Мечтают ли андроиды об электроовцах - Филип Дик

Он показал на свой рукав:

— Класс пятьдесят шесть-три.

— Вы кажетесь таким… циничным.

Молодой человек холодно и сдержанно рассмеялся:

— Может быть.

Он любезно посмотрел на девушку.

— Как вас зовут?

— Маргарет Ллойд, — произнесла она, стыдливо опуская глаза.

— А меня Кейт Пеллиг.

Голос его звучал, как никогда, сдержанно и сухо.

Девушка минуту подумала.

— Кейт Пеллиг? — И ее брови удивленно поднялись, на лбу появились морщины. — Такое впечатление, что я слышала это имя. Это возможно?

— Нет, это невозможно, — с иронией произнес юноша. — Но это не имеет никакого значения, не волнуйтесь.

— Меня раздражает, если я не могу что-либо вспомнить. Узнав его имя, она могла теперь разговаривать более открыто.

— Я получила классификацию исключительно благодаря тому, что я любовница одного очень влиятельного лица. Он ждет меня в Батавии.

На ее невинном лице выражалась смесь гордости и скромности.

— Вальтер все устроил для меня. Без него я туда бы никогда не попала.

— Спасибо ему, — улыбнулся Кейт Пеллиг.

Рядом с ним появился Мак-Миллан и вытащил свой крюк. Маргарет. Ллойд протянула ему свой билет, Пеллиг сделал то же самое.

— Привет, брат, — лаконично обратился Пеллиг к роботу.

Когда Мак-Миллан удалился, Маргарет Ллойд спросила его:

— А вы? Куда вы направляетесь?

— В Батавию.

— По делам?

— В какой-то степени, — пояснил Пеллиг.

Он улыбнулся, но в его улыбке не чувствовалось юмора.

— Может, через некоторое время я назову это удовольствием. Мое поведение варьируется от времени.

— Как вы странно объясняетесь, — произнесла девушка.

Она была удивлена и немало испугана глубиной ума этого человека.

— Да, я странный. Иногда мне трудно предвидеть, что я стану делать и говорить в следующий момент. Порой я чужд самому себе. Временами даже мои собственные действия застают меня врасплох, и я не могу понять, что заставляет меня так поступать.

Он загасил окурок сигареты и взял новую.

Ироническую его улыбку сменило выражение мрачного беспокойства. Слова медленно, но веско слетали с его губ:

— Это великая жизнь, если только вы не спасуете.

— Я в первый раз слышу такие снова. Что вы хотите этим сказать? Эта фраза взята из древнего манускрипта?

Взгляд Пеллига заскользил по глади океана.

— Мы скоро будем на месте. Поднимемся в бар, я угощу вас коктейлем.

Маргарет Ллойд задрожала от страха и радости.

— В самом деле?

Она была ужасно польщена.

— Поскольку я живу с Вальтером, то, не правда ли…

— Не беспокойтесь, — прервал ее Пеллиг. Он спокойно встал.

— Я угощу вас даже двумя бокалами. Если, правда, я еще буду знать, кто вы, когда мы войдем в бар.

Питер Вейкман глотнул из стакана томатного соку и, вздрогнув, протянул через стол завтракавшему Картрайту результаты анализа.

— Это действительно Престон, а никакое не сверхсущество, явившееся из другой системы.

Окоченевшие пальцы Картрайта механически вертели чайную ложку.

— Я никак не могу в это поверить.

Рита О’Нейл дотронулась до его руки:

— Все объясняет его книга. Он хотел быть там, чтобы проводить нас. Голоса…

— Меня интересует другое, — задумчиво произнес Вейкман. — За несколько минут до того, как был получен наш запрос, в Информационную Библиотеку прибыл заказ на проведение идентичного анализа.

— Что это значит? — воскликнул Картрайт, резко выпрямляясь.

— Я ничего об этом не знаю. Они объясняют, что получили для анализа бобины со звуковыми видеозаписями. На них те же документы, что мы им послали. Они не предполагают, от кого это.

— Это все, что вы можете нам сообщить? — с беспокойством спросила Рита О’Нейл.

— На самом деле они знают, кто запросил эти данные, но не хотят признаваться. Я с трудом удерживаюсь от желания послать парочку — троечку телепатов для зондирования тех, кто получил другой запрос.

— Забудьте об этом. У нас есть дела поважнее. Есть что-нибудь новое о Пеллиге? — с упрямой настойчивостью поинтересовался Картрайт.

Вейкман изобразил удивление:

— Ничего, кроме того, что он вроде бы покинул Холм Фарбен.

— Вы еще не смогли войти в контакт? — задал вопрос Картрайт, не будучи в состоянии унять дрожь.

Рита положила свою руку на ладонь Картрайта.

— Они войдут в контакт, когда Пеллиг проникнет в охраняемую зону. Он еще вне ее.

— Ради бога, вы не могли бы пойти ему навстречу? Вы останетесь здесь, ожидая его прибытия?

Картрайт устало покачал головой:

— Простите меня, Вейкман. Я знаю, что мы уже разговаривали об этом тысячи раз.

Вейкман оказался в затруднительном положении. Он волновался за Леона Картрайта.

За несколько дней, до того как он стал Ведущим Игру, Картрайт перенес сердечный удар. Сейчас он сидел здесь, нервно играя чашкой. Тик периодически передергивал его лицо. Он выглядел сгорбленным, постаревшим и чрезмерно напуганным. Иссеченное морщинами лицо его казалось сумрачным и усталым. В потускневших, некогда голубых, глазах отражался страх. Несколько раз Картрайт пытался заговорить, но в конце концов погрузился в глубокое молчание.

— Картрайт, — обратился к нему Вейкман, — вы в плохой форме.

Картрайт бросил на него свирепый взгляд:

— Меня должен убить человек, публично, среди бела дня, не скрываясь и чувствуя одобрение всей системы. Вся вселенная припала к телевизорам, ожидая, что он станет делать. Его подбадривают, ему аплодируют, надеются, что он будет чемпионом этого национального спорта. И вы еще хотите, чтобы я был в хорошей форме?

— Это всего лишь человек, — спокойно объяснил Вейкман. — Он не сильнее нас. На самом деле у вас для защиты есть целый Корпус и все средства Директории.

— И после него появится другой, тысячи других.

Вейкман нахмурился:

— Всякий Ведущий Игру всегда имел с этим дело. Я полагал, что основное ваше желание — это остаться в живых, пока ваш астронеф не будет в полной безопасности.

Серое от истощения лицо Картрайта служило достаточно красноречивым ответом.

— Да, я стараюсь остаться в живых. Не вижу, что здесь предосудительного?

Он поднялся, стремясь, чтобы его руки не дрожали.

— Конечно, вы правы. — Он смущенно, словно извиняясь, улыбнулся. — Постарайтесь войти в мое положение. Вы имели дело с этими убийцами всю вашу жизнь. Для меня эта вещь совершенно новая. Прежде я был обыкновенным, безымянным, неизвестным широкой публике человеком. И вот теперь я стал идеальной мишенью, освещаемой прожекторами в десять миллиардов ватт.