За Веру, Царя и Отечество - Валерий Шамбаров

Правда, к началу ХХ в. многие британские политики уже начали осознавать, что "бремя белого человека" становится тяжеловатым и дальнейшее расширение Британской империи уменьшает ее устойчивость. Она стала предоставлять права доминионов тем колониям, где население тоже состояло из "белых людей" - Канаде, Новой Зеландии, Австралии, Южной Африке. На тех или иных направлениях Англия соглашалась теперь ограничить свои захваты, лишь бы удержать достигнутое - так появилась возможность договориться о разделе сфер влияния сперва с Францией, а потом и с Россией. Хотя подобные альянсы были еще неустойчивыми, сильна была инерция прошлого противостояния. Так, постоянный подсекретарь МИДа А. Николсон в 1913 г. говорил: "Для меня это такой кошмар, что я должен почти любой ценой поддерживать дружбу с Россией". И в политике происходили колебания туда-сюда. Как раз в эти годы стала возрастать роль нефтяных ресурсов - строились дредноуты с турбинными двигателями, развивалось автомобилестроение, авиастроение, химическая промышленность. И англичане в 1913 г. выиграли контрольные пакеты акций на разработку месторождений, открытых в Ираке и Иране. После чего Британия стала требовать пересмотра соглашения с Россией о разделе сфер влияния в Персии, подняла вопрос о выводе из Ирана русских отрядов. И пошла на сотрудничество с немцами, войдя в пай для строительства Багдадской дороги. Но за это предлагая повернуть ее на юг, к Персидскому заливу. Правда, это были обычные для англичан игры - без сомнения, они надеялись со временем прибрать Багдадскую дорогу под свой контроль, как это случилось с Суэцким каналом, построенным французами.

Но вот то, что Германия все настойчивее выступала в претензиями на мировое господство, - это уже было гораздо серьезнее. Ее промышленность развивалась куда более динамично, и темпы среднегодового прироста продукции заметно опережали британские: по добыче угля в 3 раза, по выплавке чугуна в 8, по выплавке стали - в 4. Немецкая продукция текстильной промышленности и машиностроения вторгалась на традиционные британские рынки и оказывалась более конкурентоспособной. Однако даже не это оказывалось главным. Главным было господство на морях - ведь именно океаны связывали между собой различные части Британской империи. И англичане хорошо помнили, как вырвали мировое господство у Испании именно тем, что подорвали ее морское могущество. После чего Испания быстро растеряла все владения и превратилась в третьесортную нищую страну, то и дело регулируемую иностранцами.

Поэтому стремительное наращивание германского флота уже выходило за рамки обычного соперничества и считалось англичанами жизненной угрозой. И Британия фактически до последнего лавировала, выражая готовность договориться - но лишь с условием сохранения существующего соотношения сил. В начале 1914 г. она снова закидывала удочки насчет замораживания гонки флотов. Однако германский МИД ответил британскому послу, что "Германия не поддерживает эту идею". А такое упорство было красноречивым, все сильнее убеждая англичан в вероятности войны. Которую, разумеется, лучше вести с сильными союзниками, чем в одиночку. В 1914 г. Лондон откликнулся на предложение Петербурга начать переговоры о заключении военно-морского соглашения. Хотя все равно предпочел бы остаться в стороне от конфликта и от обязательств опять уклонялся. Когда начались эти переговоры, Грей говорил Пуанкаре: "Русские ресурсы настолько велики, что в конечном итоге Германия будет истощена даже без помощи Англии". Впрочем, главу британского МИДа отчасти можно было понять - в этот период у англичан был своих забот полон рот. Назревала гражданская война в Ирландии. Причем и католики, и протестанты закупали оружие в Германии, делавшей невинную физиономию честного продавца, интересующегося лишь прибылью. А продавала она немало скажем, в январе 1914 Ольстер приобрел в Гамбурге 30 тыс. винтовок.

Во Франции отношение к войне было сложнее. Прежнюю свою "наполеоновскую" агрессивность она все же растеряла, наученная разгромом Франко-прусской. Но и особым миролюбием не отличалась. Например, в 1891 г. Э. Золя писал: "Мы должны есть, нас поедают, для того, чтобы мир мог жить. Только воинственные нации процветают. Как только нация разоружается, она погибает. Война - это школа дисциплины, жертвенности и отваги". Правда, существовали и другие тенденции. Как уже отмечалось, Франция была очень богатой страной - и финансовым, и культурным "центром" тогдашнего мира. И рисковать достигнутым уровнем благополучия ей тоже не хотелось. Но с другой стороны, как раз достигнутый уровень благополучия и авторитета делали более обидным "пятно национального позора", которое до сих пор казалось не смытым. Тема Эльзаса и Лотарингии поднималась в каждой предвыборной кампании, на ней играли те или иные партии в борьбе за голоса избирателей. И самые воинственные политики, вроде Пуанкаре (кстати, уроженца Лотарингии) уже целенаправленно желали столкновения. В 1913 г. он был избран президентом.

Впрочем, тут надо помнить и о том, что германское откровенное усиление и участившиеся провокации Берлина создавали у французов ощущение жизни как бы под дамокловым мечом. И многим казалось, что будет действительно проще решить эту проблему одним махом. А что касается риска, то он вроде выглядел не таким уж большим. Представлялось, что главное - это привести в движение "русского гиганта", и немцам конец. Но вот активизировать русских и впрямь оказалось непросто - поэтому и досадовали в Париже, что не только марокканские, а даже и балканские кризисы не подтолкнули царя к решительным шагам. Хотя в целом политическая картина была, конечно, сложнее. У французов тоже хватало собственных внутренних проблем - у них опять наступил период политических свистоплясок. С 1912 по 1914 г. сменилось 7 кабинетов и 6 премьеров. И если одни партии ратовали за войну, то другие урезали военные статьи расходов, а левые социалисты вообще обсуждали идею в случае войны начать всеобщую стачку против мобилизации. Поэтому префекты департаментов даже подготовили списки людей, которых надо арестовать в случае столкновения с немцами - чтобы не сорвали мобилизационных мероприятий.

Точно так же, как русские и англичане, Франция делала попытки договориться с немцами, и в Берне была организована франко-германская межпарламентская конференция по вопросам разоружения и мирного урегулирования конфликтов. От французов прибыл 121 делегат, от немцев всего 34. Что уже говорит о степени интереса к данным проблемам. А германская угроза становилась все более очевидной и диктовала соответствующие меры. В ответ на наращивание германских вооруженных сил Франция в 1913 г. приняла закон об увеличении срока службы с 2 до 3 лет, что увеличило бы армию на 50%. Правда, для новых частей все равно не имелось ни оружия, ни снаряжения, так что проведение в жизнь этой реформы предполагалось поэтапное - по мере ухода в запас отслуживших и призыва следующих новобранцев. То есть в течение 2-3 лет. Углублялось сотрудничество с Россией. Страны обменивались визитами государственных и военных руководителей, проводили совместные совещания генштабов. И в сентябре 1913 г. было достигнуто окончательное соглашение о взаимодействии на случай войны, по которому Франция изъявляла готовность действовать на 11-й день мобилизации, а Россия - после 15-ти. А в ноябре французы предоставили союзнице крупный заем на строительство железных дорог в Западном крае, что ускорило бы выдвижение к границам и развертывание русских частей.