Кто такой Лу Шортино? - Оттавио Каппеллани

– Ты хорошо видишь вон тот нож? – спросил Лу, ткнув пальцем на письменный стол. – Это просто нож для прививки растений с перламутровой ручкой.

– У меня плохо с ногами, Лу, но на зрение я пока не жалуюсь. При чем здесь этот нож?

– Он помог мне заполучить арбалет и триста евро.

– Ты что, вляпался в вооруженное ограбление?!

– Much worse![60] Я просто пригрозил этим ножом несчастному старику в лавке!

Дон Лу вновь попытался встать, у него опять ничего не вышло, и он еще раз выругался.

– Ты можешь мне объяснить, зачем ты это сделал? – с тревогой в голосе спросил он.

– Меня попросил об этом Сал Скали. Взять на испуг старика, чтобы тот не запел, когда его прижмут. Дружок его племянника Тони грабанул лавку старика и уложил полицейского.

– Твою мать! И Сал Скали послал моего внука на такое дело?! У него что, нет для этого своих парней?

– Он сказал, что туда должен пойти именно я.

– Почему ты?

– Он сказал, что, если я откажусь оказать ему эту услугу, он воспримет это как неуважение к себе.

– Мать его так и разэтак! Неуважение – это посылать тебя выполнять такую работу! Ты его гость!

Дон Лу ударил кулаком по подлокотнику кресла, в который уже раз выругался и попытался встать. Это ему удалось. Он трижды обошел комнату.

– Фрэнк Эрра прилетает в Катанию, а Сал Скали заставляет моего внука делать не пойми что… И это после вооруженного налета!..

– Фрэнк Эрра в Катании?!

– Да, он уже в «Сентрал-Палас-отеле». В компании со своим охранником, своей шлюхой и Леонардом Трентом! И, насколько мне известно, Сал Скали в курсе.

– Тогда берем Сала Скали и отсекаем его, как отжившую клетку, дед!

– Лу, Лу… Ты так ни хрена и не понял! Сейчас мы можем только обсуждать, а не действовать. Позвони этому говнюку и скажи ему, что твой дед хотел бы переброситься с его светлостью парой слов в «Сентрал-Палас-отеле». И еще постарайся разузнать, где бы мы могли найти Соннино. Настало время с ним познакомиться.

В то же самое время этажом ниже синьорина Нишеми угощала Пиппино кофе. Она держала поднос на уровне бюста, чтобы Пиппино мог по достоинству оценить его великолепие. Пиппино взял чашку, не отрывая взгляда от витрины, в которой миниатюрная сицилийская повозка, украшенная виртуозно выполненными фигурками французских паладинов, катилась, до краев нагруженная миндальными пирожными Скали.

Что за мужики пошли, если их даже такое не волнует… разочарованно думала синьорина Нишеми, возвращаясь к своему креслу у входа.

Утром Четтина проснулась…

Утром Четтина проснулась и сразу же вскочила с кровати, едва не стукнувшись макушкой о потолок. Так с ней было всегда, с тех пор как она вышла замуж за Тони.

В дни после барбекю приходилось напрягаться еще больше, чем во время самой вечеринки. Гости оставляли за собой груду объедков и горы мусора, так что работы по уборке дома и сада у нее было невпроворот.

Как-то на выставке в Мессине Тони выпросил нечто вроде разборного балдахина, который именовал арабским шатром. После своих барбекю он всегда выносил его в сад – с полным набором подушек, кальянов и колокольчиков, потому что считал, что чувство гостеприимства сицилийцы унаследовали от арабов, для которых самое святое – лошади и гости. Он так впечатлился этой идеей, что однажды ночью внезапно проснулся и, сонно тараща глаза, спросил у Четтины: «Как по-твоему, Четтина, а не стоит нам приглашать на барбекю и лошадей?» После чего спокойно заснул.

В дни после барбекю – и, слава тебе Господи, никогда в дни барбекю – Тони устраивал то, что он называл catering.[61] А чтобы его слышали официанты, которых он нанимал на время приема гостей в арабском шатре, он пользовался свистком.

Именно звук свистка и разбудил сегодня утром Четтину.

Четтина встала, нащупала ногами тапки и в таком виде – в дырявом халате, тапках и с всклоченными волосами – вышла в сад.

Тони сидел в шатре с откинутым пологом в парчовом халате и туфлях с острыми загнутыми носами.

Четтина прошла мимо официанта в белой, слишком узкой куртке, который держал в руках поднос с кофе по-турецки.

Она уже давно убедилась, что официанты с педерастическими наклонностями годятся только для catering. Рестораны таких не берут: никогда не знаешь, как к этому отнесутся клиенты.

Официант с подносом томно склонился перед Тони. Рядом с хозяином дома сидел владелец автомастерской Феличе Романо в свободных шортах и рубашке, которую Четтина – вот ей же ей! – видела на его жене. Здесь же развалился на подушках местный портной Анджело Коломбо в перламутрово-серых брюках, синем блейзере с позолоченными пуговицами и белой капитанской фуражке.

Заметив Четтину, Тони вскочил, словно подброшенный пружиной, бросился к ней, схватил за руку и поволок на кухню.

На кухне гремела танцевальная музыка, под которую, задрав руки к потолку, в ожидании кофе раскачивались три официанта.

Тони зашипел что-то Четтине в ухо, но она вдруг тоже подняла руки и в такт музыке задвигала бедрами, давая ему понять, что, когда так орет музыка, она все равно ничего не слышит.

Тони обвел взором кухню, тряхнул головой, опять схватил Четтину за руку и потащил в гостиную.

– Какого черта ты расхаживаешь расхристанная как не знаю кто! – набросился он на жену, не забыв захлопнуть за собой дверь. – Что это за мода – лезть в арабский шатер в таком виде, как будто ты сбежала из дурдома?

– А что такого? Можно подумать, Феличе и Анджело никогда не видели женщину в домашнем халате!

Тони принялся обмахивать лицо руками, словно двумя опахалами.

Черт, сейчас взорвется! – мелькнуло у Четтины.

Но нет, Тони сдержался.

Зато Четтина с ужасом увидела, как в его руке откуда ни возьмись возникла первая за день ментоловая сигарета. Он курил, глядя в сад через окно, и пытался успокоиться.

Когда он успел вытащить сигарету? поразилась Четтина.

Неожиданно Тони перевел взгляд на нее и театральным жестом звонко шлепнул себя по лбу.

– Черт возьми, Четтина, я гений! – заявил он.

Четтина закатила глаза.

Тони уселся в кресло и забросил ногу на ногу.

– Короче, – начал он. – Дядя Сал вбил себе в голову выдать Минди за Ника. И нам это известно. – Он перекинул ноги с одной на другую. – Но Минди плевать хотела на этого сопляка Ника! Зато Валентина совсем потеряла от него голову. – Тони стряхнул пепел на пол. Четтина тем временем доковыляла до кресла и буквально рухнула в него, – Тони еле-еле успел вскочить и отбежать к стене.

– Четтина, не обижайся, но ты ни хрена не понимаешь в таких делах. А я тебе вот что скажу: на барбекю Минди строила глазки американцу!

Строила глазки?! Да она его, черт возьми, прямо ела глазами!

– И американец проявлял к Минди офтальмологический интерес.

Офтальмологический интерес? Американец делал Минди рентген с эхографией заодно.

– В общем, мы установили, что ты в этом ни хрена не понимаешь, – продолжал Тони, – а твой муженек, как я только что тебе сказал, гений. И сейчас я это тебе продемонстрирую.

Только не делай глупостей, хотела сказать ему Четтина, но не успела и рта раскрыть, как он схватил телефонную трубку.

– Синьорина Нишеми, дайте мне американца!

Четтина упреждающе замотала головой, но он даже не смотрел в ее сторону.

– Мистер Шортино, это Тони. Тони… Do you remember? Can I invite you[62] на барбекю в воскресенье вечером?

Четтина отвернулась к окну и не видела сияющего лица Тони, когда он снова уселся в кресло.

Каким же идиотом он порой бывает, с тоской подумала она.

– Вот так-то! – ликовал Тони. – В воскресенье вечером грандиозное барбекю, посвященное закрытию сезона. И посмотрим, не удастся ли нам с помощью этого долбаного сицилоамериканца поставить дядю Сала перед свершившимся фактом.

– Ага, а после этого дядя Сал сделает все, чтобы американец исчез, а Ник будет вынужден жениться на Минди…

– Э, нет, дорогая женушка, – возразил Тони, – потому что мы всем расскажем про отношения Валентины с Ником, так что дядя Сал ни хрена не сможет поделать, в противном случае он останется с незамужней любимой племянницей на руках! А теперь давай-ка приведи себя в порядок и приходи в арабский шатер.

Дядя Сал явился в «Эден Билиарди»

Дядя Сал явился в «Эден Билиарди» в светло-сером шерстяном костюме, над которым его портной бился долгие пять месяцев. Вначале этот пижон задумал пошить ему нечто в педерастическом духе, с мягкими, как у сорочки, рукавами («прелесть что за костюмчик!»). Дядя Сал примерил костюм и оглядел себя в зеркале. Складки на спине ему даже понравились, но он представил себе, как идет в таком наряде по улице Этны, и заказал другой костюм.

Сейчас, расположившись в удобном кресле на галерее «Эден Билиарди», дядя Сал чувствовал себя превосходно. Костюм сидел как влитой, не стеснял движений, и в нем дядя Сал сам себе казался элегантным франтом.