Алиби для красавицы - Наталья Александрова

– Что же у нее в руке? – Надежда поднесла фотографию к свету. – Сумка, что ли? Слушай, Андриан! – Она изумленно поглядела на меня. – Да ведь это скрипичный футляр. Наша девица – скрипачка!

– Вы уверены? Как-то не вяжется такая творческая профессия с бандитами и всяческим криминалом.

– Все сходится, потому что подъезд – это служебный вход в Большой зал филармонии. И вид у нее концертный – прическа, длинное платье.

– Платья не видно…

– Предположим! – не сдавалась Надежда.

– Чтобы такая девушка… с этим козлом… – вздохнул я. – И что только она в нем нашла?

– А ты, я надеюсь, заметил, как дорого она была одета? – вкрадчиво спросила Надежда.

– Ну разумеется, заметил!

– А знаешь ли ты, Андриан, сколько получает рядовой музыкант в филармонии?

– Понятия не имею! – рассердился я.

– Не больше пятисот-тысячи рублей за концерт! – авторитетно заявила Надежда. – А концерты-то не каждый день бывают. Ну, допустим, еще где-нибудь они подхалтурят, но, сам понимаешь, классическая музыка сейчас не в почете. Вот и соображай, что такая красотка нашла в богатом мужике?

– Противно как! – не сдержался я.

– Идеалист ты, бабушкой воспитанный, – грустно вздохнула Надежда. – Ну да ладно, жизнь тебя обкатает. Значит, так. Мои правила такие: никогда не опускать руки. То есть идти до конца. Разработаем план действий.

– Валяйте! – согласился я. – Все равно выбора нет.

– Отбросим пока в сторону предположение, что девушку убил какой-то неизвестный маньяк. Это для нас хуже всего, потому что Громова на маньяка дело не спишет – ей раскрытое преступление нужно. «Пеликаны» к убийству непричастны, и осталась у нас единственная ниточка или ниточки – вот эти несколько снимков.

– Что – снимки? – вздохнул я. – Пустые картинки…

– Э нет! Фотографии – это нечто конкретное, – уверенно возразила Надежда Николаевна. – Это – документы. И говорят они, что девушка бывала в известном мне доме. Номер квартиры выяснить труда не составит, а дальше – как повезет. Что мы еще имеем? Фотографию, где девушка снята у служебного входа в филармонию со скрипкой в руке.

– Понимаю, к чему вы клоните, – обреченно сказал я. – Раз вы идете в тот дом, где живет ваша знакомая, то мне, стало быть, нужно тащиться в филармонию. И что я там буду делать? Концерты слушать?

– По обстоятельствам! – непреклонно заявила Надежда. – Определишься на месте.

– Ох, не будет в этом проку! – сдаваясь, пробормотал я.

– Если у тебя ничего не выйдет, я сама пойду! – ехидно добавила вредная тетка, и я тут же поклялся себе перешерстить всю эту чертову филармонию, но найти там кого-то, кто знал Марианну Ковалеву. Хотя для какого беса, как выражается бабуля, мне это нужно, я и сам не знал.

Надежда долго раздумывала, как бы половчее напроситься в гости к своей бывшей сотруднице Зинаиде Павловне Кудряшовой. Зинаида проработала в институте больше тридцати лет и ушла на пенсию в прошлом году. За эти тридцать лет ни с кем особенно она по-дружески не сошлась, потому что, во-первых, была женщиной одинокой, то есть всякие бабские разговоры о мужьях, детях и тряпках ее совершенно не интересовали, а во-вторых, Зинаида Павловна была полностью поглощена работой и мало обращала внимания на свой внешний вид и одежду. Сотрудницы Зинаиду сторонились, потому что при всей несуразности своего облика была она далеко не глупа и остра на язык, на ехидное замечание могла ответить так, что особа, попытавшаяся над Зинаидой посмеяться, еще долго потом оторопело хлопала глазами.

После смерти родителей Зинаида Павловна жила одна, не было у нее ни братьев, ни сестер. В институте ходили слухи о какой-то необычайной Зинаидиной квартире, говорили, что не квартира даже, а хоромы. Действительно, в то далекое советское время, когда множество народа обреталось еще в коммуналках, а трехкомнатная «распашонка» на четверых считалась вполне приемлемым вариантом, институтские дамы, захлебываясь, рассказывали о двух огромных комнатах с паркетом чуть ли не из карельской березы, о чудной круглой прихожей, о балконе с резными каменными перилами…

Слухи множились оттого, что никто, в сущности, Зинаидину квартиру не видел, она никогда никого не приглашала в гости. Ссылались на какую-то Марью Ивановну, которая когда-то давно работала в институте, она якобы видела все собственными глазами.

Марью Ивановну Надежда помнила, но убей бог, не могла вспомнить, рассказывала ли та что-нибудь о сказочной квартире. Но однажды Надежде посчастливилось все увидеть собственными глазами. Зинаида Павловна вдруг взяла отпуск за свой счет и попросила Надежду привезти ей домой квартальную премию. Надежда удивилась, но поехала.

Оказалось, Зинаида сидит дома, потому что ей делают зубы, а без зубов никакая женщина на людях не появится, это всем понятно. А Надежду Зинаида выбрала за сдержанный неболтливый характер, у них вообще были неплохие отношения.

Разумеется, слухи были сильно преувеличены, но квартира все же впечатляла. Особенно Надежде понравились простор, чистота и порядок. Все: и мебель, и ковры, и занавески – было подобрано с большим вкусом. Трудно было не удивиться, зная, что сама Зинаида Павловна ходила на работу кое в чем, совершенно не беспокоясь о своем внешнем виде.

Зинаида встретила Надежду как близкую подругу, усадила за стол. Выглядела она неплохо, если не считать временно провалившегося рта и шамканья при разговоре. Они славно тогда пообщались. Зинаида выпила рюмочку и даже поиграла Надежде на рояле – довольно-таки мастерски. Гостиная была такой огромной, что рояль не сразу бросался в глаза. На прощание Зинаида просила никому не рассказывать про ее житье-бытье. Потому что, призналась она, люди сразу же начинают завидовать и предлагать поменяться на меньшее. В соседнем отделе одна начальница узнала, так пристала с ножом к горлу – меняемся, и все тут! И до того довела Зинаиду Павловну, что пришлось резко ответить, подальше послать, в общем. В результате – скандал, и отношения испортились.

Надежда тут же поклялась, что никому ничего рассказывать не будет, и слово свое сдержала.

А теперь, порывшись в записной книжке, она нашла Зинаидин телефон, надеясь, что Зинаида жива-здорова и никуда из своей квартиры не делась. Так и оказалось.

Зинаида Павловна страшно обрадовалась Надеждиному звонку – видно, скучала по работе. Сетовала, что они редко видятся, приглашала заходить.

– А я вообще-то тут в вашем районе нахожусь, потому и позвонила. – Надежда перла напролом. – Дом ваш увидела, думаю, как раз сейчас случай зайти, а то потом еще сто лет не соберусь.

Зинаида на том конце замолчала недоуменно, но все же они с Надеждой проработали бок о бок много лет, и Зинаида Павловна смягчилась.

– Заходи, Надя, я, правда, сегодня не в лучшей форме.

– Да что вы, мы же свои люди! – радостно завопила Надежда и поскорее бросила трубку, пока Зинаида не передумала.

Зинаида Павловна, и правда, была не в лучшей форме. Внешне она мало изменилась, но вот именно сегодня чувствовала себя плохо, Надежда даже слегка усовестилась, что надоедает больному человеку. На Зинаиде был малиновый бархатный халат, судя по фасону, явно пошитый годах в пятидесятых, но вполне прилично выглядевший.

– Ты извини, Надежда, я сегодня с утра все лежу, такая слабость.

– Грипп у вас? – участливо спросила Надежда.

– Да нет, тут другое… – вздохнула Зинаида. – Долго рассказывать, надо бы посидеть, чайку выпить, да вот даже в магазин сходить не могу, так плохо себя чувствую.

– К чаю-то я торт принесла, – обрадовалась Надежда, – а вам, верно, нужно еще продуктов купить!

– И в аптеку… – Зинаида смущенно отвернулась.

– Так давайте я сбегаю! – обрадовалась Надежда.

Ей было страшно неудобно, что приперлась к больной Зинаиде, и теперь она была рада, что ее присутствие обрело хоть какой-то смысл.

– Ох, Надя, тебя мне бог послал! – Зинаида даже прослезилась. – А то сидишь тут, в четырех стенах… Так помрешь, никто и не хватится.

Надежда внимательно на нее посмотрела и очень удивилась. Неужели пенсия так влияет на человека? Никогда раньше не замечала она у Зинаиды Павловны такого упаднического настроения. Напротив, Зинаида всегда было независима, уверена в себе и никогда не жаловалась на одиночество и жизненные невзгоды.

«Так ли уж хороша пенсия? – размышляла Надежда, шагая в аптеку. – На работе Зинаиду хоть люди окружали. Все же одиночество в старости – неприятная вещь…»

Она поежилась, но тут же одернула себя, подумав, что, хоть до пенсии ей еще больше пяти лет, от старости, конечно, не убежишь. Но одиночество ей, Надежде, пожалуй, не грозит – ведь у нее есть муж, и еще дочка, и внучка, и зять… Правда, живет дочка с семьей далеко, но есть надежда, что рано или поздно приедут они в Петербург. Кроме того, у нее перед глазами пример собственной матери: вот уж кто в семьдесят два года живет полной жизнью и не страдает от одиночества!