Волк который правит (неоф. перевод) - Уэн Спенсер

Тинкер некоторое время хлопала на нее глазами, прежде чем к ней вернулся дар речи. — Я думала, что нашла способ его убить.

— Это не твоя задача — убить его.

— Чего? Я что, проиграла в «камень, ножницы, бумагу»?

— Знаешь, что я терпеть не могу в том, чтобы быть секаша? Это домана. Мы, секаша, тратим всю жизнь, обучаясь тому, как наилучшим способом справляться с чрезвычайными ситуациями. Мы тренируемся, тренируемся, тренируемся — а затем вынуждены поддакивать каким-то домана, которые это только поощряют, поскольку они крутые. И знаешь, что? То, что у тебя большие мозги, или крутые заклинания, не значит, что ты знаешь все. В следующей драке, заткнись на хуй, и делай то, что тебе скажут, или я отхлещу тебя по морде.[27]

Тинкер опять на мгновение потеряла дар речи. — Знаешь, я думаю, ты мне больше нравишься, когда ты говоришь по-эльфийски.

Штормовая Песня расхохоталась. — А ты мне больше нравишься, когда говоришь по-английски. Так ты более человечна.

Тинкер сдержала побуждение показать ей язык. Она заслужила критику от Штормовой песни, поскольку напортачила. Однако внезапно она расстроилась почти до слез. Вот радость-то. Последние несколько недель совсем ее издергали. Но вместо слез, она толкнула ящик Аа-Ак к Штормовой Песне, сказав, — С этим я закончила, — и двинулась дальше. По крайней мере, высказав ей все, Штормовая Песня унесла ящик без комментариев.

В ящике «рождение» Тинкер обнаружила свидетельства о рождении всех членов семьи, кроме своего. Она вытащила свидетельство Масленки и отдала Штормовой Песне, чтобы та положила его в машину. В ящике «Дюфэ» она обнаружила подлинник Кодекса Дюфэ, аккуратно запаянный в пластик. Она работала только с отсканированной копией, которую сделал ее отец.

— Ух ты, — его она тоже вытащила и положила в Роллс, чтобы забрать домой. Следующая книга начиналась с буквы «Е», и за ней был толстый пакет, обозначенный просто: «Эсме». «Какого черта?»

Тинкер выдернула пакет из коробки, открыла его и обнаружила фотографию Эсме Шанске. Она быстро пролистала содержимое пакета. Это была информация об Эсме: биография из НАСА; газетные вырезки; фотографии. Все это внезапно привело ее в полное замешательство.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, обращаясь к фотографии Эсме. — Я не искала тебя. — «Что же я искала?» Ей пришлось немного поломать голову, прежде чем она вспомнила, что она хотела найти записи дедушки о заклинании в «Рейнольдсе», чтобы снова заработал морозильник, чтобы она могла поместить туда черную иву. «Но зачем? Снова возникает вопрос, зачем я это делаю?»

Лейн хотела иметь черную иву (именно поэтому дерево было подобрано), а она могла ожить — хорошая причина, чтобы запереть дерево в холодильнике. Холодильник был сломан. Ей нужно было его починить. Все это были хорошие, разумные и логичные звенья в цепи рассуждений.

Полную ненормальность и таинственность этим событиям придавали ее сны и Эсме, выскакивающая в самых неожиданных местах. Вот это совсем не согласовывалось со строгой концепцией реальности Тинкер. Это вызывало у нее неприятное чувство, что мир не был настолько прочный и неизменный, как она думала. Она хотела бы вообще не обращать внимания на эти сны, но Ветроволк сказал, что было бы неразумно игнорировать их.

Возможно, если она будет рассматривать их с научных позиций, они не будут казаться настолько… пугающе таинственными.

Она достала свой миникомпьютер и устроилась на солнце, чтобы записать все, что она помнила о сне, а также то, что из этого уже стало явью. Возглавило список жемчужное ожерелье, поскольку оно появилось первым. Следующими стали черная ива и мороженое. Она поразмыслила о ежах из ее сна и фламинго из книжной картинки и решила, что ее будущее может быть очень странным.

И кто была та азиатская женщина в черном? Она чувствовала, что женщина должна быть тенгу, из-за ворон рядом с ней. Однако она также чувствовала, что знает эту женщину, так же, как она знает Эсме. Возможно, она была еще одним колонистом, и именно поэтому птицы продолжали повторять «Потеряно». Рики рассказал ей, что экипаж первого корабля составляли тенгу. Затем ее обожгло мыслью «Рики врал обо всем». Она опрокинулась назад на теплый цементный пол и закрыла глаза. Боги, что она делает? Попытки применить логику к символам из сна ни к чему не приведут! Тогда как она собирается определить будущее, имея только сны и возможную ложь?

— Доми, — голос Пони и прикосновение его руки к ее лицу выдернули Тинкер из ее кошмара. — Проснись.

Тинкер открыла глаза и сделала усилие, чтобы проснуться. Она лежала на теплом, грубом цементе стояночной площадки. Штормовая Песня лениво бродила по аллее. Пони стоял на коленях рядом с ней, защищая ее от солнца. Она застонала и потерла глаза; от яркого света они заслезились.

— Что такое?

— Тебе приснился кошмар.

Она хмыкнула и села, не имея никакого желания опять засыпать, возможно, навстречу новому сну. Сны в последнее время были сплошным дерьмом. Они действительно напихали ей в подсознание всякого вранья, вот уж в чем ее воображение точно не нуждалось, нет, спасибо.

— Доми? — темные глаза Пони отразили обеспокоенность, прозвучавшую в его тихом вопросе. — С тобой все в порядке?

— Это был просто плохой сон, — она зевнула так широко, что появилось ощущение, что ее лицо разделилось надвое. — Как можно спать и просыпаться еще более усталой?

— Ты спала только несколько минут, — он передвинулся, чтобы сесть рядом с ней. — Едва ли это был расслабляющий сон.

— Мне ли не знать, — ей приснилось, что она не смогла спасти его от того, что с него содрали кожу с татуировками. Она оперлась на его голую руку, с нетронутой кожей и татуировками, радуясь возможности убедиться в этом, не привлекая к этому внимания. «Просто кошмарный сон»

От него удивительно пахло. После того, как они несколько недель находились вместе, она знала его естественный запах. Он нес следы какого-то одеколона, с соблазнительным привкусом мускуса. Она почувствовала, как внутри пробуждается знакомое желание. Боги, ну почему стресс вызывает у нее желание вылизать эти каменно-твердые мышцы? Что это, какой-то таинственный зов предков — типа «большинство из нас съедят саблезубые тигры, поэтому давай будем трахаться как сумасшедшие, прежде чем истощится генофонд»?[28] Или это у нее такой уникальный сдвиг по фазе?

Каждая ночь рядом с Пони среди Они была пыткой искушением. Там была только одна кровать, и у нее хватило глупости настоять, чтобы он тоже в ней спал. Она лежала без сна, отчаянно желая дотянуться до него… чтобы ее обняли… чтобы с ней занялись любовью… чтобы о ней позаботились. Она смогла сопротивляться из-за тихого голоса, который напомнил ей, что она ни секунды не раздумывая, обменяет Пони на Ветроволка — что именно ее мужа ей на самом деле не доставало. Поскольку не было способа выпихнуть Пони из ее кровати без признания того, что она его хотела, он продолжал спать там, а ее продолжало терзать тайное искушение.