Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - Валерий Болдин

Что же происходит? — думал я. Казалось, что мы делаем одно общее дело, а выходит, что мою аренду просто продлили. К Горбачеву я шел не за чинами, так как понимал, что буду работать плохо — выгонят, а хорошо — никуда не отпустят. Желание было одно — насколько можно помочь энергичному человеку в улучшении дел в стране, укреплении ее экономики, улучшении жизни людей. Я всегда гордился страной, в которой жил сам, жили мои предки, родные, друзья, знакомые. Гордился тем, что в великой стране у меня много друзей — и не только в Москве, но и в республиках — грузин, армян, узбеков, таджиков, украинцев, белорусов, молдован, казахов. И я искренне любил и уважал народы, которые в трудную военную годину встали плечом к плечу с русскими, белорусами, украинцами и отстояли нашу общую великую Родину от фашизма, принеся огромные жертвы. С благоговением относился я к узбекам, казахам, туркменам, таджикам, всем, кто поделился хлебом, дал кров эвакуированным женщинам и детям из многих западных районов страны в годы войны, кто приютил и воспитал сирот. Я сам был в эвакуации и считал, что нет такой силы, которая заставила бы забыть об этом бескорыстном подвиге братства всех народов Советского Союза.

И я шел работать с одним из лидеров партии, чтобы помочь сделать страну столь же экономически мощной, сколь велика была ее духовность, отлично сознавая, что предстоит изнурительный труд. Но я не мог ни по характеру, ни по моим убеждениям превращаться в чью-то личную вещь да еще видеть, что твою судьбу определяют семейно. И если добросовестность в работе воспринята как покорность, то это была серьезная ошибка. Попытка устроить трехлетний экзамен, а потом величественно объявить, что мне разрешают и впредь работать по 16 часов в сутки, выглядела смешной. Тогда я серьезно задумался, смогу ли работать с человеком, который неверно истолковывает мое сотрудничество с ним, смотрит на подчиненных как на своих дворовых. Я искал объяснения такому поведению и все больше склонялся к мысли, что быстрый подъем этого крестьянского парня к вершинам власти опередил рост его культурного уровня, интеллигентности. Я и прежде замечал за Горбачевым какое-то чванство, проявление барственности, пренебрежение к подчиненным. В общем оправдывались слова, которые говорили о Горбачеве ставропольчане, хорошо изучившие этого человека: ты ему будешь нужен, пока полезен. Так сказал М. Михайлов, хорошо знавший Горбачева и с которым мне пришлось работать в начале 60-х годов.

Но общее дело, которое пойдет на благо нашей Родине, заставляло меня перешагнуть через личные обиды. И я старался стать выше, как тогда еще казалось, неловкости в выражении Горбачевым своих желаний. И тогда и позже я искренне, без колебаний отдавал все силы для улучшения дел в стране. 1988 год стал для меня годом прозрения. Я вдруг обнаружил, что судьба государства, рост его могущества — не главная цель Горбачева. На волне царившей тогда эйфории в его поведении начали просматриваться тенденции вождизма, себялюбия, корысти, популизма. Дела отходили все больше на второй план. Для меня это был сигнал, я внимательнее стал анализировать обстановку, но не меньше, чем прежде, трудиться, обязанности свои выполняя честно.

…Близилась весна 1985 года. Завершались последние акты драмы с участием еще одного лидера великой державы. К. У. Черненко был настолько серьезно болен и слаб, что практически не мог стоять. А в это время начинались выборы в Верховный Совет РСФСР и Константину Устиновичу предстояло баллотироваться в Москве. Учитывая его состояние здоровья, все заботы по организации выборов взяли на себя лидеры партийной организации столицы. В. В. Гришин, первый секретарь горкома КПСС, сам занимался избирательной кампанией генсека, собирал представителей общественности Москвы. От имени Черненко зачитывалось его предвыборное выступление. Такая акция не успокаивала людей, а лишь порождала различные слухи о здоровье Константина Устиновича. Говорили, что Черненко уже недвижим. И это было недалеко от истины.  — Тогда в больнице была организована запись его выступления по телевидению, вручение депутатского мандата. Рядом находился Гришин, некоторые другие партийные и советские работники Москвы. Эта телевизионная демонстрация «мощей», как злословили тогда, скорее напугала людей. Многие увидели не просто предвыборное выступление, а завещание Черненко, передачу им власти «по наследству», представление нового лидера — В. В. Гришина. Обеспокоило это и Горбачева, а также многих других геронтофобов, кто уже начал опасаться престарелых лидеров.

М. С. Горбачев и раньше хорошо представлял, что в Политбюро, аппарате ЦК имеются влиятельные силы, которые его не приемлют. Теперь это воспринималось уже как организованное действие, благословленное некоторыми авторитетами в Политбюро. Но если кто-то и надеялся выдвинуть Гришина на первую роль, то замысел такой был нереален. Еще минувшим летом авторитет московского лидера был подорван. Ему ставилось в вину вскрывшееся взяточничество некоторых руководителей столичной торговли, приписки в жилищном строительстве, о чем подробнее будет сказано дальше. Средства массовой информации сделали свое дело, и слухи о нечистоплотности руководства Москвы дошли до партийных организаций, всего населения столицы.

Как ни тяжело было физическое состояние К. У. Черненко, но ой то ли под давлением семьи, то ли с подачи подхалимов вдруг спешно начал заниматься личными делами. Н. Е. Кручина, управляющий делами ЦК, которого я знал много лет, не раз с озабоченностью говорил, что на него идет сильное давление по заселению генсеком и его детьми новых квартир. Константин Устинович решил перебраться в квартиру, построенную для Брежнева в доме на улице Щусева. Дома этого я не знал, хотя до меня доходили слухи, что брежневская квартира была великолепной и большой, с хорошей планировкой. В том же доме жили М. С. Горбачев и некоторые другие руководители ЦК. Н. Е. Кручину беспокоило, что готовую квартиру теперь предстоит заново отделывать, обставлять мебелью из карельской березы, а это дорого и с материалом довольно трудно. Но поручение есть поручение, и он вынужден спешить, так как установленные сроки коротки. Знавший о заботах Кручины М. С. Горбачев был недоволен таким усердием управляющего делами ЦК и не раз с раздражением говорил, что Николай Ефимович лебезит перед Черненко и выполняет все причуды семьи.

— Видел, как Николай старается, землю роет, — говорил он иногда в сердцах.

А что было делать Н. Е. Кручине, человеку честному, исполнительному и в личном плане крайне щепетильному, если высшее руководство страны поручало ему обустроить квартиру генсека. Он и так переживал то, что видел в действиях московского руководства. Сам много лет проработав на целине практически от первой борозды и палатки до большого целиноградского хлеба, он слыл непривередливым и честным, простым человеком. За долгие годы работы на партийных должностях не нажил себе добра. Жил скромно сам, в таком духе воспитал и своих детей. Единственной его страстью и заботой было сельское хозяйство. Работая управляющим делами ЦК в Москве, он продолжал, как прежде, вставать с восходом солнца, нередко звонил в Целиноград, где знал всех директоров совхозов и большинство бригадиров, и узнавал, как дело с урожаем, не выпал ли дождь, или сколько обмолочено пшеницы. У него всегда можно было узнать о положении в земледелии других районов страны. Он и ко мне заходил, прежде всего, чтобы поделиться мыслями о состоянии дел в сельском хозяйстве, затянувшейся засухе или делился радостью о прошедших где-то дождях.