Стеклянные тайны Симки Зуйка - Владислав Крапивин

Симка понимал, что если пойдет по набережной обратно, то может изрядно задержаться у парусников. И, чтобы избавить себя от соблазна, выбрал другой путь. Он уже неплохо разбирался в здешних улицах. Решил, что, повернувшись спиной к реке, прошагает пару кварталов и окажется на Большом проспекте Васильевского острова, который тянулся параллельно набережной Лейтенанта Шмидта. По нему и вернется к Линии, на которой стоит его дом.

Так и сделал, вышел на проспект. Посмотрел направо, а потом… налево. Он помнил, что проспект выходит своим дальним концом прямо к Финскому заливу. Симка плавал по заливу на пассажирском катере в Петродворец, но в городе на его берегу (а это ведь морской берег!) не бывал.

Интересно, как выглядит морская гладь в свете белой ночи?

Проспект был прямой и широкий, с аллеей высоких деревьев посередине. Симке показалось, что если он пройдет всего полквартала, то в конце аллеи увидит гладь залива и морской горизонт. Да что там «показалось»! Он был в этом уверен!

Часов у Симки, конечно, не было. Тикали в нем только «внутренние часы», которые его обычно не подводили. И теперь они услужливо подсказали, что несколько минут у Симки еще есть. А затем…

Затем Симка забыл про время.

После он и сам не понимал, как в здравом уме и твердой памяти можно так отключиться от нормального ощущения окружающей жизни. Он забыл обо всем, кроме того, что впереди должна открыться морская гладь. Это ожидание было как гипноз. Наверно, такой завороженности помогал свет белой ночи, которая уже полностью завладела городом. Деревья временами расступались, и над Симкой нависало перламутрово-серебристое небо, воздух под которым – от зенита до земли – мягко искрился слюдяным блеском. Этого было достаточно, чтобы не помнить ни о чем, кроме дороги к морю. Словно в Симке включился маятник Фуко, знающий лишь одно направление…

На проспекте было малолюдно. Один раз встретился нахимовец – ростом чуть повыше Симки. Симка мельком позавидовал его белой форменке, бескозырке и отутюженным клешам. Но нахимовец шел рядом с женщиной (видимо, с мамой), и самостоятельный путешественник Симка глянул на него снисходительно. Впрочем, тут же забыл. И снова шагал, шагал…

Да, видимо, колдовством белой ночи только и можно объяснить, что Симка не испытывал никаких опасений. Он даже не спешил. Казалось вполне правильным, что он столько времени идет по бесконечной аллее, где за деревьями лишь едва различимы высокие дома. Так бывает во сне…

Наконец деревья расступились, теперь вокруг была обычная широкая улица, а впереди… там стоял непонятный желтоватый свет. Он заполнял высокое пространство. Оно не сразу приняло ясные формы. Потом качнулось, перестроилось, и Симка увидел водную гладь, отразившую бледно-золотистую зарю. Эта же слабая золотистость растворялась теперь и среди слюдяного воздушного блеска.

Симка вспомнил слышанные где-то слова: «Янтарная Балтика». Он знал, что в водах и песках Балтийского моря много янтаря, и теперь подумал, что, может быть, именно от него в воздухе эта теплая желтоватость.

Симка вышел на плоский прибрежный песок, далеко протянувшийся по берегу. Сразу увидел косой столб, на котором легко читалось фанерное объявление: «Купаться запрещено. За нарушение штраф». Вокруг столба виднелось немало пляжного мусора и следов, которые говорили, что на объявление всем начихать. Но сейчас на берегу было пусто…

Симка не собирался купаться. Он был в сандалиях на босу ногу, стряхнул их и вошел в воду по щиколотку. Вода оказалась теплая и… даже какая-то пушистая, если можно так сказать про воду. Словно приласкала мальчишку. Симка встал лицом к горизонту. Вдали мерцали несколько бледных огоньков. Чернел еле различимый силуэт большого судна.

Симка, пятясь, вышел на песок и отцепил значок. Уже несколько дней Симка гулял без пиджачка, но значок из чешского стекла всегда был при нем, прицепленный к ковбойке. И теперь Симка глянул сквозь волнистое стеклышко на залив. Конечно же, водный простор и небо сразу превратились в сказочно изогнутое желтое пространство, словно Симка смотрел сквозь тонкую пластинку янтаря. Такая пластинка была у мамы на заколке для волос.

Симка вспомнил про маму без печали и тревоги, с одной только ласковостью. Мама невидимо оказалась рядом – словно была частью этого балтийского мира.

«Моя янтарная Балтика…» – благодарно подумал Симка.

И вдруг за спиной прозвучало:

– Послушай… можно тебя попросить?

Он не вздрогнул, не встревожился. Голос (или даже голосок, совершенно детский) тоже был словно частью окружающий тишины и света. И Симка оглянулся, ожидая, что его ждет еще одно хорошее открытие.

Он увидел мальчика. Примерно его же, Симкиного, роста.

Длинные, косо отброшенные набок волосы мальчика были светлыми и, казалось, излучали тот же янтарный свет, что и небо с водой. И была в глазах та же теплая ясность. Мальчишкино лицо показалось Симке таким хорошим, что сразу стало ясно – здесь не сможет случиться никакой стычки, никакого даже крохотного спора. Симка различил на переносице и щеках мальчика несколько бледных веснушек – они тоже отсвечивали янтарем.

Откуда он взялся? Только что вокруг никого не было. Мальчик словно выступил из этого пропитанного балтийским освещением воздуха. Волшебство… Впрочем, одет он был не волшебно. В полосатую майку и вельветовые штаны – такие же, как старые Симкины, с застежками под коленками. Хотя один манжет был застегнут выше колена, а нога сверху до щиколотки обмотана бинтом. Пряжки сандалий (тоже похожих на Симкины) отбрасывали желтые искорки…

– А как помочь-то? – спохватился Симка. Он почувствовал, что готов для этого мальчика на самый героический поступок.

– Видишь, она уплыла. Я забыл повернуть перо руля, чтобы путь получился по дуге, и она ушла прямо. Хорошо, что наткнулась на балку и мотор остановился…

Симка глянул, куда показывал мальчик. Метрах в двадцати торчала из воды наклонная балка, а у нее был различим белый игрушечный кораблик.

– Там неглубоко. Я бы добрался в два счета, но нельзя разбинтовывать ногу. Я ее днем так ободрал, что там… ну, сплошная хирургия… – Он виновато улыбнулся, и янтарно посветились ровные зубы.

– Я конечно! Сейчас… – Симка сунул в карман значок и снова шагнул в воду.

– Там неглубоко, – опять сказал мальчик вслед Симке.

Оказалось и правда неглубоко. Когда Симка добрался сквозь тугую теплую воду до кораблика, она замочила ему краешки штанов, но это такая ерунда… Симка взял кораблик. Тот был длиною сантиметров двадцать. Корпус из пенопласта. К мачтам и реям были подвязаны свернутые, такие же белеющие, как бинт на мальчишкиной ноге, паруса. Симка покачал кораблик, будто спасенного от злых собак котенка.

Он вышел на песок и протянул модель мальчику.

– Вот…

– Спасибо. Было бы ужасно жаль, если бы она уплыла. Там очень сильный моторчик, не такой, как для моделей, а от электробритвы «Рассвет». А батарейки хватило бы надолго. Может, до самой Финляндии… – Он улыбнулся: шутка, мол. Взял кораблик и покачал его в точности как Симка.

Потом благодарно глянул Симке в лицо.

Симка застеснялся и спросил:

– А что это за тип корабля? Или он… просто так?

Мальчик не удивился вопросу.

– Это марсельная парусно-моторная шхуна.

Симка постеснялся еще секунду-две и сказал:

– Ты, наверно, разбираешься в кораблях… Да?

Мальчик отозвался просто:

– Да. Разбираюсь немного.

– Тогда скажи… У набережной Лейтенанта Шмидта стоят четыре парусника. Я спросил одного моряка, какого они типа, да он ничего толком не объяснил. «Я, – говорит, – специалист по минам…» А ты, наверно, знаешь?

– Конечно, знаю! Это баркентины. Учебно-парусные суда для курсантов. Сокращенно УПС. На «Кропоткине» одно время служил наш сосед, вторым помощником. Я там бывал два раза…

«Повезло тебе», – чуть не вздохнул Симка. Но нельзя было портить разговор даже намеком на зависть. И Симка сказал:

– Бар-кен-тина… это похоже на бригантину.

– Да. Только у баркентин три мачты или даже бывает больше, а у бригантин две. Как у этой шхуны. Она похожа на бригантину, только у нее на фок-мачте вместо прямого нижнего паруса трисель…

Симка кивнул, хотя и не понял.

Не хотелось расходиться, и Симка спросил:

– А название у этой шхуны есть?

– Есть, конечно! Только я еще не написал… Название – «Лисянский». Это был мореплаватель. Он вместе с Крузенштерном обошел вокруг света… Ты слышал о них?

– Да! У меня есть книжка «Водители фрегатов»… А у памятника Крузенштерну я был совсем недавно…

– Вот в том-то и дело! – воскликнул мальчик, словно приглашая Симку в союзники. – Крузенштерну и памятник, и слава. И большущий парусник его имени есть, четырехмачтовый барк. А Лисянскому – ничего. А он ведь не меньше сделал, чем Крузенштерн, даже еще сильнее рисковал, потому что пришлось воевать с индейцами!.. Разве справедливо, что ему ни корабля, ни памятника?