Драмы и комедии - Афанасий Салынский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Л и з а (берет Ивушкина под руку, уводит в сторону). Слушай, Ивушкин, времени в обрез… Сейчас коммунисты соберутся. Решили засветло, сразу, здесь, провести собрание. Отношение к твоему вопросу, прямо скажу, строгое.
И в у ш к и н. Эх, так празднично было на душе… отсеялись… а тут…
Л и з а. Ты скажи всем нашим, что так, мол, и так, несерьезно, мол…
И в у ш к и н (вскипел). А ежели серьезно?!
Л и з а. Свои чувства ты должен пересмотреть в корне, иначе скатишься.
Собираются к о м м у н и с т ы.
Г о л ь ц о в (надев очки). Давайте, товарищи, начнем.
Л и з а. Изберем председателя и секретаря.
К о м м у н и с т ы. Гольцов! Никитина!
Г о л ь ц о в (председательским тоном). На повестке дня, по требованию группы коммунистов, вопрос о сползании товарища Ивушкина с партийных позиций. Говори, Ивушкин.
И в у ш к и н (после паузы). Товарищи, как я ваш секретарь ячейки, и вы меня избрали, и как между нами братство и вера в товарища…
Г о л ь ц о в. Ты — прямо!
И в у ш к и н. Присушила меня Ферапонтова дочка. И весь я без нее не свой…
Л и з а (сурово, кусая губы, оглядывает членов ячейки). Что мы скажем товарищу Ивушкину?
Г о л ь ц о в (грозно глядя из-под очков). Ивушкин, мы с тобой первые пришли сюда ходоками коммуны… Ты много сделал: оформил полученные земли, раздобыл часть семян, зачал постройку саманных бараков. Коммунары верили тебе. А теперь ты скатываешься вправо… Втрескался в богачку… Наших, своих тебе мало?!
И в у ш к и н. Что ты мне проповедь читаешь?
К о к о р и н. Можно любить классового врага, если враг — женского пола? Знать бы, что Ленин или Маркс по этому случаю думают…
Л и з а. Запрещают!
К о к о р и н. Точно? Где читала?
Л и з а. Это и так ясно.
И в у ш к и н. А вот мне не ясно.
Появляется человек в пропыленной одежде — с в я з н о й из Барнаула.
С в я з н о й. Здравствуйте, товарищи. Я к вам от Барнаульского комитета партии, вот мой мандат.
Гольцов берет мандат, передает Ивушкину.
И в у ш к и н (просмотрев документ). Садись, товарищ Брошкин.
С в я з н о й. Товарищи, по всей линии железной дороги — от Пензы до Владивостока — вспыхнул мятеж чехословацкого корпуса. Мятеж белочехов организовали и подготовили английские и французские буржуи. В Омске создано западносибирское правительство эсеров и меньшевиков. Большевики Сибири переходят на нелегальную борьбу. Верьте, товарищи, Красная Армия придет сюда и разгромит белогвардейцев и и интервентов! Но мы должны решительно готовить эту победу… Создать подпольные революционные штабы, ковать оружие для всеобщего восстания и в конце концов восстановить Советскую власть.
Вдруг, как из-под земли, вокруг вырастают в о о р у ж е н н ы е л ю д и, дула винтовок и револьверов направлены на коммунистов. Это кулацкий отряд Петьки Тельнихина.
П е т ь к а (поигрывая саблей). Сопротивляться не полезно!
И в у ш к и н. Бей бандитов! (Бросается на ближайшего, сбивает с ног.)
П е т ь к а (кричит). Не стрелять! Тихо… (Направляет саблю на Ивушкина.) Взять!
Коммунистам связали руки. Петька подходит к Ивушкину, узнает рубаху-приз, молча рвет ее.
И в у ш к и н (его руки, руки Лизы и товарища из Барнаула связаны за спинами одной веревкой). Сегодня вы нас, а завтра…
П е т ь к а. Завтрева не будет. (Ударом сабли срубает с крыши землянки красный флажок.) В балку отгоним и порубаем. Вон остальных ваших из бараков вывели.
И в у ш к и н. Это у тебя, контра, завтрева не будет!
П е т ь к а (подходит). Эх, не сберег подарка-то! Хороша рубашка — гуляют лоскуточки… А ну, поднимайтесь, пошли! Остальных ваших прямо к балке повели. Туда и вам дорога.
Коммунары сохраняют гордое спокойствие. Только Агафья Кокорина всхлипнула.
К о к о р и н (заглядывая в глаза жене). Не позорь фамилии.
А г а ф ь я. Лиза. Мы питерские, Агафьюшка, баррикадные! Товарищи… «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов…»
Коммунары подхватывают гимн. Бандиты подталкивают их прикладами, стегают плетьми. Но что это? Со стороны села, все усиливаясь, доносится набатный звон, рев толпы. Петька оглядывается и от страха вбирает голову в плечи.
А г а ф ь я. Товарищи, глядите, мужики…
П е т ь к а загнанно метнулся и побежал. За ним пустилась и его орава. Разъяренные, крича и размахивая кольями, топорами, вилами, влетают на стан крестьяне. Впереди всех С а м о й л о П е т е л ь к и н, среди других А н и с и м О х а п к и н.
И в у ш к и н. Товарищи…
Крестьяне обнимают коммунаров, развязывают им руки.
П е р в ы й к р е с т ь я н и н. Слава тебе господи, успели!
В т о р о й к р е с т ь я н и н. Гляньте, каким зайцем Тельнихин по степу скачет…
Хохот, слезы, объятия.
П е р в ы й к р е с т ь я н и н. Семен в исподниках примчал!
В т о р о й к р е с т ь я н и н. А ты-то сам?
П е р в ы й к р е с т ь я н и н. Фу-ты, женкина кохта…
Д е д с д у б и н о й. И какая муха меня, дурака, кусила? Весь шкилет из-за етих питерских растрёс.
О х а п к и н. Ничего, промялись, дело небольшое.
П е р в ы й к р е с т ь я н и н. Оно конечно, христианские души.
Освободили, спасли коммунаров, и в общей радости, словно бы чужая здесь, Л ю б а ш а… Она стоит в сторонке.
Б о й к а я б а б е н к а (восторженно трещит). Я, я первая тревогу подняла! Я как увидела…
Г о л о с а и з т о л п ы. Самойло первый!
— Иван! Он сразу в мое окно кулаком… А я — на коня!
И в у ш к и н (обняв за плечи Лизу). Держись, Лизок! Мы еще поборемся.
Л ю б а ш а. Лизок…
И в у ш к и н. (подходит к Любаше). И ты нас выручала?! Как узнала?
Л ю б а ш а (не в силах сдержать обиду). Лежать бы вам теперь всем порубанными, ежели б не я!
Многие, не один Ивушкин, услышали эти слова, сразу придвинулись.
И в у ш к и н. Любаша?!
Л ю б а ш а. А ты будто и не видишь меня. Чужая…
Г о л о с и з т о л п ы. Она, она, Любаша первая народ подняла!
Все с благодарностью потянулись в ней.
Л ю б а ш а. Мне бы твое словечко — хоть одно! — ласковое… Стыдишься ты меня, что ли? Сойку свою небось обнимаешь… Головой из-за тебя рискнула, не задумалась, а ты…
И в у ш к и н. Значит, из-за меня?
Л ю б а ш а. А из-за кого ж еще? Стала б я из-за этих твоих голодранцев коня гонять!
И в у ш к и н (гневно). Лучше б мне лежать сейчас в балке порубанным, чем слышать такие слова… (Резко отвернулся от Любаши.) Пойдемте, товарищи…
Все ушли. Любаша стоит посреди степи одна. Упала, плачет. Слышится цокот копыт. Появляется П е т ь к а с о с в о и м и о т р я д н и к а м и.
П е т ь к а. Ты мужиков навела?!
Л ю б а ш а. Я.
П е т ь к а (вынимает из ножен саблю). Стерва…
Л ю б а ш а. Руби… секи… ну! (Она кричит, вся дрожа, и Петька видит, что дрожит она и слезы на глазах ее не от страха.) Только рада буду, Тельнихин. В глаза мне плюнули… Руби!
П е т ь к а (опустил саблю). Вона…
Л ю б а ш а. Товарищи… Ох, и покажу я вам!
П е т ь к а. Своими белыми ручками?
Л ю б а ш а. Я и саблю держать умею и стреляю не хуже любого тут.
П е т ь к а. Саблю? Бери, на!
П е т ь к а, поцеловав саблю, протягивает ее Любаше, та берет. Слышится свист. Подхватив Л ю б а ш у, П е т ь к а с о т р я д н и к а м и быстро уходит.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КАРТИНА ШЕСТАЯГорница в избе Анисима Охапкина. За окнами шумит непогода — ветер, дождь. Дочурка Охапкина, лет пятнадцати, А н ю т к а, вышивает.
О х а п к и н (входит из сеней). Вроде бы кто-то в огород к нам шмыгнул… Стук в дверь.
А н ю т к а (крестится). Свят, свят…
О х а п к и н (опасливо). Кто тама? (Взял топор, выходит.)
Возвращается с И в у ш к и н ы м. Тот в крестьянской одежде, с бородкой.
