Дети Бронштейна - Юрек Бекер

— Знаю, знаю, ты предостерегал нас, но мы не послушали. Ты сделал все, что мог. А мы в угаре не могли остановиться. Да появись даже кто-то в сто раз мудрее тебя, нас бы он не переубедил.

Никогда я не думал, что Кварт виновен в смерти отца. Лучшее тому доказательство — мой приход сегодня, не раньше. Позволю ему тем не менее мучиться угрызениями совести и ничего не скажу в утешение. В моих глазах он лишь попутчик, хотя однажды я был поражен его силой. Прикажи отец четвертовать пленника, и Кварт его бы четвертовал. Скажи Ротштейн: «Давайте его отпустим», Кварт и с этим бы согласился. Остановить это дело он бы не смог, а уйди он или останься, для отца роли не играло.

— Я пришел, потому что мне нужна помощь.

— Все, что угодно! — воскликнул Кварт.

И вот он само внимание, будто вырос на своем стуле на сантиметр-другой, и даже ухо, повернутое ко мне, кажется, увеличилось. Ну, я все повторил про свое положение, сгущая краски и здорово преувеличивая сложности сосуществования с семьей Лепшиц. Свои прежние попытки обзавестись квартирой я тоже описал не вполне точно, внушая Кварту, что к нему обратился лишь после долгих и напрасных поисков. Он так и дрожал от сострадания.

Когда я доложил про неудачную попытку поселиться в общежитии, у Кварта перехватило дыхание, раз двадцать он возмущенно тряхнул головой. И, взяв себя в руки, задал вопрос:

— В вашей старой квартире оставаться ты не захотел, это понятно. Но зачем было продавать дом?

В моем ответе прозвучал скрытый упрек:

— Вы что, в самом деле не понимаете?

Не прошло и трех секунд, как до него дошло. Опустил глаза, поднял глаза, сказал:

— Прости, прости, что я такое несу! Конечно, дом тебе пришлось продать, прежде всего дом. Надеюсь, ты выручил достаточно.

Не называя сумму, хотя ему было любопытно, я его успокоил: продажей дома занялся тогда Хуго Лепшиц. Он поинтересовался, кто Лепшиц по профессии, я ответил: бухгалтер на текстильной фабрике. Тогда он спросил, из наших ли Лепшиц, а я сказал:

— Господин Кварт, я ищу комнату.

Пока он размышлял, мне вспомнилась одна сцена с его участием. Кварт приходит к нам, я открываю дверь, мне лет семь. Под мышкой у него футляр для скрипки. Отец его ждал, потому что сказал сразу: «Начинайте». Светлая комната, Кварт настраивает скрипку, зажимает между подбородком и ключицей. Отец мне: «Слушай внимательно». Кварт играет детскую песенку. Потом отец спрашивает: «Хочешь научиться так играть?» А я твердо отвечаю: «Нет». Они смеются, велят мне подержать скрипку, как показал Кварт, я вожу смычком по струнам, издавая чудовищные звуки, никогда бы их не слышать! Говорю: «Я не хочу!» Рука у меня короткая, даже до конца скрипки не достает. Кварт раз-другой помог мне провести смычком по струнам, отец спросил: «А детские скрипки бывают?» Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, я бросил скрипку со смычком на пол и выбежал из комнаты.

Кварт шагал взад и вперед перед окном, раздумья омрачали его лицо. Никто еще так не напрягался из-за моего жилья. Между стеклом и деревянной рамой горки, забитой бокалами и фарфоровыми статуэтками, прикреплены фотографии. Погляжу поближе, чем еще заняться? Подозрение подтвердилось, портрет отца тут тоже имеется: стоит в футболке и шортах возле кресла-качалки, смущенно улыбаясь. Кварт ткнул пальцем мне в грудь и сообщил, что у него родилась идея, причем отличная идея.

Конечно, сам он не станет принимать решение, прежде надо поговорить с Вандой, та вернется через несколько дней, но тут сложностей не предвидится, уж он-то ее знает. Только надо все путем объяснить. Одним словом, пусть я живу у них. В квартире три большие комнаты и одна, самая лучшая, — маленькая, ну, кому где жить можно обсудить и позже. Если у меня нет каких-то непомерных претензий, то и проблем нет. С Вандой он договорится, я могу быть спокоен. Ну, как?

Сияя, стоял он передо мной, подбородок кверху. Понятно, что восторг, который мне положено сейчас выразить, он назовет чрезмерным. А у меня одна мысль: «Боже упаси!» К его идее я испытал столь резкое и естественное отвращение, что даже не попытался осмыслить истоки этого чувства. Поблагодарю за любезность и готовность помочь, а потом изложу, отчего не могу принять его предложение. Только нужен аргумент, убедительный для Кварта, не для меня.

— Что-то не так? — удивился Кварт.

— Я просто поражен, — ответил я.

— Ладно, ладно, — продолжал довольный Кварт, легонько толкнув меня в грудь, — только не рассказывай, будто не думал о такой возможности.

Чем дольше я тянул с решительным ответом, тем глубже западала ему в голову эта идея. Рассчитывать, что Ванда не согласится на мое подселение, было рискованно.

И я ухватился за первый попавшийся спасательный круг: я, дескать, весьма чувствителен к шуму, эту причуду я унаследовал от отца, если где-то шумят, я ничего делать не могу, только к шуму и прислушиваюсь, а в сентябре я приступаю к учебе, а он-то ведь скрипач и вряд ли ради меня готов сменить профессию, однако скрипач и студент в одной квартире не уживутся, хотя предложение его такое великодушное, ну просто королевское.

Он пошел к двери и велел мне следовать за ним по коридору, который продолжался, оказывается, и за занавеской. В этой части квартиры я еще не бывал, Кварт провел меня в затхлую комнатенку, служившую чуланом. Взгляд мой сразу упал на стеллаж, до половины высоты забитый угольными брикетами, далее книгами. К единственному окошку придвинут одежный шкаф, но не очень высокий, весь свет не загораживает. Кварт попросил меня минутку подождать, он сейчас вернется.

Выключатель у двери сломан. Терплю, желая доставить Кварту удовольствие. Какой странный день: сначала Элла испугалась, что я обойду ее с наследством, теперь вот это. Уж не думает ли Кварт, что мне понравится этот чулан, если я поторчу тут подольше?

Спустя вечность он вернулся с вопросом:

— Ты что-нибудь слышал?

— Нет.

— Совсем ничего?

— Нет.

— А ведь я играл на скрипке! — с удовлетворением заключил он.

Я растерянно потопал за ним назад, в залитую светом гостиную, похоже, я попался на дурацкий трюк. Того и гляди въеду в эту квартиру по собственному малодушию. «Просто уйти, — подумал я, — уйти и не оборачиваться, это единственный путь, доступный трусу». И все-таки уговаривал себя, что чувство такта, а не трусость держит мой рот на замке. Кварт, протянув мне листок бумаги, попросил записать телефон, по которому меня можно найти. Тут я и говорю:

— Мне не хочется здесь жить.

— Что это значит?

Говорить, не отступать, начало отличное, я иду по верному следу, мысль птичкой бьется у меня в голове, только ухватить.

— Жить здесь — значит все время вспоминать о несчастье, не так ли? Целый год я приходил в себя, но только вы открыли мне дверь, как сразу все и вернулось.

По напуганному его взгляду вижу, что попал в точку. Какой же я негодяй, нанес ничтожному противнику удар несоразмерной силы.

Двумя пальцами Кварт стучал себе по лбу, все не мог взять в толк, как это его со стороны натолкнули на столь очевидную мысль. А ведь мне ничего не стоило уйти домой и позвонить спустя несколько дней с сообщением, что мне как снег на голову свалилась роскошная комната. И у него бы от сердца отлегло.

— Мне на тебя сердиться?.. — произнес он. — Мне — на тебя? Могу только прощения попросить, мальчик мой дорогой. Что-то я стал туго соображать.

Он настоял на том, что заварит свежего чаю, у него есть настоящий английский. Отправившись следом на кухню, я наблюдал за движениями, которые он выполнял безмолвно, с печальным видом. Из трубы давным-давно ненужной печки он вытащил яркую банку с английским чаем. Я попытался утешить его по-иному, на пользу нам обоим: пусть, говорю, его предложение неприемлемо, зато он может мне помочь, порасспросив о жилье музыкантов своего оркестра.

— Я и в синагоге могу спросить!

А те, к кому он обратится, в свою очередь начнут расспрашивать своих знакомых, и так далее, и так далее, пока лавина вопросов не докатится до нужного человека, — убеждал я.

Над кухонным столом к стене прикреплена страничка из книги, я прочитал подчеркнутые красным строки о музыке: «.ибо она столь высока, что недоступна никакому разуму, всевластное и всеохватное воздействие ее осмыслить никто не в силах.»

— Это Гёте написал, — пояснил Кварт. — Не будь я Гордон Кварт: через месяц у тебя появится комната, положись на меня.

***

Гордон Кварт пригласил нас в ресторан. Только в шесть вечера отец мне сообщил: Кварт в семь заедет за нами на машине. Я возмущался, что меня так поздно оповестили, — разумеется, вечером мы встречаемся с Мартой. Отец равнодушно сказал, что я могу и не идти, если не хочу, а уж с Квартом он как-нибудь объяснится. Вот уже сколько дней он всячески давал мне почувствовать, до чего я ему отвратителен. Притом я помалкивал и вел себя так, будто забыл про похищение, то избегая отца, то чуть подлизываясь, ну, куда ж еще?