Кровавый след на песке - Росс Макдональд

— Я уже догадался.

— Он отмечен знаком гениальности, друг мой. Говорил ли я вам когда-нибудь, что я — гений? Когда учился в средней школе в городе Галена, штат Иллинойс, то при проверке способностей я получил 183 очка. — Он нахмурился. — И что же со мной произошло? Что со мной стало? Когда-то мне нравились люди, черт подери, когда-то я был талантлив. Я не задумывался над тем, сколько это стоит. Сюда я приехал ради забавы, согласившись придумывать хохмы — за семь пятьдесят в неделю работать для мирового экрана. А потом оказывается, что это совсем не хохма. Я погряз навсегда, положил здесь свою жизнь, а она у меня всего одна. И Сайм Графф держит тебя за шиворот, и ты больше не принадлежишь себе. Ты уже не являешься личностью... Но это — мои проблемы. — Он засмеялся и чуть не поперхнулся. — На прошлой неделе я четко представил себе свое нынешнее положение, я увидел его так же ясно, как картину. Дурацкое слово — кинокартина. Но оставим это слово. Я превратился в зайца, бегущего по пустыне. Вид сзади. — Он опять засмеялся и закашлялся. — Чертов заяц с белым хвостиком, который сломя голову несется по огромной американской пустыне.

— Кто вас преследует?

— Не знаю, — ответил он, криво улыбаясь. — Я боюсь оглянуться.

Глава 18

К нам направился Графф, важно шествуя вдоль края бассейна в сопровождении хихикающего гарема и евнухов. Я не собирался с ним разговаривать и стоял, повернувшись к нему спиной, пока он не прошел. Сэмми зевал с явно недружелюбным видом.

— Я действительно хотел бы выпить, — сказал он. — Мое зрение проясняется. — Как насчет того, чтобы пойти в бар?

— Может быть, приду попозже.

— Ну, пока. Не ссылайтесь на мои слова.

Я пообещал, что не буду этого делать, и Сэмми удалился в направлении света и музыки. К тому моменту бассейн уже опустел, если не считать негра спасателя, который ходил под вышкой для прыжков. Он зашагал в моем направлении с большой охапкой использованных полотенец, понес их в освещенную комнату, находившуюся в конце ряда кабинок для переодевания.

Я подошел к комнате и постучал по открытой двери. Спасатель повернулся, стоя возле полотняного ящика, куда он сбросил полотенца. Он был одет в спортивную облегающую униформу с надписью на груди "Клуб «Чаннел».

— Вам что-нибудь нужно, сэр?

— Нет, спасибо. Как поживают тропические рыбки?

На его лице сразу появилась улыбка, он узнал меня.

— Сегодня не было никаких неприятностей с тропическими рыбками. Неприятности только с людьми. С людьми всегда возникают проблемы. Почему им хочется плавать именно в эту ночь? Наверное, потому же, почему им хочется выпить. Я поражаюсь, сколько они выливают в себя спиртного.

— Если говорить о том, сколько они закладывают за воротничок, то ваш хозяин не дурак в этом деле.

— Мистер Бассет? Точно, в последнее время он лакает, как рыба, как тропическая рыба. С тех пор, когда умерла его мать. Мистер Бассет был очень привязан к матери. — Чернокожее лицо выглядело гладким и приветливым, но глаза смотрели иронически. — Он сказал мне, что она была единственной женщиной, вторую он когда-либо любил.

— Тем лучше для него, Вы не знаете, где он находится сейчас?

— Вращается. — Он покрутил в воздухе пальцем. — На всех приемах он находится в постоянном движении. Хотите, я его разыщу для вас?

— Нет, сейчас не надо, спасибо. Вы знаете Тони Торреса?

— Очень хорошо его знаю. Мы много лет проработали вместе.

— А его дочь?

— Немного, — ответил он настороженно. — Она тоже работала здесь.

— Тони где-нибудь поблизости? У ворот его нет.

— Его здесь нет, вечерами он уходит, независимо от того, устраивается вечер или нет. Человек, который его заменяет сегодня, не пришел. Может быть, мистер Бассет забыл его предупредить.

— А не знаете ли вы, где живет Тони?

— Разумеется, знаю. Он живет практически под нашими ногами. Его поместили рядом с котельной. Он там поселился в прошлом году, говорит, что по ночам очень мерзнет.

— Пожалуйста, проводите меня туда.

Он не тронулся с места, только посмотрел на свои ручные часы.

— Сейчас половина второго. Вы не собираетесь будить его среди, ночи?

— Собираюсь, — возразил я. — Хотел бы разбудить.

Он пожал плечами и повел меня по коридору, мимо душевых, где стоял запах мыла, потом вниз по бетонным ступенькам в котельную через комнату, где сушились купальные костюмы, распятые, как змеиные шкуры, на деревянных планках, между двумя огромными котлами, обогревающими бассейн и здания клуба. За ними, в закутке из брусков и панелей была сооружена комнатка.

— Тони здесь живет потому, что ему так хочется, — спасатель как бы оправдывался. — Ему больше не хочется жить в доме возле пляжа, он его сдает. Мне бы не хотелось, чтобы вы его будили. Тони — старый человек, ему нужен отдых.

Но Тони уже сам проснулся. Его босые ноги зашлепали по полу. Загорелся свет, пробиваясь сквозь щели в панельной стене и образуя рамку вокруг двери. Тони открыл дверь и заморгал на нас — невысокий старый человек с большим животом в длинной ночной рубахе, с шеи свисал католический медальон.

— Простите, Тони, что поднял вас с кровати. Хочу с вами поговорить.

— О чем? Что стряслось? — Он пригладил свои взъерошенные, седеющие волосы.

— Ничего страшного. — «Просто два убийства в одной семье», — подумал я. — О втором убийстве я пока не должен был бы знать. — Разрешите войти?

— Конечно. Если хотите знать, я сам собирался поговорить с вами.

Он широко раскрыл дверь, отступил назад и пригласил меня почти что изысканным жестом.

— Ты войдешь, Джо?

— Мне надо вернуться назад, — ответил спасатель.

Я поблагодарил и вошел внутрь. В маленькой комнатке было жарко. Ее освещала голая лампочка, висевшая на удлинителе. Мне не приходилось бывать в кельях монахов, но эта комната, вероятно, вполне могла бы заменить келью. Выщербленный секретер из дубовой фанеры, железная кровать, кухонный стул, картонный гардероб без дверки, в котором висели голубой костюм из саржи, кожаная куртка и чистая униформа. Кровать покрывали байковые простыни выцветшего голубого цвета. Из-под кровати выглядывал чемодан с бронзовыми застежками. Над изголовьем кровати висели две картины. Одна представляла собой студийную фотографию, ретушированную вручную: красивая черноглазая девушка в белом платье, похожем на платье для выпускного школьного бала. На второй была изображена дева Мария в четырех цветах, которая держала в протянутой руке пылающее сердце.

Тони указал мне на кухонный стул, а сам сел на кровать. Опять почесав в затылке, он посмотрел на пол, его глаза выглядели безучастно, мерцали, как антрацит. Большие суставы правой руки были сжаты в кулак и распухли.

— Да, я все думал, — продолжал он. — Весь день часть ночи. Мистер Бассет сказал, что вы — сыщик.

— Частный детектив.

— Понятно, частный. Это больше по мне. Эти окружные копы, разве можно им верить? Они повсюду разъезжают в своих причудливых машинах и забирают людей за то, что те не включают заднего света или бросают пустые банки в кювет. А если произойдет что-то действительно серьезное, то тут их нет.

— Обычно они все-таки на месте, Тони.

— Может быть. В свое время я навидался довольно, странных вещей. Как то, что произошло в прошлом году в моей собственной семье. — Его голова медленно повернулась налево под незаметным, но непреодолимым побуждением, пока его взгляд не остановился на девушке в белом платье. — Думаю, что вы слышали о моей дочери Габриэль.

— Да, слышал.

— Ее застрелили на пляже. Я сам нашел ее. Двадцать первого марта прошлого года. Она пропадала всю ночь. Думали, что она находится с подругой. Я нашел ее утром. Ей было всего восемнадцать лет. Моя единственная дочь.

— Сочувствую вам.

Его черные глаза изучающе посмотрели мне в лицо, измеряя глубину моей симпатии. Его губы скривились от боли и необходимости рассказывать все как было:

— Я зря не терзаю свое сердце. Сам виноват в случившемся. Я предчувствовал, что это произойдет. Разве мог я сам хорошо ее воспитать? Девочку, оставшуюся без матери? Красивую молодую девушку? — Его взгляд опять скользнул по комнате и вернулся ко мне. — Как я мог ей объяснить, что надо делать?

— Что случилось с вашей женой, Тони?

— С моей женой? — Вопрос удивил его. Ему потребовалась целая минута на обдумывание ответа. — Она ушла от меня много лет назад. Уехала с мужчиной. Когда последний раз я слышал о ней, она жила далеко отсюда. Она всегда бегала за мужиками. Думаю, Габриэль пошла в нее. Я обращался в католическую организацию социального обслуживания, спрашивал, что мне делать. Говорил, что моя девочка выходит из-под контроля, как молодая кобылица в период течки... конечно, я не говорил так священнику, не использовал таких слов...

Священник посоветовал мне поместить ее в монастырскую школу, но для меня это было слишком дорого. Слишком дорого, чтобы спасти жизнь моей дочери. Ну и что? Теперь я собрал деньги, положил в банк, но их не на что тратить. — Он повернулся и сказал Деве Марии: — Я — старый дурак.