Готикана - RuNyx
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не выпуская из рук подсвечник, она вошла в лес и свернула налево к развалинам. Корвина никогда не была в здешних лесах среди ночи, но, двигаясь к своей цели в сопровождении звуков леса и его обитателей, почувствовала, как начинает расслабляться. В ночи лес был точно таким же, как и в ее родном городке. Ночные насекомые стрекотали, напоминая ей о том, что она не одна во тьме. Летучие мыши пролетали над головой, мчась по своим делам в отведенный им час. Птица ворковала на каждый третий счет.
Один. Два. Чирик.
Корвина шагала в такт птичьему крику, касаясь рукой коры деревьев в знак приветствия и молча благодаря их за то, что оберегали ее, пока она шла в приглушенном свете луны.
Через несколько минут показались руины, ее уголок покоя, и она почувствовала, как на лице расцветает улыбка.
А потом замерла.
Потому что на месте ее уединения, на одной из поломанных скамеек сидел мужчина, рядом с которым на земле валялся кусок брезента. Он поднял голову, когда под ботинком Корвины хрустнула ветка, и обжигающий взгляд его серебристых глаз заставил ее остановиться в нескольких метрах от него.
– Да ты никак шутишь, – пробормотал он, его голос разнесся по разделявшему их открытому пространству, и полностью обернулся к ней. – Какого черта ты здесь делаешь?
Корвина сглотнула, крепче сжимая в руке подсвечник.
– Я постоянно сюда прихожу.
– Я имел в виду, – пояснил он, отложив какой-то металлический предмет, который держал в руке, на скамейку, – что ты делаешь здесь среди ночи?
Она не хотела рассказывать ему о кошмарном сне. Она еще сама не успела его осмыслить, а потому открыла ему ту правду, какую смогла.
– Мне не спалось.
– И ты сочла ночную прогулку в лесу самым разумным решением? – спросил мистер Деверелл полным ярости голосом.
Какого черта он злился, тем более что сам делал то же самое? Тьфу, она терпеть не могла конфликты. Все-таки она свободный человек, а это место ему не принадлежало, значит, он не мог ей помешать.
Корвина пропустила его слова мимо ушей, решив попросту пойти к своему месту – перевернутому камню, который когда-то был частью стены возле захоронений. Камень раскрошился так, что в нем образовалось достаточно большое пространство для сидения, чтобы можно было устроиться и опереться спиной, оказавшись при этом лицом к разрушенному фонтану и, к счастью, подальше от странного одноглазого дерева, могил позади и горы мебели вместе с фортепиано по правую руку.
Корвина чувствовала на себе его взгляд, когда уселась на камень и положила на колени колоду карт, не удостаивая его вниманием. Услышала, как он начал возиться с фортепиано: тишину пронзил звук металла, ударяющего о что-то твердое, и, не сдержав любопытства, Корвина обернулась. Мистер Деверелл сидел на скамейке, которую, по всей видимости, вытащил из горы мебели, и, держа в руках инструмент наподобие плоскогубцев, тащил что-то из древнего на вид фортепиано.
– Оно ваше? – не сдержавшись, спросила Корвина.
– Нет, – коротко ответил он. – Оно было здесь среди прочего хлама.
Корвина закусила губу.
– И вы его чините?
Серебристый цвет его глаз встретился с ее фиолетовым.
– Да.
– Я ничего не смыслю в фортепиано, – сказала она, наблюдая за инструментом в его руках. Так вот почему его ладони в мозолях.
Он на долгий миг задержал на ней взгляд, а потом устремил его на ее колени.
– Это карты таро?
Корвина почувствовала, как уголки губ приподнялись в улыбке, и провела ладонью по колоде.
– Они принадлежали моей матери. Она научила меня гадать на них.
Корвина вынула карты из пачки и принялась тасовать.
– И ты веришь в то, что они говорят? – тихо спросил он, его глубокий голос был полон любопытства. – В судьбу?
Корвина пожала плечами и облокотилась на камень, расслабляясь от привычной тяжести карт в руках и движений при перетасовке.
– Я верю, что они хороши как советчики, а не руководство. – Одна карта выпала. Корвина продолжила: – Они могут направить и дать общее представление о чем-то, а не точные сведения о том, что, когда и как. Все зависит от нашего выбора. – Выпала еще одна карта.
– Любопытно, – пробормотал он, седая прядь в его волосах резко выделялась в темноте под светом луны.
Корвина рассматривала его долгое мгновение, не прекращая тасовать карты. Смотрела, как его выраженные, сосредоточенные брови выделялись на лице, на квадратные очертания его челюсти, покрытой щетиной, на царственный прямой нос и поджатые полные губы.
– У вас очень интересное лицо, хотя его нельзя назвать красивым в общепринятом понимании, – сказала она, а потом внезапно осознала, как прозвучали ее слова.
Его серебристые глаза устремились к ее фиолетовым, нахмуренные брови взметнулись вверх в наступившей тишине.
– Я подразумевала это как комплимент, – пояснила Корвина, чувствуя, как лицо обдало жаром. Признательная за то, что в темноте этого было не видно, она опустила взгляд на руки. – У вас очень привлекательное лицо. Красивое и незаурядное. Вот, что я имела в виду. Простите, наверное, мне не стоит так с вами разговаривать.
Пару мгновений он не обращал на нее никакого внимания, напряг челюсти и вернулся к работе. Корвина закрыла глаза от смущения и шумно выдохнула. Наверное, именно по этой причине ей стоило помалкивать, особенно в обществе мужчин, от одного взгляда которых у нее внутри пробуждался трепет. Корвина была уверена, что в кампусе найдется еще один такой. Она молодая женщина в поисках себя. Она впервые испытала сильное вожделение и была обязана изведать его ради себя самой. Ей нужно было кого-нибудь найти.
– А кого бы ты сочла красивым в общепринятом понимании? – долетели до нее его слова.
Она не ожидала, что он спросит об этом. Корвина задумалась на минуту, размышляя, стоит ли ей вообще что-то говорить. Наверное, нет.
– Думаешь, Джакс красивый? – тихо, очень тихо спросил он.
Корвина сглотнула. У нее возникло предчувствие, что любой ответ окажется неправильным.
– Моя соседка так думает.
Мистер Деверелл не смотрел на нее.
– Я спросил, что думаешь ты.
– Да, – призналась Корвина, ощущая возникшее между ними напряжение. – Я бы сказала, что он красив в общепринятом понимании. Я не хотела, чтобы мои слова прозвучали грубо. Извините, я не самая лучшая собеседница.
Он склонился над фортепиано, агрессивно вытягивая рукой струну, и это движение распалило что-то внутри нее. Корвина помалкивала и наблюдала за его работой, прикусив язык. Пожалуй,
