Призраки Гойи - Милош Форман

В тот же самый год Франция, не довольствуясь сопротивлением коалиции европейских королей, объявила войну Испании, с очевидным намерением освободить эту братскую страну от «тирании», жертвой которой та была с незапамятных времен. Испания, надежно защищенная Пиренеями, совершила несколько набегов на французскую территорию и завладела рядом селений, отвоевав их у противника. Всё завершилось заключением в 1795 года Базельского мира. Фактически, в самом начале французской революции Карлос IV, в высшей степени миролюбивый король, отказался прийти на помощь своему кузену Людовику XVI, как бы отмежевавшись от других европейских держав.

Народное ополчение и массовые наборы в армию вкупе с неустанной охотой за предметами культа и «сожжением» церквей, а также гонениями на так называемых священников-«уклонистов», отказывавшихся подписать гражданскую конституцию духовенства и зачастую живших в подполье, подтолкнули ряд западных провинций Франции к восстанию. Разразилась подлинная война, известная под названием Вандейской.

По мнению европейских наблюдателей, Франция, атакованная извне и разобщенная внутри, страна, зажатая в тиски, в которой царил хаос, была обречена на скорое поражение и расчленение. Согласно давним воинским обычаям, в королевских прихожих уже делили ее бренные останки. Однако доблесть молодых генералов, ниспровергавших традиционные военные каноны, ревностный пыл солдат и до сих пор невиданное, особенно в таком масштабе, воодушевление народа, вдохновленного идеей «нации», а также беспримерно жесткая политика со стороны власть имущих позволила Франции выстоять и даже одержать победу.

Самой известной из мер, принятых Комитетом общественного спасения, который в условиях чрезвычайного положения наделил себя неограниченными полномочиями, стал государственный террор, объявленный начиная с сентября 1793 года. Любой подозрительный человек мог быть арестован, предан суду революционного трибунала и отправлен на эшафот. Одной из жертв суровых мер стала бывшая королева Мария Антуанетта, дочь австрийской императрицы Марии Терезии.

Террор продолжался девять месяцев. Даже если количество убитых оказалось не слишком велико (менее трех тысяч), гораздо меньше числа жертв контрреволюции несколькими годами позже, эта официальная государственная политика навеки повергла людей в ужас. Ничего подобного мировая история еще не знала. Народные избранники посмели сделать террор, то бишь насилие и смерть, главным методом и принципом правительства, что предполагало авторитарное беспощадное давление на правосудие. Всё это не могло не подорвать доверие, причем надолго, к народной власти, именуемой демократией. В Испании, как в других европейских странах и даже за пределами Европы, гильотина (некоторые французы дерзко носили в петлицах золотые брошки в виде этого страшного орудия смерти) превратилась в грозный символ современной эпохи. Это новоявленное орудие казни, заменившее христианское распятие, стало олицетворением революции, ее символом и жертвенником.

Франция жила в состоянии боевой готовности. Депутаты Конвента, занимавшиеся интенсивной законодательной деятельностью, ставили походные кровати в коридорах Национального собрания. Обессилев, они ложились на них прямо в одежде и отдыхали несколько часов. Комиссары республики без устали рыскали по провинциям, боролись с реакцией и выступали на фронте перед войсками, в то время как новорожденный класс фабрикантов и коммерсантов, который еще не окрестили буржуазией, наживался на армейских поставках и постепенно подбирался к власти.

Однако за демократию приходилось дорого платить: всевозможные директивы власти, голод, лишения, инфляция, доносы, неусыпный полицейский надзор. Между тем революция, захваченная яростным неодолимым вихрем, пожирала своих детей и даже собственных вождей.

В тот же год Марат был зарезан в своей ванной молодой женщиной по имени Шарлотта Корде. В следующем году предводители народных масс Дантон, Камиль Демулен и Эрбер были отправлены на гильотину, которую они сами же обагрили потоками крови. Робеспьер и Сен-Жюст сотоварищи последовали за ними в июле после тщетной июньской попытки учредить «культ Богини Разума» посредством смехотворной церемонии, которой они стремились придать помпезный характер, Освободившись от внешней угрозы, Франция избавлялась от тех, кто ее терроризировал и спасал.

В последующие годы, во время периода, именуемого Директорией, террор был отменен, и Франция, которая, наконец, перевела дух, зажила внешне более упорядоченной, более спокойной жизнью. Как и после всякого острого кризиса, самая сложная задача заключалась в том, чтобы примирить различные части общества, враждовавшие между собой на протяжении пяти лет. Знать, большей частью эмигрировавшая за границу, мечтала вернуться, отвоевать утраченные привилегии, а некоторые дворяне, готовые переписать историю, даже собирались вновь посадить короля на трон. Другие, сыгравшие определенную роль в Первой республике, отвергали любой возврат к прежним временам и жаждали сохранить завоевания революции, хотя бы законодательного характера. Разбогатевшие буржуа, завладевшие ценностями духовенства, пущенными с молотка сменявшими друг друга собраниями, и слышать не хотели о реституции. Они представляли собой влиятельный и организованный класс, опиравшийся на поддержку лучших юристов. Их уже не устраивала роль бессловесных и покорных подданных.

Большая часть самого духовенства, в среде которого царил раскол, желала, чтобы между государством и церковью ценой обоюдных уступок вновь наступило согласие. Народ же после многолетней смуты, битв и тревог, как и все народы, стремился к одному — жить в мире.

В те же самые годы молодой корсиканский генерал с длинной жесткой шевелюрой, дитя революции, которого звали Наполеон Бонапарт, впервые дал о себе знать. Простой капитан артиллерии отличился в 1793 году, во время осады Тулона англичанами. В 1794 году он, уже в качестве бригадного генерала, принял участие в первом Итальянском походе. Затем Наполеон, ненадолго впавший в опалу, жестоко подавил в Париже роялистский мятеж. В 1796 году он же, только что назначенный главнокомандующим, всего за несколько недель освободил Италию от австрийской оккупации.

Вся Европа говорила только о нем. Этот человек, посланный покорять Египет в 1798 году (очевидно, его хотели удержать вдали от Парижа), вскоре вернулся обратно, после того как французский флот был уничтожен в Абукире. Он понимал, что его блестящие успехи на Востоке носят временный характер и что измученные солдаты не последуют за ним в Азию, куда он мечтал отправиться, еще дальше, чем Александр Великий.

Наполеон Бонапарт остановил свой выбор на Париже. Вернувшись во французскую столицу, он, как соучастник молниеносного государственного переворота, получил звание Первого консула, стал одним из членов триумвирата, призванного управлять страной, а затем и пожизненным консулом. Народ считал этого выходца из низов, пришедшего к власти легальным путем, прирожденным победителем, безупречным героем, а также единственным человеком, способным объединить французов. Вдобавок в 1801 году после долгих и трудных переговоров с папой Пием VII Наполеон заключил конкордат, которому суждено было сохранять свою законную силу на протяжении более столетия.

В самом начале только что наступившего XIX века Франция, наконец, обрела долгожданное равновесие и радость жизни, которую она, казалось, безвозвратно утратила. Писатель Шатобриан, вернувшийся из Англии в 1800 году после семилетнего изгнания, писал, что ожидал найти жуткие, обагренные кровью руины, а увидел одни лишь кабачки. Люди танцевали, открывались эротические театры, женщины обнажали шею и плечи, и в тени шумных празднеств уже вызревал печальный романтизм, любитель мрака и бурь.

Наполеону Бонапарту, главному творцу этой эйфории, оставалось лишь провозгласить себя императором. Императорский сан был пожалован ему Сенатом, который не мог поступить иначе, и генерал сам короновал себя в соборе Парижской богоматери, в присутствии римского папы, специально прибывшего по этому случаю во Францию в мае 1804 года.

С момента Бастилии до коронации Наполеона прошло менее пятнадцати лет. История народов редко знавала подобное ускорение. Все последствия этих событий ощущались в Испании, в подавляющем большинстве своем хранившей верность королю, несмотря на то, что сам король не собирался выходить из свойственной ему апатии. Экономическое положение страны медленно улучшалось, провинции были связаны между собой приличными дорогами, был вырыт Арагонский канал, Барселона и Кадис (город, победивший в состязании с Севильей, слишком удаленной от моря) развивались, и морская торговля в этих портах становилась все оживленнее. Король не видел никакого недовольства в народе и никакого смысла в том, чтобы слепо следовать революционной моде и пытаться реформировать монархию.