Блудные дети - Светлана Замлелова

– Кто вы и зачем пришли сюда?

Вот те раз! Вопрос показался мне настолько глупым и неуместным, что настроение моё, навеянное здешней обстановкой, стало понемногу таять. Ещё несколько секунд и я сорвал бы с себя капюшон и наговорил бы всем дерзостей. Но тут знакомый нам Красный человек выступил вперёд и громко объявил:

– Они здесь, чтобы вступить в братство свободных людей.

– Что это значит? – спросил Инквизитор.

– Они хотят стать братьями людям, не признающим над собой никакой власти, кроме власти верховного владыки, хозяина Земли.

– Что они могут сделать для этого? – снова спросил Инквизитор.

– Они обещают разделить участь своих братьев, отвергающих все ложные вероучения и отрицающих лицемерие и ханжество.

– Тогда пусть принесут клятву!

– Согласны ли вы поклясться в верности братству? – повернулся к нам Красный человек.

– Да, – тихо сказал Макс.

– Согласны ли вы поклясться хранить тайну братства?

– Да...

– Тогда повторяйте клятву!

– Клянусь!.. – провозгласил Инквизитор. – Перед лицом верховного владыки, хозяина Земли клянусь никогда и ни одному лицу не открывать ничего из того, что здесь увижу и услышу!

– ...Здесь увижу и услышу... – нестройно бубнили мы с Максом.

– Клянусь исполнять все поручения братства, хотя бы это стоило мне жизни!

– ...Стоило мне жизни...

– Клянусь беспрекословно повиноваться во имя верховного владыки, хозяина Земли!

– ...Хозяина Земли...

– Если я нарушу мою клятву, то пусть измена моя не останется безнаказанной. И пусть мне перережут горло этим ножом... – Инквизитор поднял со стола здоровенный нож с чёрной рукоятью, – если я буду виновен в измене.

– ...Виновен в измене...

Признаюсь, от последних слов мне сделалось как-то не по себе.

А Инквизитор снова схватил свой молоток и семь раз с силой ударил им по столу.

– Больше вы себе не принадлежите, – сказал он наконец. – Ритуальный нож настигнет любого клятвопреступника. Сделавший первый шаг уже не может отступить, иначе погибнет.

Тут он придвинул к себе потир и взял нож в правую руку.

– Скрепите свою клятву кровью и приимите в себя кровь братьев, и будем пребывать все в каждом и каждый во всех. Подойдите, – обратился он к нам.

Мы с Максом медленно подошли к столу. Инквизитор протянул мне левую руку, и когда я приготовился пожать её, вдруг ухватил меня за запястье и в ту же секунду ножом полоснул мне палец. От неожиданности я дёрнул руку, но он удержал меня и тоном, каким уговаривают ребёнка съесть кашу, сказал:

– Вы должны скрепить свою клятву кровью.

С пальца в потир упало несколько капель, после чего Инквизитор, как вампир, упившийся кровью жертвы, потерял ко мне всяческий интерес. Выпустив мою руку и не обращая на меня больше никакого внимания, он повернулся к Максу.

Макс не шевелился. Инквизитор молчал и ждал. Молчал и Макс. Вышла заминка.

– Вашу руку, – ласково сказал Инквизитор.

Макс не шевелился.

– Руку, – громче и твёрже повторил Инквизитор.

В комнате кто-то пошевелился. И мне показалось, что это собираются схватить Макса, чтобы насильно взять у него кровь. В то же самое время Макс нехотя и брезгливо, как девица ненавистному жениху, протянул Инквизитору свою руку. Тот жадно схватил её, надрезал и сцедил кровь...

Один за другим все, кто были в комнате, стали подходить к столу, чтобы оставить несколько капель крови в серебряном потире. Наконец, Инквизитор надрезал и свой палец. Алые капли упали в потир. Инквизитор положил нож на стол, отпил из потира, и со словами: «Приимите...», передал чашу мне.

Тёмная, густая жидкость, плескавшаяся в серебряном потире и оставлявшая на стенках маслянистые подтёки, возбудила во мне новые чувства. Мне было страшно, оттого что я готовился выпить человеческой крови и оттого что рецепт напитка оставался мне неизвестен. Мне было противно, оттого что люди, давшие кровь, могли оказаться больными. В то же самое время меня раздирало любопытство: мне было интересно попробовать чужой крови и узнать, из чего приготовлен напиток в потире. И я сделал глоток.

Это было какое-то сладкое красное вино, очень крепкое, с сильным сивушным запахом – вероятнее всего, кагор, разбавленный водкой или даже спиртом. Солоноватый, металлический привкус крови едва угадывался.

С одного глотка я захмелел. Позабыв про давешний страх, я даже развеселился.

Наконец потир оказался на столе. Инквизитор трижды ударил молотком по столу и произнёс:

– Изменник достоин смерти, ибо изменой своей осквернит он кровь братьев...

Но мне всё казалось, что это какое-то шутовство, игра и сейчас все сбросят с себя балахоны, и будут смеяться, как ловко обвели нас. На всякий случай я не снимал с лица улыбки, означавшей, что я дескать всё знаю, но до поры до времени не подаю вида. Конечно, думал я, под балахонами окажутся старые знакомые. И даже пытался представить: вот это, с чёрной свечой в чёрных когтях, наверное, Липисинова. А это, с белой свечой, рядом, Алиса...

– Братство наше, – продолжал Инквизитор, – видоизменяясь, существует с древнейших времён. В основе нашего учения – древняя мудрость, а не лицемерный самообман и ханжество. Вот почему целью братства всегда было искоренение предрассудков и освобождение человека. Человек рождён для свободы, и всё, что покушается на эту свободу должно быть уничтожено. Освобождение – вот единственный долг каждого человека. Для этого каждому человеку необходимо научиться руководствоваться разумом. Только разумом познаётся истина. Ибо истина – это благо, истина не может быть вне блага. А благо – это только то, что полезно человеку. Что же может быть полезнее человеку чем утоление его собственных природных наклонностей! Что может быть полезнее для алчущего чем кусок хлеба? Что может быть полезнее для жаждущего чем глоток воды? Все наклонности даны человеку природой. Следовательно, их утоление и есть истина. А так как природой для каждого человека определены разные наклонности, и утолять их каждому приходится по-своему, то и истина для каждого своя. Единственное, что объединяет всех людей – это понимание добра и зла. Добром мы называем всё, что полезно человеку, а, следовательно, приятно. Злом мы называем всё, что неполезно и неприятно. Нужды людей – это, прежде всего, нужды плоти во всём многообразии проявления. Следовательно, удовлетворяя желания и нужды плоти, человек осознанно творит добро. Добро – это благо. Благо – это истина. Истина доступна только свободным. Следовательно, удовлетворяя желания и нужды плоти, человек по-настоящему освобождается. Вот правда открытая человечеству ещё в древние века! Вот правда восхищенная и вновь обретённая! Восстановим же, братья, утраченный рай! Освободимся же сами и поведём к свободе других! Восставший да будет уничтожен! Ибо никому не дано знать, когда наступит час нашего торжества, но чем скорее пополнятся ряды армии верховного владыки, хозяина Земли, тем скорее наступит час освобождения! Поклянёмся же, братья, именем ангела света топтать ногами все предрассудки! Поклянёмся же именем утренней звезды вырывать с корнями суеверия и невежество!

– Клянёмся...

– Клянёмся... – послышалось со всех сторон.

И я, чтобы не отставать от остальных, прошептал:

– Клянёмся...

Инквизитор обрушил на стол семь ударов, после чего громко, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:

– Который час?

– Полночь, – ответил кто-то из комнаты.

– Так как теперь полночь, – объявил Инквизитор, – мы продолжим наши занятия. Но пусть новые братья покинут нас, ибо им не дано ещё знать всех тайн!

С этими словами он три раза ударил по столу своим молотком и приготовился сказать что-то ещё. Как вдруг на последнем ударе стол, крякнув как от доброй рюмки водки, с треском сложился птичкой, задрал бесстыдно скатерть и выставил на обе стороны тонкие, облезлые ноги. Всё, что было на столе: череп, книги, потир, нож – всё покатилось в расщелину. А в комнате всё смешалось. Кругом заохали, заахали, завизжали. Стали тушить свечи, бросились скопом к столу. Кто-то даже сорвал колпак с головы. Нас с Максом оттеснили в прихожую и довольно бесцеремонно выставили из квартиры.

На площадке у лифта курил какой-то парень, а внизу у мусоропровода расположилась целая компания. Несколько человек с пивными бутылками и сигаретами расселись на ступенях и довольно громко смеялись.

«И чему они могут так радоваться?» – подумал я, тут же возненавидев их всех.

Но компания не обратила на нас никакого внимания, как не обращала внимания на парочку, слившуюся в поцелуе да так и остолбеневшую между окном и мусоропроводной трубой.

На другой день я уже стыдился своих приключений. Я томился от наплыва самых разнообразных чувств, в которых не мог разобраться. Мне было неприятно вспоминать вчерашний балаган. Но в то же самое время я был доволен собой. Я гордился своей смелостью, своей дерзостью, мне льстило, что я вошёл в совершенно диковинное сообщество. И тут же, уличив себя в этом мелком тщеславии, я злился. И тут же снова краснел от мысли, что позволил кому-то так разыграть себя. Неспособность разобраться мучила и пуще злила меня.