Пять праведных преступников - Гилберт Кийт Честертон

Взломщик медленно обернулся и посмотрел на Миллисент.

– Да вы сами английская леди! – воскликнул он. – Вы знаете, их все меньше.

Быть может, мисс Мильтон, как и аббатиса, была из самых лучших английских леди. Но надо честно признать, что были у нее и пороки, свойственные этому типу. Один из них – бессознательное классовое чувство. Ничего не поделаешь – как только вор заговорил о литературе, все перевернулось у нее в голове, и она подумала, что он не может быть вором. Если бы она следовала логике, ей пришлось бы признать, что ничего не изменилось. Теоретически у знатока средневековой поэзии не больше прав на чужие сейфы, чем у всех других. Но что-то помимо ее воли сработало в ее сознании, и ей показалось, что теперь все иначе. Ее чувства можно передать расплывчатыми фразами вроде: «Это совсем другое дело» или «Тут что-то не так». В действительности же (к вящему позору своего замкнутого мира) некоторых людей она видела изнутри, а всех остальных – от взломщиков до каменщиков – только снаружи.

Молодой человек, глядевший на нее, был оборван и небрит, но щетина уже так выросла, что ее можно было счесть несовершенной бородкой. Росла она клочками; и, вспомнив неопрятные бородки иностранцев, Миллисент решила, что он похож на интеллигентного шарманщика. Что-то еще было в нем странное – может быть, потому, что губы его насмешливо кривились, а глаза глядели серьезно, более того – восторженно. Если бы нелепая бородка закрыла рот, его можно было бы принять за фанатика, вопиющего в пустыне. Вероятно, он страстно ненавидел общество, если дошел до такой жизни; а может, его погубила женщина. И Миллисент вдруг захотелось узнать, в чем там было дело и как эта женщина выглядит.

– Вы молодец, что здесь со мной стоите. Вот еще одна черта: английские леди – храбрые. Но теперь расплодились другие племена. Такой фермуар не должен украшать недостойных. Одно это оправдало бы мою профессию. Мы, взломщики, способствуем круговороту вещей, не даем им залежаться не там, где нужно. Если бы его носила аббатиса, я бы его не взял, не думайте. Если бы я встретил такую милую леди, как она, я бы отдал ей эту штуку. Нет, вы мне скажите, почему свежеиспеченная графиня, похожая на какаду, должна ее носить? Мало, мало мы воруем, взломщиков не хватает, разбойников, некому имущество перераспределять!.. Переставили бы все по местам, как следует, понимаете, как хозяйки весной, и…

Но его социальную программу прервали на самом интересном месте – кто-то громко, со свистом, задохнулся от удивления. Миллисент оглянулась и увидела своего хозяина. Джекоб Нэдуэй стоял в пурпурном халате. Только сейчас она удивилась, что сама не убежала и спокойно слушает взломщика, у открытого сейфа, словно они сидят за чайным столом.

– О Господи! Взломщик, – проговорил Нэдуэй.

В ту же минуту послышались быстрые шаги, и младший партнер вбежал, отдуваясь, без пиджака, зато с револьвером. Но рука его выпустила револьвер, и он тоже сказал недоверчивым, странным тоном:

– Ах ты черт! Взломщик.

Преподобный Норман Нэдуэй пришел вслед за братом – бледный, торжественный, в наброшенном на пижаму пальто. Но смешней всего было не это: тем же странным, удивленным тоном он проговорил: «Взломщик».

Миллисент показалось, что у всех троих какая-то не та интонация. Взломщик был, без сомнения, взломщиком, так же как сейф был сейфом. Она не сразу поняла, почему они так произносят это слово, как будто перед ними грифон или другое чудище, и вдруг догадалась: они удивляются не тому, что к ним забрался взломщик, а тому, что взломщиком стал этот человек.

– Да, – сказал гость, с улыбкой глядя на них, – я теперь взломщик. Когда мы виделись в последний раз, я, кажется, писал прошения для бедных. Так вот растешь понемногу… То, за что отец меня выгнал, – сущая чепуха по сравнению с этим, а?

– Алан, – очень серьезно сказал Норман Нэдуэй. – Зачем ты пришел сюда? Почему ты решил обокрасть именно наш дом?

– Честно говоря, – ответил Алан, – я думал, что наш уважаемый отец нуждается в моральной поддержке.

– Ты что? – рассердился Джон. – Хорошенькая поддержка!

– Прекрасная, – с гордостью сказал вор. – Разве вы не видите? Я единственный настоящий сын и наследник. Только я продолжаю дело. Атавизм, так сказать. Возрождаю семейную традицию.

– Не понимаю, о чем ты говоришь! – взорвался старый Нэдуэй.

– Джек и Норман понимают, – хмуро сказал вор. – Они знают, о чем я говорю. Они, бедняги, уже лет шесть пытаются это замять.

– Ты родился мне на горе, – сказал старый Нэдуэй, дрожа от злости. – Ты бы замарал мое имя грязью, если бы я не отослал тебя в Австралию. Я думал, что избавился от тебя, а ты вернулся вором.

– И достойным продолжателем, – сказал его сын, – методов, создавших нашу фирму. – Он помолчал, потом прибавил с горечью: – Вы говорите, что стыдитесь меня. Господи, отец! Разве вы не видите, эти двое стыдятся вас? Посмотрите на них!

Братья быстро отвернулись, но отец успел посмотреть.

– Они стыдятся вас. А я не стыжусь. Мы с вами отчаянные люди.

Норман поднял руку, протестуя, но Алан продолжал язвительно и горько:

– Думаете, я не знаю? Думаете, никто не знает? Вот почему Норман с Джеком вцепились в эти новые методы и общественные идеалы! Хотят очистить имя Нэдуэев – от него ведь разит на весь свет! Фирма-то стоит на обмане, на потогонной системе – сколько бедных извели, сколько наобижали вдов и сирот! А главное – она стоит на воровстве. Вы, отец, грабили конкурентов, и партнеров, и всех – вот как я вас.

– По-твоему, это пристойно? – в негодовании спросил его брат. – Мало того что ты грабишь отца, – ты его оскорбляешь.

– Я его не оскорбляю, – сказал Алан. – Я его защищаю. Из всех собравшихся я один могу его защитить. Ведь я преступник.

И он заговорил так пылко, что все вздрогнули от испуга.

– Что вы двое об этом знаете? Ты учишься на его средства. Ты стал его партнером. Вы живете на его деньги и стыдитесь, что он их не так нажил. А мы с ним начинали по-другому. Его выкинули в канаву – и меня. Попробуйте, и тогда увидите, сколько нахлебаешься грязи! Вы не знаете, как становятся преступниками, – как крутишься, как отчаиваешься, как надеешься на честную работу и берешься наконец за нечестную. У вас нет никакого права презирать двух воров нашей семьи.

Старый Нэдуэй резко поправил очки, и