Сборник «Щелк!» - Евгений Лукин

— Урван убег… — с горечью проговорил Петро, раскачиваясь в тоске на табуретке. — Цепь порвал — и убег… Все бросили, один сижу…

— Ты погоди… — с сочувствием глядя на него, сказал Леха. — Ты не отчаивайся… Что-нибудь придумаем… Разумное же существо — должен понять…

— Не отдашь? — спросило снаружи разумное существо.

— Давай-ка еще примем, — покряхтев, сказал Петро. — Бог его знает, что он там надумал…

Приняли. Прислушались. Хата стояла прочно, снаружи — ни звука.

— Может, отвязался? — с надеждой шепнул Леха.

Петро решительно помотал небритыми щеками.

Некое едва уловимое журчание коснулось Лехиного слуха. Ручей — в начале марта? Ночью?.. Леха заморгал, и тут журчание резко усилило громкость — всклокотало, зашипело… Ошибки быть не могло: за домом, по дну глубокого оврага, подхватывая мусор и ворочая камни, с грохотом неслась неизвестно откуда взявшаяся вода. Вот она взбурлила с натугой, явно одолевая какую-то преграду, и через минуту снесла ее с треском и звоном лопающейся проволоки.

— Мосток сорвало… — напряженно вслушиваясь, сказал Петро.

Светлый от луны двор внезапно зашевелился: поплыли щепки, досточки. Вода прибывала стремительно. От калитки к подоконнику прыгнула лунная дорожка. Затем уровень взлетел сразу метра на полтора и окно на две трети оказалось под водой. Дом покряхтывал, порывался всплыть.

— Сейчас стекла выдавит, — привизгивая от страха, проговорил Алексей.

— Хрен там выдавит, — угрюмо отозвался Петро. — Было б чем выдавливать!.. Он меня уж и под землю вот так проваливал…

В пронизанной серебром воде плыла всякая дрянь: обломок жерди с обрывками полиэтилена, брезентовый рюкзачок, из которого выпорхнули вдруг одна за другой две красноперки…

— Да это ж мой рюкзак, — пораженно вымолвил Леха. — Да что ж он, гад, делает!..

Голос его пресекся: в окне, вытолкав рюкзачок за границу обзора, заколыхался сорванный потоком горбыльно-веревочный мосток и запутавшийся в нем бледный распухший утопленник, очень похожий на Петра.

— Тьфу, погань! — Настоящий Петро не выдержал и, отвернувшись, стал смотреть в печку.

— Окно бы завесить… — борясь с тошнотой, сказал Леха и, не получив ответа, встал. Подобрался к висящему на одном гвозде одеялу, протянул уже руку, но тут горбыльно-веревочную путаницу мотнуло течением и Леха оказался с покойником лицом к лицу. Внезапно утопленник открыл страшные глаза и, криво разинув рот, изо всех сил ударил пухлым кулаком в стекло.

Леха так и не понял, кто же все-таки издал этот дикий вопль: утопленник за окном или он сам. Беспорядочно отмахиваясь, пролетел спиной вперед через всю хату и влепился в стену рядом с печкой.

…Сквозь целые и невредимые стекла светила луна. Потопа — как не было. Бессмысленно уставясь на оплывающую свечу, горбился на табуретке небритый Петро. Нетвердым шагом Леха приблизился к столу и, чудом ничего не опрокинув, плеснул себе в стакан первача.

— А не знаешь, кто у него мог эту ногу свинтить? — спросил он, обретя голос.

Петро долго молчал.

— Да любой мог! — буркнул он наконец. — Тут за оврагом народ такой: чуть зевнешь… Вилы вон прямо со двора сперли — и Урван не учуял…

— Ну ни стыда ни совести у людей! — взорвался Леха. — Ведь главное: свинтил — и спит себе спокойно! А тут за него…

Он замолчал и с опаской выглянул в окно. Зеленоватый маленький инопланетянин понуро стоял у раздетой на зиму теплицы. Видимо, обдумывал следующий ход.

— Чего он там? — хмуро спросил Петро.

— Стоит, — сообщил Леха. — Теперь к поленнице пошел… В дровах копается… Не понял! Сарай, что ли, хочет поджечь?..

— Да иди ты! — испуганно сказал Петро и вмиг очутился рядом.

Инопланетянин с небольшой охапкой тонких чурочек шел на голенастых ножках к сараю. Свалил дрова под дверь и обернулся, просияв капельками глаз.

— Не отдашь?

— Запалит ведь! — ахнул Петро. — Как пить дать запалит!

Он метнулся в угол, где стояла чудовищная рукоять черпака. Схватил, кинулся к двери, но на пути у него встал Леха.

— Ты чего? Сам же говорил: видимость!..

— А вдруг нет? — рявкнул Петро. — Дрова-то — настоящие!

Тут со двора послышался треск пламени, быстро перешедший в рев. В хате затанцевали алые отсветы.

— Запалил… — с грохотом роняя рукоятку, выдохнул Петро. — Неужто взаправду, а? У меня ж там аппарат в сарае! И снасти, и все…

Леха припал к стеклу.

— Черт его знает… — с сомнением молвил он. — Больно дружно взялось… Бензином вроде не поливал…

Часто дыша, Петро опустился на табуретку.

В пылающем сарае что-то оглушительно ахнуло. Крыша вспучилась. Лазоревый столб жара, насыщенный золотыми искрами, выбросило чуть ли не до луны.

— Фляга… — горестно тряся щетинами, пробормотал Петро. — Может, вправду отдать?..

Леха вздрогнул и медленно повернулся к нему.

— Что?.. — еще не смея верить, спросил он. — Так это все-таки ты?..

Петро подскочил на табуретке.

— А пускай курятник не растопыривает! — злобно закричал он. — Иду — стоит! Прямо на краю поля стоит! Дверца открыта — и никого! А у меня сумка с инструментом! Так что ж я, дурее паровоза?! Подпер сбоку чуркой, чтоб не падала, ну и…

— Погоди! — ошеломленно перебил Леха. — А как же ты… В газете же пишут: к ним подойти невозможно, к тарелкам этим! Страх на людей нападает!..

— А думаешь — нет? — наливаясь кровью, заорал Петро. — Да я чуть не помер, пока отвинчивал!..

— Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. — с тупым упорством завывал инопанетянин.

— Отдаст! — торопливо крикнул Леха. — Ты погоди, ты не делай пока ничего… Отдаст он!

— А чего это ты чужим добром швыряешься? — ощетинившись, спросил Петро.

— Ты что, совсем уже чокнулся? — в свою очередь заорал на него Леха. — Он же от тебя не отстанет! Тебя ж отсюда в дурдом отвезут!

— И запросто… — всхлипнув, согласился Петро.

— Ну так отдай ты ему!..

Петро закряхтел, щетинистое лицо его страдальчески перекривилось.

— Жалко… Что ж я, зазря столько мук принял?..

Леха онемел.

— А я? — страшным шепотом начал он, надвигаясь на попятившегося Петра. — Я их за что принимаю, гад ты ползучий?!

— Ты чего? Ты чего? — отступая, вскрикивал Петро. — Я тебя что, силком сюда тащил?

— Показывай! — неистово выговорил Леха.

— Чего показывай? Чего показывай?

— Ногу показывай!..

То и дело оглядываясь, Петро протопал к разгромленной двуспальной кровати в углу и, заворотив перину у стены, извлек из-под нее матовую полутораметровую трубу с вихляющимся полированным набалдашником.

— Только, слышь, в руки не дам, — предупредил он, глядя исподлобья. — Смотреть — смотри, а руками не лапай!

— Ну и на кой она тебе?

— Да ты что! — Петро даже обиделся. — Она ж раздвижная! Гля!

С изрядной ловкостью он насадил набалдашник поплотнее и, провернув его в три щелчка, раздвинул трубу вдвое. Потом — вчетверо. Теперь посадочная нога перегораживала всю хату — от кровати до печки.

— На двенадцать метров вытягивается! — взахлеб объяснял Петро. — И главное — легкая, зараза! И не гнется! Приклепать черпак полтора на полтора — это ж сколько мотыля намыть можно! Семьдесят пять копеек коробок!..

Леха оглянулся. В окне суетился и мельтешил инопланетянин: подскакивал, вытягивал шеёнку, елозил по стеклу лягушачьими лапками.

— Какой мотыль? — закричал Леха. — Какой тебе мотыль? Да он тебя за неделю в гроб вколотит!

Увидев инопланетянина, Петро подхватился и, вжав в голову плечи, принялся торопливо приводить ногу в исходное состояние.

— Слушай, — сказал Леха. — А если так: ты ему отдаешь эту хреновину… Да нет, ты погоди, ты дослушай!.. А я тебе на заводе склепаю такую же! Из дюраля! Ну?

Петро замер, держа трубу, как младенца. Его раздирали сомнения.

— Гнуться будет… — выдавил он наконец.

— Конечно, будет! — рявкнул Леха. — Зато тебя на голову никто ставить не будет, дурья твоя башка!

Петро медленно опустился на край кровати. Лицо отчаянное, труба — на коленях.

— До белой горячки ведь допьешься, — сказал Леха.

Петро замычал, раскачиваясь.

— Пропадешь! Один ведь остался! Баба — ушла! Урван — на что уж скотина тупая! — и тот…

Петро поднял искаженное мукой лицо.

— А не врешь?

— Это насчет чего? — опешил Леха.

— Ну, что склепаешь… из дюраля… такую же…

— Да вот чтоб мне провалиться!

Петро встал, хрустнув суставами, и тут же снова сел. Плечи его опали.

— Сейчас пойду дверь открою! — пригрозил Леха. — Будешь тогда не со мной — будешь тогда с ним разговаривать!

Петро зарычал, сорвался с места и, тяжело бухая ногами, устремился к двери. Открыл пинком и исчез в сенях. Громыхнул засов, скрипнули петли, и что-то с хрустом упало в ломкий подмерзший снег.