Исцеляющий миры. На расколе миров. Часть 1 - Таня Некрасова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Остановись! — вскрикнула Габриэль. — Он мой друг, он — человек!
— Боюсь, что больше нет.
Девушка посмотрела на Адама широко распахнутыми глазами, в которых поселилось негодование:
— Ты рано сдаешься! — сказала она ему в лицо. — Что если его ещё можно спасти?
Девочку в плаще было почти не видно за тушей монстра. Она маневрировала где-то в районе ключиц и ничего не делала, будто ожидая команды. Её взгляд, её внимание были всецело обращены к Габриэль, а та, наивно полагая, что всё можно исправить, не спешила оглашать приказ.
Адаму это не нравилось.
Чудище стало менее стеснено в движениях. Оно затрясло руками над головами своих врагов, и близость добычи сделала его яростнее. Адам понял, что цепи ослабли.
— Габриэль, посмотри на меня! — пытался он образумить подругу. — Кто бы не была эта девочка, она слушается тебя, ты должна расставить приоритеты!
— Я не хочу убивать профессора!
— Но он уже мёртв, Габриэль! Даже если в нём ещё сохранилось человеческое сознание, такая сильная мутация необратима. Жить в теле монстра — такая себе перспектива, согласись? Я бы на его месте предпочёл смерть.
Девочка в плаще отпрыгнула назад, оттолкнулась от стены и в тот же миг оказалась на спине монстра. Его шея все это время следовал за ней, билась по сторонам.
— Габриэль! — настаивал Адам.
Габриэль смотрела то на него, то на мутанта, и в сердце её стрекотало предчувствие конца. Она промолчала, понадеявшись на удачу, когда костлявая рука срезала ей прядь волос на затылке. Габриэль всегда избегала ответственности, боялась всех подвести, боялась, что из-за нее кому-то будет незаслуженно плохо и совесть сгрызет её с потрохами, как годами некормленный зверь. Как она могла распорядиться чужой жизнью?
Рука мутанта отбрасывала тени у них над головами. Габриэль зажмурилась так сильно, как только могла, проектируя для себя удачную реальность, где все живы и здоровы. Как-никак её мысли о взрослении без сестры вполне себе материализовались, пусть и ценой дополнительных утрат. Кроме того, Адам сказал, что она — центр всего, некий источник, прямо как Большой Взрыв. Она сумеет всё поправить. Но даже картины, рисованные воображением, выдавали крайне жестокие, страшные вещи. Когда стараешься не думать о чём-то, мозг от чего-то противиться и мысль работает наоборот. Габриэль захотелось ударить себя, но она была не властна над собственным телом и потому перенаправила всю личную ненависть, кипятившее нутро, на исступленное рычание.
Она зациклилась на видении, в котором мутант атакует Адама со спины, с каждым отрицанием оно становилось все реальнее и реальнее, пока Габриэль не разлепила опухшие веки и не узрела воочию то, что ещё мгновение назад обитало в её разуме.
Мутант рассёк Адаму спину, но бедный пришелец больше не требовал от подруги действий, лишь теснее притискивал её к себе, чтобы спасти от когтей чудовища.
— Убей его, убей профессора! — закричала Габриэль, почувствовав кровь Адама у себя на рукавах.
Девочка откинула подол плаща, высвободив из бездонного хранилища под ним сотни цепей. Они дырявили мутанта, как стрелы, отрывали ему вихляющие в воздухе конечности. Рёв стоял столь громкий, что закладывало уши. Не желая лицезреть согласованное ею же убийство профессора Нортона, Габриэль уткнулась Адаму в грудь. Считая про себя секунды, она мужественно выносила жжение от прилетавших ей на кожу ошметков плоти. Они прожгли в нескольких местах рубашку, и Габриэль молилась, чтобы те не попали ей на лицо и не лишили зрения.
Звон цепей утих, мутант тоже больше не ревел, в воздухе повисла трагичная пауза.
Окаменение спало, Габриэль и Адам были свободны.
— Ты как, Адам? — Габриэль придержала раненого пришельца за плечо, чтобы тот мог подняться.
— Всё нормально, заживёт…
Адам звучал бодро, но выражение его лица говорило само за себя.
— Ты видел, куда ушла девочка?
Адам тряхнул волосами, припорошенными побелкой, от которой его белесые волосы выглядели ещё светлее:
— Секунду назад она была здесь.
Останки мутировавшего тела профессора Нортона занимали значительную часть помещения гостиной, раздробленный потолок до сих пор осыпался.
Габриэль обошла дымящиеся лужи, чтобы проводить в последний путь старого друга. Смерть сделала монстра не таким уж и страшным, он походил на гигантское фисташковое мороженое, плавящееся на асфальте в полуденный час.
— Габриэль, поосторожнее… — предостерёг её Адам. Кровь уже не струилась из его ран так обильно — рега-боты работали исправно.
— Адам! Он ещё жив! — Габриэль подлетела к человеческой голове, которая качнулась на узком хребте шеи, сочленённый с непропорционально широким скелетом плеч и грудной клеткой. Над болотами плоти клубился пар, мало-помалу оголялись белые кости.
Адам тоже подступился, морщась от запаха и жара, пышущего ему в лицо.
Глазные яблоки старика перекатились в глазницах и застыли на фигуре Габриэль. Профессор Нортон казался сейчас не просто старым, а древним, как мумия, на которой от любого касания может потрескаться кожа. При всём при этом, взгляд он излучал вполне осознанный, хоть и слегка замыленный.
— Габ… риэль… — прохрипел он.
Горький комок встал поперёк горла, слезы непреодолимой стеною накрыли глаза, и Габриэль застонала — надломленно и безутешно.
— Профессор, простите меня, это всё я виновата! — заламывала она руки.
— Вовсе нет… милая…
— Но это я привела огона сюда! Если бы не тот проклятый космический корабль и… чемодан…
— Послушай, Гэбби, — ласково улыбнулся профессор, расколотыми зубами, — не смей наговаривать на себя, и ненавидеть себя тоже не смей. Я знаю, что ты уже клеймила себя ходячей неудачей… — Старик зашелся в лаящем кашле. — Моё время на исходе, потому — слушай внимательно…
Габриэль натужно кивнула, издав тугое «угу».
Профессор Нортон продолжал, с каждым слогом его речь делалась всё тише и тише:
— Этот пришелец, он… маскируется под человека, но я видел… видел, что он такое на самом деле… мерзкое чудовище! Будь осторожнее, Габриэль, не вздумай идти в след
