Борьба: Пленники Тьмы - Владимир Андерсон

— это прекрасно, верил Рафаил, выплёвывая кровь и цепляясь за дощатый пол. — Это, в общем-то, тот же я, но другого рода. С ней я могу говорить о чём угодно, ей я могу смотреть в глаза и видеть любовь. Она всегда пожалеет, когда мне будет плохо. Она всегда думает обо мне. Она сделает всё возможное и невозможное, чтобы у меня всё было хорошо… И я сделаю всё это для неё».

Чанхр вдавил свою ногу в спину ещё лежащего Рафаила. Чум опёрся на него и покрутил лапу сторону. Затем подпрыгнул и врезал в спину ещё сильнее.

Внутри, у самого основания всего организма, что-то хрустнуло. Некоторые позвонки сдвинулись со своего места, часть из них рассыпалась на мелкие части. Боль куда-то пропала. И не только боль. Все ощущения, кроме зрения, исчезли.

Рафаил потерял пространство: что вокруг происходило потеряло значение. Осталась одна единственная мысль о жене. Она скоро родит. Скоро будет ребёнок.

Нечеловеческая сила задвигала Рафаилом. Он упёрся рукой в пол рядом с животом, подтянул колено, поставил мысок и устремился вверх. Суставы почти не двигались, но движение происходило только вверх. Вот он поднялся на колени, выпрямил спину и, выждав долю секунды, поставил ногу с колена на ступню. Затем, поднявшись ещё немного, поставил вторую ступню. Оказавшись на ногах, Рафаил повернулся в сторону отгороженной комнатки.

Чум стоял там и рылся в каком-то ящике; что-то внутри интересовало его гораздо больше, нежели беспорядочные шарканья сзади. Он не верил, что человек способен что-нибудь сделать после такого.

Шарканья следовали одно за другим. Короткий последовательный звук. И какой-то нескончаемый как часы, только звучит немного по-другому.

Чанхру стало смешно. Он подумал, что этот обезумевший человек от удара вовсе сбрендил: лежит и барахтается на полу. Словно от этого что-то будет.

Но звуки сделались сильнее. Сильнее и сильнее. Последовательнее и последовательнее. И вдруг остановились. Замолчала даже тишина.

Чанхр прислушался ещё сильнее. Ничего. Ни шарканья, ни дыхания, ни ударов сердца.

Половина непонимания и половина беспокойства. Чум развернулся назад.

Зрачки, расширенные до самого края радужной оболочки. Бездонные и непроницаемые они съедали своего противника. Изо рта по красным губам капал кровь. Руки не тряслись: они сжимали оружие. Снизу прямо в глаза смотрело дуло пулемёта.

Открыв рот Рафаил сказал первое, что пришло на язык: «Твой здоровье» и плавно лёг пальцем на спуск.

Пулемёт взорвался громом и, выпустив строй пуль и взмывшись ввысь, изрешетил зверя.

Рафаил опустил оружие и повернулся направо, к полке с едой. Он подошёл поближе, чтобы разглядеть написанное на банке — «Лососевая Икра».

«Нет, совсем не важно, что ей есть, — подумал муж. — Лишь бы ей было хорошо».

Рафаил закрыл глаза и увидел свою суженую. Она стоит, улыбается, смотрит на него, говорит: «Я тебя люблю». Прикасается к его щеке кончиками своих пальцев, и он понимает, что он счастливый человек.

«Мария, — тихо сказал Рафаил. — Я тебя люблю».

Горячее сердце

Уже светло. Снежный покров простирается на необъятные просторы. К реке Солёная подъезжал измученный, но полный воли Александр Ручьёв.

«Сейчас двадцать восьмое марта, — подумал он, глядя на заледеневшую реку. — С какой стати такие морозы? Какая-то январская погода… Снега намело…»

Стоило этим мыслям вырваться наружу, как вдруг срочно потеплело: ветры дуть перестали, Солнце засветило пуще прежнего, температура повысилась градусов на десять разом.

Оглядев всё окружающее и ещё раз взглянув на реку, повстанец проявил свой внутренний оттенок иронии: «Не хватало ещё и провалиться… Ледовое побоище номер два… Нет. Ледовый маки номер один».

Каменка была пройдена ночью, там проблем не было: даже если бы лёд и был тонким, при таком сильном морозе всё равно бы не сломался — просто крепче.

Река Солёная. Александр слез с лошади и медленно пошёл вперёд. «Надеюсь солёной её назвали не по вкусу», — чуть ли ни вслух сказал Ручьёв. Он где-то слышал, что из солёной воды получается гораздо более хрупкий лёд, чем из пресной.

Шесть ног целеустремлённо ступали на свежий пушистый снег: раздался ласковый скрип. Когда снег скрипит при таком шаге, это приятно ушам, это приятно душе, ведь это природа. Сейчас каждый такой скрип проносился в ушах и следовал дальше по всем нервным окончаниям Александра. Что последует за следующим шагом?

Русло, впрочем, не такое уж и широкое — пятнадцать или двадцать метров. Не Днепр. Повстанец вспомнил, как он с Владимиром переходил замёрзший Днепр в районе Каневского водохранилища, к юго-востоку от Киева. Вообще Днепр на всём своём протяжении имеет целый ряд водохранилищ: Киевское, Кременчугское, Днепродзержинское, Каховское. Ручьёв слышал, что Волга и больше, и полноводнее. Он верил этому, но Днепр его уже покорил. Днепр — та река, где самые первые славяне объединялись, воевали, жили. И у них был центр. Древний город Киев. Поляне, Древляне, Дряговичи, Северяне, Кривичи, Вятичи, Уличи, Радимичи, Тиверцы, Белые Хорваты, Дулебы — вот те союзы племён древних славян. И это только основные. Племён были сотни. И все они стали со временем под главенством Киева единым.

«И кто убо не возлюбит Киевъскаго княжения, понеже вся честь и слава и величество и глава всем землям Русским — Киев! И от всех далних многих царств стихахуся всякие человеки и купци и всяких благих от всех стран бываше в нём…»*

Русские, Белорусы и Малоросы. Нет не украинцы… И кто придумал так называть тех, кто живёт в Малороссии. Это ведь от слова «окраина». Да какая окраина в самом сердце? Киев — «Мать русских городов»*.

Мы всё время жили вместе, и мы одна семья.

Александр думал обо всём этом и шёл вперёд: сейчас ему не надо волноваться за объединения славян, сейчас ему надо делать всё, чтобы сохранить их этническое существование.

Была пройдена примерно половина пути. Ступни плавно входили в гладкий снег: звучал всё тот же приятный хруст.

Громадное количество лучиков Солнца засверкали на белой глади. С виду ничего не изменилось, но как будто что-то треснуло.

Ручьёв закаменел, его лошадь тоже. Он прислушался всеми своими нервами ко льду и реке Солёной. Его глаза не шевелились, боясь закроить своим движением искомый звук. Всё затихло вокруг.

Скрежет звенел в ушах. Он распространялся везде: и под водой, и на земле, и в воздухе. Лёд зашумел и содрогнулся. Повсюду пошли трещины.

Александр, подтягивая за собой скакуна, рванул вперёд. Снег до сих пор казался столь же ласковым, но лёд. Лёд трещал и проламливался везде.

Преодолев несколько метров, повстанца зацепило и повалило на землю что-то