Жизор и загадка тамплиеров - Жан Маркаль

Споры вызывает и другой эпизод истории ордена. Кому принадлежит инициатива создания воинства Храма: Гуго де Пейену и его соратникам, давшим индивидуальный обет, или королю Иерусалимскому, его военачальникам и церковным властям Палестины? Ясного ответа на этот вопрос нет. Если верить Вильгельму Тирскому, то девять рыцарей просто хотели стать монахами, чтобы служить Господу и спасти свои души, «и только затем сеньор патриарх и епископы возложили на них первую миссию во искупление их грехов: они должны были охранять дороги и тропинки от разбойников и захватчиков, чтобы спасти паломников». Итак, выходит, что основным желанием девятерых рыцарей все же было принять монашеский постриг. Принося слова торжественного обета, они не подразумевали никакой конкретной цели. Но можем ли мы всецело доверять Вильгельму Тирскому, который недолюбливал тамплиеров?

Как бы то ни было, по словам Жака де Витри, «король, его рыцари и сеньор патриарх преисполнились сочувствия к этим благородным людям, все бросившим ради Христа, и дали им кое-какое имущество и бенефиции, чтобы помочь в их нужде и ради спасения душ дарителей. А поскольку у них не было ни церкви, ни дома, где они могли бы обретаться, король разместил их в своем дворце, возле Храма Господня. Аббат и каноники Храма выделили рыцарям землю неподалеку от дворца: и потому их позднее стали называть тамплиерами (людьми Храма)».

Итак, нет никаких сомнений: в тот момент, когда восемь рыцарей приняли решение стать воинами-монахами, они еще не знали, что будут жить в Храме Господнем — или, по крайней мере, поблизости от него, и уж тем более не имели никаких намерений на этот счет. Название «тамплиеры», таким образом, возникло случайно и значительно позднее. Все вышеперечисленное делает бессмысленным любой эзотерический комментарий в отношении как самого Храма, так и всей его символики, якобы предопределившей дальнейшую деятельность ордена. Но в реальности еще рановато выносить какие-либо суждения о том, каковы были глубинные мотивации Гуго де Пейена и его соратников.

Девять лет, последовавших за основанием ордена, покрыты мраком неизвестности. Впрочем, известно, что в 1120 году граф Фульк Анжуйский, будущий король Иерусалимский, высадился на побережье Святой Земли и остановился у тамплиеров. Он подарил им тридцать анжуйских ливров. А в 1126 году граф Гуго Шампанский присоединился к рыцарям Храма. Крайне сомнительно, чтобы тамплиеров по-прежнему оставалось девять человек: как видно из приведенных фактов, орден начал приобретать определенное значение и принимать дары от благожелателей. Именно тогда Гуго де Пейен в сопровождении пяти рыцарей вернулся в Европу, чтобы выполнить три задачи: рассказать всем о своем ордене, добиться его признания у церковных властей Запада и пригласить в братство рыцарей-монахов новых кандидатов. Орден Храма вступал в очередную фазу своего развития.

Очевидно, что Гуго де Пейен пользовался серьезной поддержкой. Сам король Балдуин II Иерусалимский убедил его поехать в Европу и снабдил необходимыми для путешествия средствами. Более того, Гуго де Пейен был другом одного из самых могущественных французских сеньоров графа Шампанского, который не преминул походатайствовать за тамплиеров в самых высоких кругах Европы. Вполне возможно, что Гуго де Пейен побывал в Риме и встречался там с папой Гонорием II. Эта встреча могла стать решающей для составления устава нового ордена. Но церковный собор, которому предстояло решить участь тамплиеров, был созван в Шампани, в кафедральной церкви города Труа, 14 января 1128 года.

Председателем собора был легат папы во Франции, кардинал Маттео Альбано. Участие приняли архиепископы Санский и Реймский со своими викарными епископами, множество аббатов, в том числе Гуго Маконский, аббат Понтиньи, Стефан Градинг, аббат Сито и Бернард Клервоский, впоследствии прославившийся под именем Св. Бернарда. На заседаниях собора также присутствовали Тибо Блуаский, граф Шампанский, его сенешаль Андре де Водемон и граф Неверский. Гуго де Пейена сопровождали братья-рыцари Годфруа де Сент-Омер, второй основатель ордена, Пейен де Мондидье, Аршамбо де Сент-Аманд. Жоффруа Бизоль и некий Роланд. После дискуссий и уточнения деталей устав ордена был признан. Отныне тамплиеры стали законной организацией.

Трудно не заметить, что за этой яркой удачей Гуго де Пейена, а особенно быстротой, с которой орден был узаконен, вырисовывается фигура Бернарда Клервоского, человека, «создававшего пап и королей», одного из самых замечательных служителей Церкви в XII веке. Гуго де Пейен был связан родственными узами с семейством Монбар, к которому принадлежал будущий Св. Бернард, а дядя клервоского аббата, Андре де Монбар, впоследствии вступил в ряды тамплиеров. Графы Шампани также были родственниками Монбаров и поддерживали самые лучшие отношения с настоятелем Клерво. Какое-то время считали, что статуты и устав ордена Храма были написаны одним Бернардом. Нет конечно: за редакцию текстов, без сомнения, отвечали Гуго де Пейен и его доверенные советники. Однако влияние Бернарда Клервоского более чем очевидно.

Этот момент очень важен, поскольку часто говорили, что на «военные ордена» сильно повлияла бенедиктинская традиция. Однако собор в Труа и вмешательство Бернарда Клервоского убедительно доказывают, что верх все же одержали цистерцианцы. Стефан Гардинг, аббат Сито, присутствовал в Труа. Он и Бернард были властителями дум цистерцианского монашества, которое следовало по пути церковной реформы, указанному папой римским Григорием VII. И Бернард Клервоский пойдет еще дальше, когда напишет свое знаменитое сочинение «Похвала новому рыцарству», в котором предельно четко обрисует цели и задачи, стоящие перед орденом Храма.

Впрочем, избежать проблем все равно не удалось, поскольку Церковь — по крайней мере, в самом начале — не обладала светской властью. Она тем более не была военной организацией, и в первые века христианства отрицала все виды насилия, отказываясь различать войну справедливую от войны неправой. Но все изменилось с наступлением эпохи крестовых походов. Тогда папа провозгласил, что мусульмане угрожают христианскому миру и истинная вера может исчезнуть, если неверные станут слишком сильными. В общем, этот случай подходил для оправдания законной защиты, даже учитывая некоторую специфику вопроса: подобный аргумент сработал применительно к битве при Пуатье во времена Карла Мартелла, но в 1100 году стал сомнительным, поскольку теперь речь шла о необходимости защищать Святые места от неверных, представленных как отбросы человечества. И потом, разве христианское общество не было построено по иерархическому принципу? Всем в то время было известно, что общество делится на три группы: «на тех, кто молится, тех, кто воюет, и тех, кто пашет». Современники Св. Бернарда наверняка сильно удивились бы, узнав, что представления о трехчленном делении общества были знакомы еще индоевропейским народам: по сведениям Цезаря, галльское общество состояло из друидов, воинов и пахарей. Итак, обязанностью рыцарей было сражаться, а священникам полагалось служить Господу и людям, вознося молитвы к небу.

Но все становилось сложнее по мере того, как служители Церкви были вынуждены сами браться за оружие. Проблема все еще не была решена во времена Рабле, если верить эпизоду из «Гаргантюа», где брат Жан Зубодробитель бранит монахов, которые поют псалмы, чтобы избавиться от своих врагов, но сам предпочитает пронзать своих недругов распятием. Часто забывают, что рождение орденов рыцарей-монахов не смогло бы произойти без серьезных изменений фундаментальных принципов Римско-католической церкви. Мы не можем обойти эту проблему, поскольку уже богословы той эпохи ломали голову над ее разрешением.

Такое впечатление, будто основание военно-монашеских орденов не особенно приветствовалось в отдельных кругах церковнослужителей. Например, в 1128 году приор монастыря Гранд Шартрез Гиг послал довольно суровое письмо Гуго де Пейену, в котором недвусмысленно выказал свое неудовольствие. В частности, Гиг писал: «По правде сказать, мы не стали бы побуждать вас вступать в мирские войны и сражения, не говоря уже о том, чтобы подталкивать вас к битвам духа, чем мы занимаемся каждодневно Вам не стоит и мечтать об этом. Нет смысла нападать на внешних врагов, если не одержана победа над врагами внутренними. Сначала надо победить самого себя и лишь затем вступать в бой с внешними врагами. Очистим же наши души от скверны, и тогда мы сможем очистить землю от варваров». В заключение этой мысли автор привел цитату из послания Св. Павла к эфесянам: «Потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духа злобы повседневной» (Эф., 6,12).

Гуго де Пейен не замедлил ответить. Он написал — или попросил написать кого-нибудь из своих друзей, кто более, чем он сам, разбирался в богословии (кажется, что Гуго не был особенно сведущ в этом вопросе). В послании магистр тамплиеров утверждал, что упреки, адресованные ордену Храма, совершенно безосновательны и где-то сродни козням дьявола. Наконец, исчерпав собственные аргументы, Гуго де Пейен обратился за помощью к Бернарду Клервоскому, который после долгих раздумий написал свое знаменитое сочинение «Похвала новому рыцарству».