Посланники Великого Альмы (Книга 2) - Михаил Нестеров

- Да-да, пожалуйста. - Бразилец суетливо покинул кресло и протянул гостю руку. - Очень приятно. Сейчас я распоряжусь, чтобы нам подали... - Он на секунду замялся. - Хотите коньяку?

Сужди отказался.

- Нет, спасибо. Я живу на Востоке, Коран запрещает нам пить вино, хотя некоторые видят в этом запрете лазейку. Они не употребляют вино, как сказано в Коране, а, скажем, пьют тот же коньяк. Получается, что для них это не одно и тоже. Я отношусь к таким людям с презрением. Они удовлетворяют свою страсть, в тайне радуясь, что в те времена, когда писался Коран, не знали словосочетания "спиртные напитки".

Мелу недоуменно посмотрел на гостя, не зная, что ответить.

- А как насчет чашки кофе?

- Выпью с удовольствием. Тем более что вас уже опередили. Ваша жена сейчас хлопочет на кухне.

- Ну да, конечно, - пробормотал Мелу. - Прошу вас, садитесь.

Сужди принял предложение хозяина.

- По профессии я - врач, - сказал он, глядя на Мелу, - и для себя я сразу отметил характерное дыхание вашей супруги. У неё астма?

- Да, - печально подтвердил Сильвио, разведя руки в стороны. - Что делать... Луиза тяжелобольной человек.

- Хорошо, мне это на руку, - неожиданно сообщил собеседник, чем заставил хозяина побледнеть. Лицо Сужди приобрело то выражение, которое так напугало Луизу. - Значит, доктор Мелу, мы с вами быстро найдем общий язык.

Сильвио бессильно опустился в кресло.

- Кто вы? - еле слышно спросил он.

- Неважно, кто я, важно то, зачем я здесь. С вашей женой ничего не случится, пока вы следуете моим указаниям. Она сейчас в компании моего человека и на данном этапе у неё есть все. Я имею в виду ингаляционную смесь. Но в момент обострения аэрозольного баллончика может не оказаться под рукой. - Сужди показал Мелу пустую ладонь, потом приложил её к своему горлу. - Одна из самых тяжелых смертей - смерть от удушья. Но не тогда, когда вам сразу перекрывают дыхание, а тогда, когда вы ещё можете дышать, чувствуя горлом и легкими, что такая возможность есть. Есть и время почувствовать спазм, отечность, набухание кровеносных сосудов. Это очень мучительная смерть, через не менее мучительную борьбу за жизнь.

Сильвио сидел с закрытыми глазами. Ему не хватало воздуха. И он почувствовал на себе, как мучительно умирать от удушья. Прошло не менее трех минут, прежде чем он сумел выдавить из себя:

- Что вы хотите?

- Мне нужен один экспонат из вашего музея. Работа очень деликатная, поэтому я лично принимаю в ней участие. И уже сейчас чувствую, что сделал это не зря. Мои люди могли бы пропустить такую важную деталь, как болезнь вашей жены, чем усложнили бы свою задачу. К тому же я долгое время бездействовал, кровь застоялась.

- Какой именно экспонат вас интересует? - Мелу почувствовал внезапное облегчение. Если дело только в экспонате, то все не так уж и плохо. Конечно, поправился он в мыслях, это все скверно, но не до такой степени. Потом, наверное, все можно будет поправить. - Вас интересует золото? Какая-то из статуй?

- Сейчас нет. Мне нужен серебристый идол. Он и меньше, и легче.

- Идол? - переспросил Мелу.

Идол, безусловно, представлял собой ценность - археологическую, культурную, материально же он практически ничего не стоил. Но какая-то загадка в нем была. Взять хотя бы дочь Ричарда Кертиса. По словам отца, она была душевнобольной, и Сильвио лично в этом убедился, когда девушка бухнулась на колени перед идолом. Потом, буквально через два дня, этим происшествием интересовался знакомый Кертиса, служивший когда-то с ним в одном полку. Мелу дал ему номер телефона Кертиса. И ещё - Сильвио ведь не слепой, он видел, что у основания идола был сделан срез, и имел он совсем недавнее происхождение. Добавим, что находке сокровищ и идола сопутствовало таинственное исчезновение Харлана, который до сих пор ни словом не объяснил этого значительного факта. А должен был: ведь Мелу в точности выполнил его инструкции и побывал самом ЦРУ! Чего ради - чтобы потом ломать голову над этим? Чтобы глупо играть в секретных агентов? Нет, с идолом точно что-то связано.

Мелу отогнал назойливые мысли и повторил вопрос:

- Вам нужен только идол?

- Да. Поскольку сплав, из которого он сделан, не содержит примеси драгоценных металлов, то вывоз его из страны не составит особых трудностей. Ваша задача заключается в следующем. Вы официально оформляете соответствующие бумаги, в которых будет сказано, что ваш музей продал экспонат частному лицу: накладную, счет-фактуру, квитанцию об оплате и прочее. Вы довольно известный человек в городе, и вам придется походатайствовать за нас, чтобы мы как можно быстрее покинули вашу гостеприимную страну. Потому что это в ваших интересах: чем дольше мы будем находиться здесь, тем дольше будет мучаться ваша жена.

- Это займет довольно много времени. Только утром я смогу увидеть бухгалтера, без которого ничего не смогу сделать.

- Вы можете увидеть его и сейчас. Позвоните ему и скажите, что вам предложили выгодную сделку. Назовите любую сумму, которая поднимет его с постели. Скажем, в полмиллиона долларов, десятая часть из которых пойдет ему в карман.

Глаза бразильца негодующе полыхнули.

- Я честный человек, - гордо сказал он.

- Не сомневаюсь в этом. Но я ещё ни разу не слышал о честном бухгалтере. Когда вы предложите ему сделку, он только порадуется за вас.

- Ну хорошо, а что дальше?

Сужди улыбнулся.

- Я понял вас. Через двенадцать часов после отлета самолета, где будет находиться мой человек и идол, вы сможете заявить о случившемся в полицию. Но до того времени ваша жена будет под нашим контролем. - Сужди посмотрел на часы и коротко приказал: - Звоните.

- Могу я поговорить с Луизой?

- Вы можете посмотреть на нее. Но от этого вам легче не станет. Не тяните время, доктор Мелу.

Бухгалтер ещё не спал, но был в постели. Сумма в пятьдесят тысяч американских долларов отбросила его от жены и быстро надела на него рубашку и брюки. Жена спросила, куда это он собирается на ночь глядя, - он обозвал её ехидной и выбежал из дома.

Глава VII

1

Триполи, Ливия

Конори впала в прострацию. Она не реагировала ни на профессора Харлана, который уже два дня делил с ней одно помещение, ни на суетливого человека, который больно колол её руку иглой. После таких уколов она перемещалась в мир уродливых, меняющих образ демонов: они то глумливо скалились ей в лицо, то с ненавистью сжимали корявыми пальцами горло; они приказывали ей говорить, слегка отпуская мертвую хватку, и она, не в силах перечить им, ловя эхо собственного голоса, рассказывала: "Меня зовут Конори... У меня нет другого отца, кроме Литуана. Так положено... Мои родные погибли... Я работаю... работаю... Я работаю... Нет, я исполняю обязанности жрицы... Мой Бог - Альма..." Она отвечала на своем родном языке, а демоны требовали от неё ответов на другом наречии, на котором разговаривали её новые подруги и... новый отец.

Он смутно напоминал ей Литуана - тот же возраст, такой же пристальный и глубокий взгляд... Только он был... одинок. Даже с ней, хотя называл её своей дочерью. Он улыбался, а глаза были грустными; он радостно приветствовал её по утрам - и было все в его словах: нежность, любовь, не было только чего-то главного, чего-то неуловимо важного; он говорил "спасибо", а глаза сами выражали благодарность; когда он уходил, он просил прощения - себе, но сам прощал кого-то. Он страдал. Конори чувствовала это, но помочь ничем не могла.

Она все рассказывала демонам, которые, наверное, все передавали тому суетливому человеку. Потому что он прогонял их, узнав все, что хотел. Но, видимо, у него была не очень хорошая память, потому что наступал новый день, а вместе с ним приходил и он; он больно колол её руку и все начиналось сначала:

"Меня зовут Конори... Я работаю... жрицей..."

Другой человек, которого она раньше видела в доме отца, знал несколько слов на её родном языке и старался утешить её. Он говорил: "Дети. Гит. Скоро конец. Отец ждет". Его слова были хорошими, но она почему-то не верила ему. Он говорил, что пришел спасти её. Но если её украли и он сам пришел на помощь, то почему он не выведет её отсюда, не отведет к отцу и подругам? Нет, она отчего-то не верила ему, его взгляд был виноватым, ей казалось, что его приставили к ней. Он заодно с теми, кто так похож на других, которые на её глазах убивали её народ. А у некоторых на лицах были волосы. Наверное, такие люди везде, от них нигде нет спасения, они причиняют боль, пьют душу; от этого внутри становилось сухо и пусто.

"Я Конори... Я - жрица..."

2

Южная Америка, 1504 год

Раскат грома был настолько силен, что молодому священнику показалось, будто воды ручья, в который он опустил ноги, пошли рябью. Громовой удар, раздавшийся с небес, был ещё и неожиданным. Ничто не предвещало грозы, день был нежарким, ласковым, утром с востока потянуло едва различимой прохладцей; легким ветром она зашумела листьями деревьев и невидимым туманом окутала все вокруг. Прохлада словно залечивала раны на зеленой листве. Раны эти открылись вчера, когда зной в своей жестокости достиг, казалось, своего пика. Раскаленный воздух отнимал у земли её свежесть, высасывал соки, иссушал корни растений и смещался полупрозрачными слоями из стороны в сторону. От этого казалось, что прямые стволы кедров изгибаются, стонут от невыносимой жары, плавятся, теряя прежнюю гордую и стремительную форму. И кроме призрачного движения воздуха - ничего. Ни одна былинка не шелохнулась, словно боялась обжечься о раскаленную среду.