По ту сторону жизни, по ту сторону света - Виталий Иванович Храмов

Преступник же изгой в обществе. И он это знает. И ощущает душевный дискомфорт от этого. Подсознательно всем же хочется быть «хорошими»? Так ведь? Нести добро, желательно охапками, да домой, в закрома, лучи бобра, и всё такое. Так зачем вся эта шваль с радостным предвкушением летит, как мотылёк на свет, на юг, пожираемый Тьмой и Смутой? За мифическим новым порядком? Да им любую пургу по ушам прогони, всё одно же бегут.

Так что хорошего в «тёмной стороне»? Чем она так манит всех? Не понимаю. Ну, не понимаю я!

Братва сворачивает лагерь. Кочарыш стоит рядом со мной, тоже смотрит туда же, куда и я. Молчит, чувствуя моё скверное настроение.

– Сон мне приснился, – говорю я, – на восход Светила идём.

Кочарыш лишь кивнул. И усмехнулся, когда увидел вытянутую морду Чижика. Братва вопросов вообще не задавала, Дудочник только наигрывал на своей дудке, ему, похоже, вообще всё равно, куда идти, лишь бы идти. Ехать. На козлах нашей повозки. А вот «тёмные», так их буду именовать, всей кучей – заметались. Чувствуя, что я просто кидаю их.

Противны они мне. Все! Даже Чижик. Тоже мне, княжич! Вместо постижения премудрости и хитросплетений управления вверенной ему судьбой землёй и людьми занимается умственным самоудовлетворением. Древами Жизни, оккультными науками, прочей дребеденью.

Как же он не похож на Волчонка! Хотя Волчонок второй сын. Наследником готовился стать Молодой Волк. Но и у Волчонка стальной лом всунут в зад, вместо позвоночника! Да, бухал. А кто в молодости не пропился, тот в зрелости сопьётся! Но, как только услышал, что Смута пришла в отчий дом – ноздри раздул, глаза загорелись, зубы оскалил и в бой рвётся. Это со мной он был просто молодым парнем. А как он вёл себя с теми же бойцами Дубняка? По осанке, по взгляду, по голосу, сразу видно – Владыка! Лорд, ёпта! Рождён повелевать! Готов принять ответственность за Княжество, хотя до кипятка по ногам боится этого. А ещё больше боится проикать Княжество, не оправдав доверия, посрамить предков.

А этот? Сопля зелёная! Вон, и сейчас мечется, не знает, с кем ему – с умными или с красивыми?! И хочется, и колется, и мама не велит. Целочка, гля! Как можно быть таким нерешительным? Княжич! Какой, к демонам, он княжич! Не то что жена им будет управлять, вертеть им будут даже поломойки! Такая рохля на престоле – скорый и кровавый раскол Княжества. Как так получилось, что рождены оба от князей, воспитаны однотипно, росли в одной среде, учились по похожим программам в одном учебном заведении, но столь разные характеры?!

Тьфу на него! Ничтожество! Всё же за нами увязался. С частью молодых бездельников. И даже с одним настоящим Тёмным. Контролит меня, что ли?

Да и пох!

– Слышь, Дудочник? – кричу я. – Споём?

Мы шли по тайге – дни

Живых нет нигде. И

Все земли в тиши.

Сотни вёрст и не души…

Мёртвый рассвет,

Как же много бед

Он нам принёс!

  Здесь тайна, Мира окраина

  Древний Ужас из глубин глядит на меня.

  Эта Явь тает, Дьявол знает,

  Что за Зло в своей глуши скрывают тайга?

    Я не боюсь, я доберусь

    До правды. Силы соберу

    Не уступлю! Я зло сотру.

    Я – помню! Спокойно, Смерть – понимай!

    Путь Воина не покидай!

Путь вёл на восток. Там

Был Дьявол жесток. К нам.

Он нам озеро слёз

Показал. И я всерьёз,

Гневно сказал:

«Ты ответишь мне

Кровью за всё!»

  Здесь тайна, Мира окраина

  Древний Ужас из глубин глядит на меня.

  Я и сам – Тайна! Злой Дух, Война.

  Наши души навсегда поглотят тайга

    Я – не боюсь, не отступлюсь

    От правды. Силы соберу

    Бой не сдаю! Пусть я умру.

    Я – помню! Достойно Смерть принимай!

    Честь Воина не потеряй![1]

И так вот, под дудочно-песенное сопровождение аналога «Нашего Радио» для бедных и скверных миров, этим нашим бегающе-ходячим маршем бежим несколько десятков часов. Пока не упираемся в эпический такой овраг. Эпически огромный – длинный – от горизонта до горизонта, глубокий, с крутым обрывом и шириной в несколько десятков метров. Будто и правда упёрлись в край этих Пустошей. Чижик невольно цитирует только что улышанное: «Тайга!». В этом языке, на котором тут все говорят, слово «тайга» тоже есть. Только означает оно не бескрайнее зелёное море хвойного леса, а как раз обратное – «место, где закончились все пути-дороги». Пустошь. Край Пустоши, где закончились все дороги.

Устроили привал.

– Вещь?

– Я!

– Кто у тебя самый ловкий? – спрашиваю я. Просто я «вышел из себя», чтобы осмотреться.

– Младший. Побег, – отвечает Кочарыш, выпрямившись, осмотрел эти бескрайние Пустоши, уперся взглядом в овраг. А пацанёнок тут же вскочил, как подброшенный пружиной.

– Да-да! – киваю я. – Внизу гнёзда каких-то птиц, хотя скорее ящериц крокодиловых, и норы грызунов. Они живые, не скверные.

Братва, только что помиравшая от марша, засуетилась. Потрошат повозку. Нашлись у них и лук, и силки, веревки и даже сеть. И всей толпой пошли к обрыву.

– И топор прихвати, – говорю я, – там деревья чистые стоят у источника. Надо древесины заготовить. У корня не руби, не губи живое. Да и водичку надо попробовать. Может, хорошая, не яд?

Пока братва суетилась, я отдыхал. Надо было подумать, провести кое-какие изыскания. Будто чувствуя мой настрой, Дудочник затянул что-то очередное, но медитативное.

А «прилипалы» – мечутся. Вот ко мне направил стопы тот самый Тёмный. Встал надо мной. Смотрит презрительно.

– Я тебе сейчас гланды через зад вырву, – честно пообещал я ему, даже не открывая глаз.

– Что мы делаем тут? – спрашивает он меня.

– Я отдыхаю, – отвечаю я, не только не сменив положения, но даже не открыв глаз, – мои люди промышляют. А вот что ты тут делаешь? Иди отсюда!

Не уходит. Открываю глаза, смотрю на него, сняв прозрачность.

– Пшёл вон, падаль! – рявкнул я на него. Снесло, как пёрышко порывом ветра.

– Задолбали вы меня, уроды! – кричу ему вслед.

– Ты же обещал довести нас! – кричат из кучки «прилипал».

– Вы что, совсем мозгом размягчали? – кричу в ответ. – Я никому и ничего не обещал!