Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 10 - Наталья Степанова

Тетка воспитывала меня, как могла, не обижала. Когда я пошла в третий класс, она связалась с сектой, которая постепенно все прибрала к рукам: вначале все имущество тетки, а потом и квартиру. Она все им отписала.

Тетка и раньше-то была неразговорчивой, а как вошла в секту – совершенно перестала меня замечать. Но я ее очень любила, да и кого мне было еще любить… Мы стали жить на даче, на которую сектанты не позарились, так как, кроме скособоченного туалета и гнилой сараюшки, там ничего не было. В школу я не ходила – далеко добираться. В доме-сарае было холодно. Чтобы прогреть его, я собирала сучья и топила железную печку, которую тетка нашла на дачной свалке.

Секта была заинтересована в том, чтобы вовлекать в свои ряды новых людей. Бывало, тетка по нескольку дней отсутствовала, выполняя возложенные на нее поручения. В такие дни мне было особенно страшно и холодно. А еще меня мучил голод. И вот однажды я решилась на воровство. Влезла через чердак в соседнюю дачу, нашла там варенье и принесла к себе. Когда тетка вернулась, она жестоко избила меня. Она считала, что я должна была смиренно принимать жизнь такой, какая она есть. Вроде как суждено с голоду умереть, значит, так тому и быть.

Вскоре мы «собрались ходоками», как говорила тетка, то есть пошли искать новых людей для общины. Я была рада, что мы уйдем из сарая и будем вместе. Старый сарай, жутко скрипевший от порывов ветра, весь изъеденный мышами, я ненавидела всей душой.

Итак, мы пустились в странствие. Тетка, подсаживаясь на улице к незнакомцам, слащавым голоском заводила разговор о вере и всегда заканчивала предложением вступить в секту. Как ни странно, многие брали адрес, и я каждый раз представляла, как пройдет совсем немного времени – и эти люди тоже окажутся в холодном и гнилом сарае.

Иногда мне доводилось бывать с теткой в общине. Я видела, как сектанты пели, разговаривали по душам… Казалось, что все эти люди бесконечно любят друг друга. В такие минуты я понимала, почему тетя отдала им все. Многие из сестер и братьев отказывались не только от личного имущества, но и от родственников, даже от детей, если те чинили им препятствия и не давали посещать собрания секты. Они обо всем на исповедях рассказывали наставникам, а те делали выводы из услышанного. Когда тетушка доложила наставнику о моих крамольных мыслях (я ей неоднократно пыталась втолковать, что если бы нас любили, то не оставили бы без квартиры), меня объявили порождением дьявола и отлучили от общины. Тетка, естественно, тоже отказалась от меня, доказав тем самым свою преданность секте. Взяв за руку, она подвела меня к перекрестку и, отвернувшись, сказала: «Иди, дьяволица, на все четыре стороны». Потом она ушла, а я еще долго стояла, надеясь, что тетка одумается и вернется, но она не вернулась.

Вы представить не можете, как много теперь беспризорных детей… Кто-то из вас, наверное, видел среди них и меня. Мы собирались стайками, ночевали на чердаках, в подвалах, на чужих дачах. У всех были разные судьбы. У одних родители наркоманы и алкоголики, у других сидели в тюрьмах. Подружка моя Настя в девять лет сбежала из детдома, не выдержав издевательств воспитателя-мужчины. Потом мы стали работать на сутенеров. Чтобы мы не сбежали, нас все время запугивали и били, у меня до сих пор осталось несколько шрамов.

Между тем, как в детской сказке о царевне, я взрослела и… становилась красивой. Видели это и сутенеры. Цена на меня росла день ото дня. Для меня снимали комнату, возили только избранным клиентам. Мы с Настей потихоньку откладывали деньги, хотели немного скопить и уехать куда глаза глядят, а там забыть все, что с нами было. Вряд ли родные сестры любили и жалели друг друга больше, чем мы с моей подружкой…

Но не суждено нам было уехать. «Кот» (сутенер) избил мою подругу до смерти за несколько купюр, которые она спрятала в сумочке. Я неделю провалялась в нервной горячке и решила, что убью его, чего бы мне это ни стоило.

Поднявшись с постели, я собралась на кладбище. Странное это чувство, когда сидишь и смотришь на холмик земли. Невозможно себе представить, что там, в холодной земле, лежит близкий тебе человек. Как будто и не было никогда синих глаз и рыжих кудряшек Настеньки. Когда я лежала больная, мне так хотелось поскорее прийти к ней на могилу, мне казалось, что там я наплачусь досыта. Но вот я сидела, а глаза мои оставались сухими. Не верилось как-то, что она тут, у меня под ногами. А может, сердце мое очерствело… Посидев немного, я встала и пошла. Иногда я останавливалась около красивых памятников и читала надписи. Сроду не думала, что на кладбище так спокойно и тихо.

Мое внимание привлекла женщина, которая переходила от одной могилы к другой. Наклоняясь, она проводила рукой по земле, а затем переходила к следующей и также чертила какой-то знак на могильном холмике. Я стояла не шевелясь, и она меня не замечала до тех пор, пока не поравнялась со мной. Мы смотрели друг на друга какое-то время, а потом у меня словно отключилось сознание. Очнулась я от наваждения только тогда, когда женщина тряхнула меня за плечо. Когда она обратилась ко мне по имени, я не удивилась.

– Давай-ка, Сонечка, перекусим, – сказала она.

Мы присели за столик у какой-то могилы. На платочке она разложила яйца, пироги и яблоки. Лежа дома в постели, я почти ничего не ела, а теперь с радостью накинулась на еду.

– Знаю я все твои мысли, Сонечка, – заговорила она. – Горя ты, конечно, хлебнула много, но убивать никого не нужно, не бери грех на душу, ей уже и так не легко пришлось. Враг твой сам скоро умрет. Послушай моего совета, уезжай. Я тебя заговорю на трех могилах, и через год ты окрепнешь и душой и телом. У тебя будут свой дом, муж: и двое детей. Каждые семь лет приезжай на эту могилу, клади на нее то, что сегодня ела: яйцо, яблоко, кусок пирога и кутью. После этого мой заговор снова начнет действовать. Будешь ты, девочка, любима, счастлива и здорова… Но учти: уйти ты отсюда должна со спокойным сердцем, простив всех своих обидчиков, иначе только хуже будет. Как выйдешь за кладбищенскую ограду, не оглядывайся. Я еще свои дела не доделала. А теперь пойдем, я заговорю тебя. Ты много страдала и заслужила покой.

Перед тем как мне уйти, она сказала: «Хочешь спросить – спроси».

Я спросила ее, откуда она знает о моем прошлом, как смогла угадать мое имя, как поняла, что я решилась на убийство. Женщина ответила: «Явсе вижу».

Впоследствии все, о чем она говорила, сбылось: я замужем и очень счастлива, все у меня хорошо. Я все делаю так, как мне и велела та женщина, но вот не дает мне покоя одна мысль. Почему я не спросила ее имени? За кого мне молить Бога? Ведь это она не позволила мне стать убийцей.

Чем больше я читаю Ваши книги, тем чаще думаю, Наталья Ивановна, а не Вы ли это были? В любом случае, как хорошо, что есть еще люди, которые могут заглянуть в сердце человека и помочь ему тогда, когда истерзанная душа готова на все. Дай Бог и Вам, и всем мастерам, протягивающим руку помощи тем, кто стоит у последней черты, здоровья и благополучия! Не хочу и не могу слушать лицемерные рассуждения о пользе знахарства или отсутствии оной. Я считаю, что это Господь дает помощь всем больным и отчаявшимся людям, посылая нам таких людей, как Вы.

Слава всем вам, кто не побоялся увидеть нашу боль, кто не побрезговал, кто не отвернулся!

Я теперь часто читаю книги и про святых. Многие из них приняли на себя мученическую смерть. Взять, например, Пантелеймона Целителя. Ему отрубили голову за то, что он лечил людей. И только много лет спустя его причислили к лику святых.

Святая Матрона также была земной женщиной. Пострадала она от властей за то, что, как и Пантелеймон, лечила простых людей, помогала им, – и только после смерти была причислена к лику святых.

Низкий поклон всем целителям от меня. Я знаю, что они тоже покупают Ваши книги. Люди всегда чтили и будет чтить тех, кто им помогает, кто лечит их детей и дарит надежду в минуты отчаяния.

Спасибо вам всем, дорогие мои, и низкий вам поклон. Соня Ф».

Ответ Мавродию

Из письма:

«Наталья Ивановна, я мастер опытный, знаю немало. О Вашей бабушке я знаю по рассказам своего деда, который передал мне свое дело. В миру я Мавродий, возможно, Вам обо мне тоже слышать доводилось. К Вашей знахарской династии наша семья всегда относилась с величайшим почтением. Лично я считаю Вас человеком большой души и редкой щедрости, совершенно необыкновенным мастером. А дед мой называл вашу бабушку „коронованной ведьмой“ – кому, как не вам, знать, в каких случаях так говорят.

Но простите великодушно – я Вам хочу сказать малоприятную вещь.