маленькую революционную организацию, мистер… – Она сделала вежливую паузу.