Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун)

Вот и все. Звездочку я осторожно левой рукой беру и вокруг себя смотрю: стакан-то разбить надо. На этот случай на мягкой траве чьей-то заботливой рукой большой камень положен. Хрястнул я тот стакан о камень, звонкие осколки посыпались, а звездочку мокрую полковнику Кравцову подаю. Кравцов на моем правом погоне маленькой командирской линеечкой место вымеряет. Четвертая звездочка должна быть прямо на красном просвете, а центр ее должен отстоять на 25 миллиметров выше предыдущей. Вот она, мокрая, и встала на свое место. Теперь мое время закусить, запить, огурчиком водочку осадить.

— Где ж твой стакан? — так спросить положено.

Два плеча. Два погона. Значит, и две звездочки. Значит, и два стакана. В начале церемонии.

Подаю я второй стакан. Снова в нем огненно-ледяная жидкость заиграла. Снова до краев.

Встал я. Стоя пить легче. Встать разрешается. Никто тут не возразит. Можно было и первый стакан стоя пить. Традиция этому не препятствует. Лишь бы стаканы полными были. Лишь бы не ронял офицер драгоценные бриллиантовые капли.

Сверкнула вторая звездочка-красавица в водочном потоке. Пошла огненная благодать по душе. Зазвенели осколки битые. Вот и на втором погоне мокрая да остроконечная звездочка засверкала. Теперь Кравцов себе наливает. До краев. И каждый в тишине сам себе льет. Своя рука владыка. Лей, сколько хочешь. Если Витю Суворова уважаешь, так полный стакан лей. А уж коли не уважаешь, лей сколько знаешь. Только пить до дна.

— Выпьем, — смиренно предлагает полковник.

Не положено в такую минуту говорить, за что пьем. Выпьем, и все тут. Пьют все медленно да степенно. Все до дна пьют. Только я не пью. Теперь мое право на каждого смотреть. Кто сколько налил себе. Кто полный стакан, а кто на две трети. Но полные стаканы у всех были. А теперь вот пустые у всех. Теперь мне и улыбнуться можно. Не широко. Ибо по традиции я все еще старший лейтенант, хотя приказ вчера был, хотя сегодня мне уже и звезды новые на погоны повесили.

Вот и Кравцов допил. Чуть водичкой запил. Теперь фраза должна ритуальная последовать.

— Нашего полку прибыло!

Вот именно с этого момента считается, что офицер повышение получил. Вот только с этого момента я — капитан.

Закричали все, зашумели. Улыбки у всех. Пожелания, поздравления. Теперь все говорят. Теперь смеются все. Теперь церемонии кончились. Теперь традиции побоку. Пьянка офицерская начинается. И если истина в вине, то быть ей сегодня всецело на нашей стороне. Беги, Толик, к ручью. Беги, Толик. Ты моложе всех. Придет, Толик, и твое время. Будет праздник и на твоей улице. Будет обязательно.

ГЛАВА 9

1

Жара. Пыль. Песок на зубах хрустит. Степь от горизонта до горизонта. Солнце белое, жестокое и равнодушное бьет безжалостно в глаза, как лампа следователя на допросе. Редко-редко где уродливое деревце, изломанное степными буранами, нарушает пугающее однообразие.

Добрый человек, плюнь, перекрестись да возвращайся домой. Нечего тебе тут делать. А мы, грешные, пойдем вперед, туда, где выжженная степь вдруг обрывается крутым берегом грязного Ингула, туда, где в дрожащем мареве столпились скелеты караульных вышек, туда, где десятки рядов колючей проволоки надежно опутали чахлые рощицы. Деревца тощие. Листья под толстым слоем пыли и оттого серые. Может, вышки-то не караульные? Может, геологи? Может, нефть? Какая к черту нефть? Вышки с прожекторами и с пулеметами. Много вышек. Много прожекторов. Много пулеметов. Ну, значит, не ошиблись. Значит, правильный путь держим. Верной дорогой идете, товарищи! Сюда нам.

Жёлтые Воды. Придет время, и будет это название звучать так же страшно, как Катынь, Освенцим, Суханове, Бабий Яр, Бухенвальд, Кыштым. Но не наступило еще то время. И потому, услышав это страшное название, не вздрагивает обыватель. Не коробит его от этого названия, и мурашки по коже не бегут. Да и не только у обывателя это название никаких ассоциаций не вызывает, но и у зэков, которых бесконечными колоннами гонят со станции к вышкам. Рады многие: не Колыма, не Новая Земля. Украина, черт побери, живем, ребята! И не скоро узнают они, а может, никогда не узнают, что Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза имеет прямую связь с директором "глиноземного завода", на котором им предстоит работать. Не положено им знать, что из Центрального Комитета каждый день звонят директору завода большие люди, выполнением дневного плана интересуются. Важен завод, важнее Челябинского танкового. И не очень вам, ребята, повезло, что гонят вас сюда. И не радуйтесь пайке жирной и щам с мясом. Того, у кого зубы начнут выпадать да волосы, заберут в другое место. Того, кто догадается, что тут за глинозем, тоже быстро заберут. А уж если вы все там в лагере взбунтуетесь, то охрана в Жёлтых Водах надежная, а если нужно, то и мы поможем. Имейте в виду: рядом с вами соседствует самый большой учебный центр частей СпН. С нами не связывайтесь. Лучше уж подыхайте понемногу, не рыпаясь, на "глиноземном заводе"[6].

2

Пыль. Жара. Степь. Мы прыгаем. Мы много прыгаем. С больших высот. С малых высот. Со сверхмалых. Мы прыгаем в два потока с Ан-12 и в четыре потока с Ан-22. Вы себе можете представить выброску в четыре потока? Да черта с два! Только тот, кто прыгал, знает, что это такое.

Мы прыгаем днем и ночью. Жёлтые Воды — это Европа. Жёлтые Воды — это у самого Кировограда. Но летом тут всегда душно и засушливо. Лето знойное и безоблачное. Тут нелетной погоды не бывает. И оттого со всех концов страны сюда собираются роты, батальоны, полки и бригады СпН, и бросают их тут с июня по сентябрь. Боже, пошли ливень! Пусть раскиснет проклятый аэродром. Он крепок, как гранит, но это просто глина, и не надо его бетонировать. Солнце забетонировало его лучше всякого технолога. Эй, кто там на самом верху, пошли же ливень! Пусть аэродром раскиснет. Мы все Тебя просим. Много нас тут. Тысячи. Десятки тысяч. Ну, пошли же ливень!

3

Гроза надвигается, как мировая революция, — лениво и неуверенно. Пересохла степь. Гонит ветер пыльные смерчи. Затянуло горизонт чернотой, и блещет небо вдали. Далеко-далеко громыхает слабо гром. Но нет дождя. Нет. Ах, как бы я подставил лицо крупным каплям теплой летней грозы. Но не будет ее. Будет и завтра изнуряющий зной, будет горячий ветер с мелкими песчинками. Будет бескрайняя выжженная степь. И пересохшими глотками мы будем орать "Ура!", вот как сейчас орем. От края и до края взлетной полосы построен цвет частей СпН. Чуть колышется море запыленных выцветших голубых беретов.

— Смирно! Для встречи справа… на… караул!

Грянул встречный марш. И вот уж не надо мне ни воды, ни дождя. Понес меня марш на крыльях. Вдали показалась машина с огромным маршалом. И, увидев его, взревел первый батальон "Ура!", и покатилось солдатское приветствие по рядам: "А-а-а-а!" Наверное, с таким воплем вставали батальоны в атаку. Ура-а-а-а!

— Товарищ Маршал Советского Союза, представляю сводный корпус специального назначения для проведения строевого смотра и марш-парада. Начальник Пятого управления генерал-полковник Петрушевский.

Глянул маршал на бесконечные ряды диверсантов, улыбнулся.

Генерал Петрушевский свое воинство представляет:

— Двадцать седьмая бригада специального назначения!

— Здравствуйте, разведчики! — рявкнула маршальская глотка.

— Здрав жлав тов Маршл Сов Сьюз! — рявкнула в ответ 27-я бригада.

— Благодарю за службу!

— Служ Сов Сьюз! — рявкнула 27-я.

— Третья морская бригада специального назначения Черноморского флота!

— Здравствуйте, разведчики!

— Здрав жлав…

— Семьдесят второй отдельный учебный батальон специального назначения!

— Здрав жлав…

— Тринадцатая бригада специального назначения!

— Двести двадцать четвертый отдельный батальон специального назначения Шестой гвардейской танковой армии!

Кричит маршал приветствия, и эхо радостно гонит слова его за горизонт: благодарю за службу! службу! службу!

Суров и строг церемониал военных парадов. И радостен. Не зря придуманы смотры. Ах, не зря! Машина генерала Петрушевского идет правее и чуть позади маршальской машины. Отчего блеск в глазах генеральских? Гордость? Конечно, гордость! Полюбуйся, маршал, на моих молодцов. Разве хуже они головорезов Маргелова? Ах, не хуже! Нет, не хуже.

— Тридцать вторая бригада специального назначения!

— Здравствуйте, чудо-богатыри!

— Здрав жлав…

Нет конца аэродрому. Нескончаемой стеной стоит спецназ ГРУ.

— Благодарю за службу! Благодарю за службу! Благодарю за службу!

После каждых крупных учений по традиции строят войска для общей проверки. Традиции этой сотни лет. Так после сражения полководец собирал оставшихся, считал потери, поздравлял победителей. Грандиозные учения завершены. И только тут, на бескрайнем поле, когда участники учений собраны вместе, можно представить невероятную мощь Пятого управления ГРУ. А ведь не все еще тут.