Моя «Правда». Большие тайны большой газеты - Владимир Губарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЗАПИСКА В ЦК КПСС. «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»
9 мая был вызван в Москву Вечером я уже был в ЦК КПСС у Яковлева. Рассказал о своих впечатлениях. Он попросил меня к утру написать записку-памятку. Сначала не сказал, для кого… И только утром я узнал, что «Записка» предназначалась для Горбачева, а тот в свою очередь распорядился направить ее для ознакомления членам Политбюро ЦК КПСС. Спустя пять лет эта «Записка» была опубликована…
Итак:
«ЦК КПСС.
С 4 по 9 мая я был в районе Чернобыльской АЭС. Некоторыми своими наблюдениями считаю обязанным поделиться.
1. Эвакуация Припяти. Уже через час радиационная обстановка в городе была ясна. Никаких мер на случай аварийной ситуации там не было предусмотрено: люди не знали, что делать.
По всем инструкциям и приказам, которые существуют уже 25 лет, решения о выводе из опасной зоны должны приниматься местными руководителями. К моменту приезда правительственной комиссии можно было вывести из зоны всех людей даже пешком, но никто не взял на себя ответственность (шведы сначала вывезли людей из зоны своей станции, а уже потом начали выяснять, что выброс произошел не у них).
2. На работах в опасных зонах, в том числе в 800 метрах от реактора, находились солдаты без индивидуальных мер защиты, в частности, при разгрузке свинца. В беседе выяснилось, что такой одежды у них нет. В подобном положении оказались и вертолетчики.
И офицерский состав, в том числе и генералы, специально демонстрировал свою смелость, появляясь вблизи реактора в обычной форме. В данном случае необходима разумность, а не ложное шапкозакидательство.
3. Люди при эвакуации Припяти и при работах по обваловке реки также работали без индивидуальных средств защиты. Не может служить оправданием, что доза облучения составляла „годовую дозу“, – в основном это были молодые люди, следовательно, это скажется на потомстве.
Точно так же принятие для армейских подразделений „боевой нормы“ – это крайняя мера на случай военных действий, при проходе через зону поражения от ядерного оружия. На мой взгляд, этот приказ был вызван как раз отсутствием в данный момент средств индивидуальной защиты, которые на первом этапе аварии были только у спецподразделений.
Вся система гражданской обороны оказалась полностью парализованной, не оказалось даже работающих дозиметров.
Великолепно показали себя пожарные подразделения. Они предотвратили развитие аварии на первом этапе. Но даже подразделения, находящиеся в Припяти, не имели соответствующего обмундирования для работы в зоне повышенной радиации.
Кровля машинного зала сделана из материалов, которые легко воспламеняются. Из тех самых, которые использовались на ткацкой фабрике в Бухаре, которая полностью сгорела в начале 70-х годов. И хотя некоторые работники после случая в Бухаре были отданы под суд, эти же материалы использовались при строительстве АЭС.
7. В системе Минэнерго требования и отношение к атомным станциям в несколько раз ниже, чем в Министерстве среднего машиностроения. В частности: а) сокращено число обслуживающего персонала; б) регулярно берутся обязательства сократить время планового ремонта на 6–7 дней, в том числе и во время постановки 4-го реакторного блока; в) по мнению специалистов, качество поставляемо го оборудования за последние 10 лет снизилось вдвое. На АЭС поступает много дефектного оборудования от предприятий-поставщиков, не хватает контрольных и измерительных приборов и аппаратуры; г) задания на плановый ремонт удовлетворяются в Министерстве в течение 6 месяцев, так как требуется длительная переписка. В Минсредмаше – максимум неделя; д) охрана реакторных блоков явно недостаточна; е) отношение в Минэнерго к атомным станциям в последние годы стало таким же, как к ТЭЦ и ГЭС, не проводится жесткое разграничение между атомными и обычными энергетическими установками.
8. Поражает беспомощность местных властей. Для снабжения тех, кто пострадал, – не было одежды, обуви, белья – ждали распоряжений из Москвы.
9. В Киеве панические настроения возникли по многим причинам, но в первую очередь из-за отсутствия информации. Даже не о том, что случилось, а о радиационной обстановке в городе. Большое влияние оказала пропаганда из-за рубежа, а по радио и по телевидению не выступил ни один из руководителей республики, который сказал бы очень простые слова, что, мол, нет оснований для беспокойства и опасности для здоровья детей и жителей. Впервые на эк ранах телевидения появился т. Ляшко после встречи с иностранными журналистами.
Информация о поездке тт. Лигачева и Рыжкова в район АЭС оказала положительное влияние. Однако „молчание“ руководства республики в следующие дни, на мой взгляд, вновь подняло панику, особенно, когда стало известно, что детей и семьи руководящих работников вывозят из города. В кассах ЦК КПУ стояла очередь в тысячу человек. Естественно, в городе об этом прекрасно знали.
5 мая, на мой взгляд, неудачно выступил по телевидению министр здравоохранения УССР, что в свою очередь вызвало новую волну паники. В основном, по телевидению показывались танцевальные коллективы и другие сюжеты, хотя очень простая информация о радиационной обстановке в городе и элементарные комментарии ученых и специалистов сняли бы остроту напряжения, как это произошло после выступлений центральных газет. Однако в ЦК КПУ ждали указаний из Москвы, хотя возникновение панических настроений можно было предотвратить сразу же. Кстати, мы постоянно сталкивались с фразой: „Мы такого указания из центра не получали…“
Есть исключение. Секретарь Киевского обкома партии т. Ревенко постоянно информировал секретарей райкомов и через них коммунистов о реальном положении дел, благо он регулярно бывал в Чернобыле. И это приносило свои плоды, в области не было той паники, которую мы наблюдали в Киеве.
10. Сейчас настроение людей резко изменилось. Но, по сути, ликвидация последствий аварии только начинается. Предотвращен новый взрыв, а тяжелая радиационная обстановка остается. Ликвидация последствий потребует от нескольких недель до многих месяцев. Люди еще долго не смогут вернуться в дома. И надо объяснить им это, как и многие элементарные правила жизни в условиях местности, пораженной радиацией. До таких „мелочей“, что нельзя собирать грибы здесь в этом году и т. д.
И главное: именно сейчас необходимо ужесточить безопасность людей, работающих в зоне. Если на первом этапе еще могли быть исключения из-за сложности обстановки, то сейчас облучению людей не может быть оправданий.
…
Необходимо тщательно проанализировать все уроки этой трагедии. Во имя тех тысяч людей, которые так самоотверженно сражались с бедой. Народ сплотился, принял на себя всю тяжесть беды, не думая о последствиях. Примеров героизма множество, к примеру, несколько человек (в частности, майор Телятников, лейтенанты Правик и Кибенок и другие) локализовали аварию, спасли станцию. Они знали, что получат смертельную дозу радиации, но тем не менее не покинули блок, пока пожар не был потушен. На мой взгляд, они заслуживают звания Героев Советского Союза. Им осталось жить недолго, но зачем ждать, пока будут оформлены все необходимые документы, – на это уйдут месяцы?!
Естественно, у меня нет полной информации о событиях, но считаю своим долгом поделиться тем, что видел.
В. Губарев, редактор „Правды“ по отделу науки».
Комментарий к «Записке»:
Естественно, я ничего не знал о судьбе «Записки». Правда, уже на следующий день мне начали звонить, мол, почему я назвал лишь три фамилии, – Телятникова, Правика и Кибенка, ведь и другие заслуживают… Я объяснял, что точно знаю о них, а о других мне ничего не известно. К сожалению, Горбачев не сдержал слово: указы о присвоении званий Героев появились лишь в сентябре, когда большинство пожарных погибли…
Из моей «Записки» исчез абзац, посвященный Горбачеву. Я писал, что ему необходимо выступить публично и объяснить народу, что произошло. Через пять дней он выступил по телевидению, говорил откровенно, и я думаю, что «Записка» свою роль сыграла. Однако спустя пять лет (после ее публикации) я с удивлением обнаружил, что абзаца, посвященного Горбачеву, в ней нет.
16 мая 1986 г. «Записка» была направлена для ознакомления всем членам Политбюро ЦК КПСС. Я это сразу же «почувствовал» в Киеве: оказывается, Щербицкий «гневался» и распорядился, чтобы меня больше не пускали ни в ЦК, ни в Чернобыль. Но я работал в зоне Чернобыльской аварии по решению Политбюро ЦК КПСС, а потому не обращал внимания на «местные» решения…
И еще. В 1990 году часть архива была открыта, а в 1991 году опубликованы все секретные материалы и документы Политбюро ЦК КПСС по Чернобылю. И, к своему удивлению, я не обнаружил ни одной записки или письма от ученых и ведомств, которые чуть погодя так рьяно выступали и по Чернобыльской катастрофе, и по ядерной энергетике. К сожалению, никто из них в апреле и мае 1986 года не попытался проинформировать руководство страны о реальном положении дел, никто не выступил в защиту пострадавших. Так что все нынешние выступления по Чернобылю я обязательно сверяю с поведением людей в первый месяц аварии на АЭС.