ТАИНСТВО СМЕРТИ - Николаос Василиадис

Разумеется, Господь взял на Себя грехи всех и умер за всех [[331]], сделавшись за нас клятвою (Гал. 3, 13), но Сам по Себе Он оставался совершенно безгрешным. «И хотя Он стал грехом, но пребыл тем, чем был, то есть святым по естеству как Бог». И смерть святой Его Плоти, произошедшая «убиением плоти», была смертью «святой и священной» и благоприятной Богу и Отцу, как благовонный ладан [[332]].

К тому же, крестная смерть Господа нашего была абсолютно «вольной», добровольной. Это было выражение безмерной любви Бога к человеку. Никакая внутренняя или внешняя необходимость, никакая сила не принуждала Его к распятию (Ин. 10, 16–18). Богочеловек не был немощным созданием, силой и необходимостью привлеченным на крест и попавшим в безвыходное положение. Как Сын Божий, Он имел силу тотчас уничтожить всякую внешнюю силу (Мф. 26, 53) и молниеносно нейтрализовать всякое бесовское понуждение. Честные {стр. 142} Страсти Господа были совершенно добровольными. Два песнопения нашей Святой Церкви прекрасно выражают это. Первое гласит: «Благословенную нарекий Твою Матерь, пришел еси на страсть вольным хотением, возсияв на Кресте, взыскати хотя Адама, глаголя Ангелом: срадуйтеся Мне, яко обретеся погибшая драхма; вся мудре устроивый, Боже наш, слава Тебе» [[333]]. Другое песнопение гласит: «Се виден бысть живот всех, Христос, повешен волею на древе. И сия видящи земля потрясеся и много святых восташа яве, телеса усопших, и узохранительница адова поколебася» [[334]].

Крестная смерть Спасителя была «вольной», потому что в нескверной человеческой природе Богочеловека, свободной от первородного греха, не было смерти как врожденной необходимости. Смерть была врожденной необходимостью в наших телах, оскверненных грехом. Господь наш умер добровольно, из безграничной любви к нам, Его творениям. Смерть не имела никакой власти над совершенно безгрешным Господом. Богочеловек «предал дух» на кресте по Своей воле. Об этом свидетельствовало и преклонение святой главы Его на Кресте. Преподобный Никодим Святогорец пишет: «Когда Божество приказало смерти прийти из побуждений лучшего устройства, то есть, чтобы «упразднилась» «смерть смертью, тогда и смерть приблизилась, послушавшись божественного приказа, как раб», к Распятому, «однако со страхом и трепетом […]. Это показывало и преклонение главы Господа на кресте», потому что «преклонением Он позвал подойти ближе смерть, боящуюся покинуть свое обиталище, чтобы приблизиться, как толкует Афанасий Великий».

{стр. 143}

Преклонение главы Господа не было естественным, но сверхъестественным и удивительным, поэтому евангелист Иоанн называет его чудом, а не свойством природы, говоря: «…И, преклонив главу, предал дух» (Ин. 19, 30). Ибо «остальные люди во время агонии, когда им предстоит предать дух, не наклоняют голову вниз, может быть, потому, что так легче душе покинуть тело, но когда предадут дух, тогда наклоняют голову вниз. Господь наш поступил наоборот: сначала преклонил главу, а потом «предал дух», что и является сверхъестественным и удивительным. Поэтому священный Феофилакт Болгарский сказал: «Он поступил наоборот по сравнению с нами: мы прежде предаем дух, затем преклоняем главу, а Он прежде преклонил главу, потом испустил дух. Всем этим показывается, что Он был Владыкой смерти и все делал по власти». И Евфимий Зигабен сказал: «Он не потому преклонил главу, что испустил дух, как это происходит с нами, но потому испустил дух, что преклонил главу», чтобы «мы знали, что Он умер, когда захотел. И так вот, Его властью, Святая Его душа отделилась от непорочной плоти» [[335]].

Эта добровольная смерть есть смерть «Того, Который Сам есть Жизнь Вечная», Который воистину есть Воскресение и Жизнь. Речь идет, конечно, о смерти Человека, но в Ипостаси Слова, воплощенного (Бога) Слова. И поэтому речь идет о смерти, которая воскрешает […]. Было бы, может быть, правильно сказать, что Бог умер на кресте только по человеческой природе (которая была одного существа с нашею). Это была добровольная смерть Единого, Который Сам был Жизнью Вечной. Это была действительно человеческая смерть, смерть, со гласно человеческой природе, и однако смерть в Ипостаси Слова, Воплощенного Слова. То есть смерть, предполагающая Воскресение. Крещением должен Я {стр. 144} креститься… (Лк. 12, 50). «Это была смерть на кресте и кровь излившаяся, которою был крещен Христос», как говорит святитель Григорий Назианзин (Сл. 37, 17). Эта смерть на кресте как крещение кровью была глубочайшей сущностью спасительного таинства Креста» [[336]].

Крест и смерть Христовы были страданиями не Божеской, но человеческой Его природы. Божеская природа была бессмертна. Только человеческая Его природа «имела возможность вкусить смерти и страдания». Но так как Господь наш был Бог и Человек, то есть носитель двух природ в одном лице, и communicatio idiomatum (совокупность свойств) составляла единое целое, то можно говорить о смерти бессмертного Слова, о богоубийстве и т. д. [[337]]. Божеская природа усваивает страдания человеческой в Едином Лице Христа, но не испытывая в той мере мучения и не разделяя смерти как «природа бесстрастная и бессмертная» [[338]]. В том же духе рассуждает святитель Кирилл Иерусалимский, когда говорит, что Спаситель мира, Тот, Кто принял страдания на кресте, был не «слабым человеком», но «Богом вочеловечившимся», принявшим на Себя «подвиг терпения» [[339]].

Следовательно, смерть Спасителя стала роковым, сокрушительным ударом смерти и греху именно потому, что это была смерть Воплощенного Бога Слова, в Котором присутствовала вся полнота человеческой природы. Как смерть Богочеловека Она имела величайшие последствия. Воплотившийся Единородный Сын и Слово {стр. 145} Бога Отца на Голгофе совершил «страшное и преславное таинство крестной смерти». Поэтому святитель Василий Великий учил: «Итак, не брата ищи для своего искупления, но Того, Кто превосходит тебя естеством, не простого человека, но Богочеловека Иисуса Христа» [[340]]. Или, как это выразил богословски просвещенный Святым Духом святитель Григорий Назианзин: чтобы освободиться от проклятия греха и вечной смерти, «мы возымели нужду в Боге воплотившемся и умерщвленном, чтобы нам ожить» [[341]]. Так что правильнее всего было бы сказать, что ради нашего спасения на кресте «умер» Бог только по его человеческой природе, бывшей одного существа с нашей [[342]]. Поэтому в Великую Субботу мы поем: «Ужаснися, бояйся, небо, и да подвижатся основания земли». Почему? «Се бо в мертвецех вменяется в вышних Живый и во гроб мал странноприемлется. Егоже отроцы благословите, священницы воспойте, людие превозносите во вся веки» [[343]].

Он дает жизнь людям и творению

Богочеловек не только предал Себя для искупления всех (1 Тим. 2, 6), чтобы мы освободились от смерти. Он сразился с диаволом и одержал на Кресте единственную в своем роде победу, раз и навсегда покрывающую весь человеческий род до скончания века.

В следующей главе мы будем говорить о том, как Победитель Христос сошел в ад и даровал свободу мертвым «от века». Сейчас мы лишь приведем одно поразительное замечание святого Златоуста, чтобы подчеркнуть полное поражение и сокрушение смерти и ада. {стр. 146} Потому что «в православной сотериологии центр тяжести искупительной силы Креста падает не столько на удовлетворение Божественной справедливости и снятие вины с преступного (человека), сколько на сокрушение смерти и силы диавола» [[344]]. Поэтому богомудрый отец отмечает: «Не сказано (в Священном Писании): отверз медная врата, но …сокруши врата медная, (Пс. 106), чтобы темница сделалась негодною; и не снял вереи, но «сломи» их, чтобы стража сделалась бессильною. Где нет ни двери, ни засова, там не удержать никого, хотя бы кто и вошел». Итак, Христос, «желая показать, что смерти пришел конец, сокрушил ее врата медные. Медными назвал их пророк не потому, что эти врата были из меди, но чтобы показать жестокость и неумолимость смерти». Медь и железо символизируют «суровость и непреклонность», «вид упорный, бесстыдный и ожесточенный» [[345]].

Крест, стоящий на страшной Голгофе, месте великой вселенской битвы и победы, говорит о том, что Христос «уничтожил» смерть «приношением сходственного» [[346]], то есть Пречистого Тела Своего, которое отвечало этой жертве. Крест провозглашает, что через честные Страсти Спасителя мы наследуем бесстрастие, а через Его смерть — бессмертие [[347]]. Поэтому возглашает гимнограф в Великий Четверг: «На страсть, всем сущим из Адама источившую бесстрастие, Христе грядый, другом Твоим рекл еси: с вами Пасхи сея причаститися возжелах. Единороднаго бо Мя очищение Отец в мир послал есть» [[348]]. {стр. 147} То есть, душелюбивейший Христе, когда Ты взял на Себя по Своей воле спасительную Страсть, которая была источником освобождения всех людей от страстей греховных, то сказал Своим друзьям — любимым ученикам: «В эту последнюю таинственную и духовную пасху Моей земной жизни хочу есть вместе с вами, прежде чем буду распят и удалюсь от вас (Лк. 22, 15), ибо Бог Отец послал в мир Меня, Единородного Своего Сына, чтобы Я был принесен в жертву во искупление и избавление от грехов всего мира».