Записи. Отрывки из дневника - Священник Александр

«Всякое самое малое дело начинайте молитвой — призыванием силы Божией на Ваше дело и вознесения этого дела на высоту. Тогда не будет, не сможет быть у Вас плохих дел».

«Наши беседы и открытые лекции — случайные лекторы, случайная публика — не рожденное существо, а механический искусственный продукт; никто не вложил сюда своей души, не родил этого в мучениях, не любит родительской любовью. Обратное — небольшие кружки, с постоянным составом слушателей, с руководителем, знающим всех — тут что–то органическое, что ведет и воспитывает. Это относится больше всего к кружкам молодежи, конечно».

«Вот несколько впечатлений от моего общения с молодежью — выросшие в условиях революции, войны и эмиграции, молодые часто нервно неустойчивы, но практичны, реалисты; малый опыт добра; часто малокультурны, но со своеобразной честностью, прямотой, непризнанием фраз и «идеалов» без дела. Чуткость ко лжи.

Сохранены ли они для России и как их сохранить? Но молодежь в праве спросить — для чего? Мы не хотим жить для каких–то целей, придуманных стариками.

— Для самих себя. Можно прожить и живут всю жизнь, слабой чьей–то тенью, копией, третьим сортом. Но, конечно, это плохой способ. Самый первый, примитивный смысл существования — быть самим собой.

Но личность — сложная постройка и национальность играет огромную роль, если не явно, то подсознательно, и это проявляется иногда неожиданно для самого себя.

Итак, если мы хотим быть самими собой, мы должны быть русскими.

Но разве нельзя целиком превратиться в англичанина, немца. француза? — только частично.

Иначе — длительный маскарад, истощающий силы, не дающий возможности творчества.

Но где же искать этого русского? — чем сохранялись великие нации? Что их сберегало или уничтожало? — (Язык и вера). И вера больше, чем язык.

…И мне хочется сказать нашей молодежи: вы молоды, у вас крылья молодости, вы сумеете совершить этот подвиг — остаться православными и русскими. Вы — православные, все сокровища Церкви к вашим услугам: ее молитвы, таинства, — знакомьтесь с этим сокровищем, изучайте его, питайтесь им.

Вы — русские. Все что накопили ваши предки, все культурное наследие, весь гений величайшей нации — это ваше добро, даром вам доставшееся. Ваша обязанность изучить это наследие, культивировать его в себе, принимать участие в общем русском деле.

Но тут трудность и, часто, бесплодность индивидуальных усилий. Сила соборности, дружбы. Для молодых — громадное значение имеют юношеские организации, помогающие сплочению».

«И еще одно наблюдение — все почти юноши унылы, мрачны, тяжелы. У всех девушек — легкость, простота, лучистость какая–то. Им все дается легче, в обращении их к христианству им легче дается {сердечность) этого обращения. Для юноши надо преодолеть гораздо больше — прежде всего, рассудочность, самолюбие и т. д. Поэтому, в будущем русском церковном обновлении женщине предстоит, верно, не малая роль».

Советы молодым священникам

Пастырская работа должна быть индивидуальной и творческой. Метод, часто практикуемый, становится рутиной.

Всякое слово, поучение имеет смысл и цену только тогда, когда идет от собственного духовного опыта, знания. Всякое слово, сказанное только устами, мертво и ложно, и всегда слушающие безошибочно это различают.

«Пастырские» тексты (выписываю для руководства):

«Мы были тихи среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими» (1 Фес 2.7).

«Для всех я сделался всем, чтобы спасти некоторых» (1 Кор 9.22).

Надо учить людей исповедываться. Как часто вместо исповеди слышишь совершенно житейские разговоры, хвастанье собой, цитирование хороших отзывов о себе, жалобы на близких и на трудности жизни. Отчасти это от незнания, от отсутствия церковной культуры, отчасти — от греховной запутанности, слабости, когда человек не умеет и не пытается увидеть себя, когда у него нет ни навыка, ни желания разобраться в своей душе, нет отвращения к греху, нет стремления к свету и жажды очищения.

Стараться, чтобы все приходящие к исповеди вынесли из каждого говения хоть одну добрую привычку — например, обязательную двукратную молитву, среди дня, неосуждение и т. д.; настойчиво прививать, проверять — потом само делается необходимостью.

Бывает, что, готовясь к исповеди, говеющий временами испытывает страх греха, искреннее покаяние до слез, и, придя к священнику, не чувствует ничего, не имеет страха и сокрушения. Нельзя ли раздвинуть пределы таинства? Нельзя ли считать, что таинство покаяния включает в себя все говение, молитвы, покаянные чувства, а что момент самой исповеди, — только заключительный, хотя и важнейший момент?

Всякий священник должен быть хорошо осведомлен в области нервных и психических болезней — это совершенно необходимо в практике духовничества.

Обычный случай, когда исповедующийся, а с ним и духовник принимают явление чисто нервного порядка за переживания религиозные, или когда священник не умеет определить истерическую подкладку многих явлений и тем только ухудшает положение. А часто и обратное — за нервную болезнь принимается тяжелое состояние души, отягощенной грехом, запутанной и омраченной неразрешенными конфликтами. Известны случаи, когда одна исповедь бесследно излечивала застарелые и тяжелые, будто бы нервные заболевания, против которых бессильны были все медицинские средства.

Человек часто исповедующийся, не имеющий залежей греха в душе, не может не быть здоров. Исповедь — благодатный разряд души. В этом смысле громадное значение исповеди и вообще всей жизни в связи с благодатной помощью Церкви.

Первая, слишком ранняя исповедь (есть дети, в б лет — совершенные младенцы) не нарушает ли простоту, цельность, непосредственность искусственно пробуждаемым самоанализом? Для некоторых детей, особенно «детских», я бы переносил ее на год, два позже.

Сегодня дети (10–12 лет) спросили меня (очевидно после большого спора между собой), что такое аскетизм. Я ответил — «система упражнений, приводящих тело в подчинение духу». «А какие самые первые упражнения?» — 1) дыхание носом — 2) еда не досыта (не брать второй раз) — 3) не валяться в постели.

Это может быть темой для большой самостоятельной беседы с детьми.

Мы, допуская частую исповедь и причащение, иногда забываем спасительную силу продолжительности говения, которое возможно только в Великом Посту — частые и особенные службы. Тогда в течение недели человек имеет живой и убедительный опыт борьбы с грехом, радость победы над ним, видит результаты своей молитвы,

Безвыходность положения многих кающихся, кажущаяся безнадежность их положения («все равно, вернусь к тому же, нет си бороться с грехом») — в том, что люди эти стоят вне Церкви. Спасение их в том, чтобы войти в Церковь, в общение любви с братьями. В нашей церковной практике утрачивается соборный характер наших таинств, в том числе и таинства покаяния.

Замечаю часто в исповедующихся желание безболезненно для себя пройти через исповедь: или отделываются общими фразами, или говорят о мелочах, умалчивая о том, что действительно должно бы тяготить совесть. Тут есть и ложный стыд перед духовником и вообще — малодушный страх всерьез начать ворошить свою жизнь, полную мелких и привычных слабостей. Настоящая же исповедь, как благое потрясение души, страшит своей решительностью, необходимостью что–то переменить, да даже просто хоть задуматься над собой. Здесь священник должен проявить решительность, не бояться разрушить эту успокоенность и пытаться вызвать чувство настоящего покаяния.

Мнительным людям, подозрительным ко всякому движению своей души, истязающим себя и своего духовника непрестанным копанием в своей душе, приходящим в конце концов к полной путанице — им нужно запретить самоанализ и детальное испытание своей совести и перевести их на простую, но питательную диету: молитва и добрые дела. В этих двух упражнениях упрощается душа и развивается чувство Истины; после чего можно опять вернуться к испытанию себя.

Для нераскаянных, окаменелых, думаю, нужна бы публичная исповедь перед всей церковью, как в древней церкви.

В практике нашего пастырства мало разработан вопрос о том, как вести духовнику нервнобольных, истеричных, людей с ненормальной психикой. По моим наблюдениям, молитвенное напряжение и подвиги поста часто еще больше усиливают их внутренний хаос и не только не выправляют их, но причиняют явный вред. Тут нужны свои приемы, может быть иногда прямо противоположные тем, которые применимы к людям нормальным.

Человек часто не знает, как приступить к исповеди. Надо помочь ему, разбудить в нем покаянное чувство, задать наводящие вопросы — была ли за этот период какая–либо духовная жизнь (борьба с грехом, молитва, самопринуждение, усилия стать лучше), успел ли в чем–нибудь, не двинулся ли назад? Какой грех считает самым тяжким? Какую добродетель самой важной?