Горная долина - Энн Мэтер

– Понятно.

– Этот дом отец оставил мне как старшему сыну. Но сейчас здесь живет моя мать.

– Понятно, – повторила Моргана, и по ее нервам внезапно пробежало странное чувство предвкушения. – Он производит впечатление!

– Не сомневаюсь! Он к тому же очень красив и уединенно расположен. Когда дуют зимние ветры, а на всех пиках в округе лежит снег, в моей неприступной крепости, в моем горном гнезде, очень уютно. – Он сардонически улыбнулся. – Правильно я выразился, да? Правда, похоже на гнездо орла? Или – ястреба!

– Хищные птицы, – довольно сухо пробормотала Моргана. На мгновение глаза Луиса потемнели, он повернулся в седле и пустил жеребца вскачь по последнему подъему к тяжелым деревянным воротам в стене виллы. Они подъехали поближе, и ворота внезапно распахнулись. Моргана увидела мальчика лет пятнадцати, который с восторгом смотрел на въезжавшего Луиса. Тот что-то сказал ему, и яркие любопытные глаза мальчишки остановились на Моргане. Она, увидев его озадаченное лицо, невольно улыбнулась.

Въехав на внутренний двор, Луис спешился и отстегнул чемоданы, притороченные к седлу, Моргана колебалась, с беспокойством оглядываясь по сторонам. Увидев, как мальчишка закрывает тяжелые ворота и снова бежит к Луису, она вытащила ногу из стремени и неловко спрыгнула. Луис тут же обернулся и бросил на нее внимательный взгляд.

– Вы в порядке? – спросил он быстро.

Моргана отряхнула рубашку и провела руками по талии и бедрам.

– По-моему, да, – сказала она не очень уверенно. – Только спина затекла.

Жесткое лицо Луиса чуть смягчилось.

– Надо вам почаще кататься верхом, – заметил он. – Горожане так не развиты физически!

Моргана напряглась.

– Я не горожанка! – ответила она довольно резко и сжала кулаки. Но спорить с ним не было смысла. Она с досадой обернулась и стала разглядывать виллу.

При близком рассмотрении она производила не меньшее впечатление: дом состоял из двух этажей, верхние комнаты опоясывали балконы, и Моргана подумала, что оттуда открывается захватывающий вид. В центре двора бил фонтан, его окружала изысканная коллекция цветущих кустарников, по фасаду, украшенному колоннами, вился, оплетая все стены, дикий виноград. Двор был обнесен высокой стеной, и только солнце могло преодолеть ее, даря жизнь этой буйной растительности.

Пока мальчик занимался лошадьми, Луис взял чемоданы и подошел к Моргане.

– Идемте, – сказал он. – Я убежден, что мама уже знает о нашем приезде и с нетерпением ждет знакомства с вами.

Моргана страдальчески взглянула на него.

– Я вам не верю, – сказала она. – Судя по тому, что говорил Рикардо...

– Забудьте о том, что говорил Рикардо, – негромко посоветовал он. – Идемте!

Моргана тяжело вздохнула и пошла вслед за ним через вымощенную камнем террасу и двойные двери в дом.

Они оказались в обшитом деревянными панелями вестибюле, отделанном под светлый дуб. По полу, тоже деревянному, начищенному до блеска, были разбросаны кожаные коврики, здесь стоял тяжелый комод красного дерева, на котором красовалась ваза с великолепными белыми орхидеями. Наверх шла лестница с ажурными чугунными перилами, а двери справа и слева от них вели в покои в нижнем этаже дома. Как только они вошли и Моргана еще не успела разобраться в своих первых смешанных ощущениях, одна из дверей отворилась. Навстречу им вышла женщина.

Если дом поразил Моргану красотой и элегантностью, то его хозяйка, сеньора Марианна Сальвадор, поразила ее еще больше. Она была так не похожа на то, что Моргана представляла себе: она была так стройна, так шикарна и величественна, настолько походила на жену ответственного государственного деятеля, что Моргана, взволнованная, прижала руки к горлу и вдруг остро ощутила, в каком она сейчас неряшливом виде.

Луис уже поставил на пол ее чемоданы и шел навстречу матери. С нескрываемой нежностью он взял ее руки в свои и нагнулся, чтобы она могла коснуться губами его загорелой щеки.

– Марианна! – пробормотал он почтительно, потом повернулся. – Марианна, познакомься с сеньоритой Мэллори. Моргана, это моя мать!

Моргана неловко шагнула вперед, вытирая ладони о штаны, прежде чем протянуть руку этому утонченному образцу португальской элегантности.

– Как... как поживаете? – вежливо спросила она.

– Добрый день, сеньорита, – отвечала Марианна Сальвадор. Темные глаза пристально разглядывали Моргану. Потом она перевела их на сына, и ее взгляд смягчился самым чудесным образом.

– Ты что-то поздно, Луис. Я уже начинала сомневаться, приедешь ли ты вообще.

Луис развел руками.

– Я же сказал, что приеду, Марианна, – нежно ответил он. – Разве я не человек слова?

– Ну конечно, Луис, конечно, – ответила она значительно. Луис посмотрел в сторону Морганы, выражение его глаз было непроницаемым.

– Вот здесь ты будешь жить, Моргана, – сказал он безо всякого выражения. – Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что отсюда ты не сможешь сбежать.

Щеки Морганы расцвели яркими пятнами.

– Я запомню это, сеньор, – натянуто выдавила она.

Он резко вскинул голову.

– Я же разрешил вам называть меня по имени, – хмуро напомнил он.

Моргана распрямила плечи.

– О да, О Халкао, – пробормотала она и осталась очень довольна, когда от этих слов он помрачнел еще больше.

Его мать следила за ними с любопытством в глазах, а потом сказала:

– Луис, ты, разумеется, останешься к ужину?

Сын покачал головой.

– Увы, нет, я должен возвращаться, – ответил он быстро. – Я и так уже потерял слишком много времени. У меня много работы.

Марианна обеими руками схватила его за запястье:

– Сынок, ты... ты будешь осторожен?

Луис нежно улыбнулся ей, такой улыбкой, которой Моргана никогда раньше не видела на его лице и которая глубоко взволновала ее, потому что в ней были любовь и нежность. Она подумала, как замечательно было бы, если б когда-нибудь он улыбнулся так ей, и отвела взгляд в сторону, чтобы не позволить ему занять место в своем сердце.

– Я буду осторожен, Марианна, – ответил Луис матери. – Разве когда-нибудь было иначе?

Та покачала головой, сжимая губы, и Моргане стало неловко от этого всплеска чужих эмоций. Чтобы скрыть замешательство, девушка повернулась и выглянула через стеклянные панели двери во двор. Солнце садилось за верхушки гор, и длинные тени раскрасили террасу багровыми тонами. Моргану вдруг охватила странная меланхолия, ей до боли захотелось оказаться в родной обстановке, среди знакомых людей, стало тоскливо и горько. Сколько ей придется жить здесь и чему она обязана таким вниманием к себе, почему ей оказывают такое особое гостеприимство? Не лучше ли было остаться с остальными пассажирами? Разве не было бы ей с ними надежнее и безопаснее?