Мученик англичан - Эдмон Лепеллетье

Следовательно, все было подготовлено, и потому Лидию нисколько не тревожило отсутствие брата. Он сам говорил, что в данный момент присутствие Андрэ совершенно не нужно, а достаточно было, чтобы его имя было упомянуто в брачном акте. Таким образом никакое препятствие не грозило помешать ей стать на следующий день женой Шарля Лефевра, наследника титула и состояния герцога Данцигского.

Маркиза уже собиралась выйти из дома, как в комнату вошла горничная и доложила ей:

– Какой-то плохо одетый человек желает поговорить с вами, ваше сиятельство!

– Наверное, какой-нибудь попрошайка? К чему вы впустили его?

– Его хотели прогнать, но, судя по разговору, это не простой человек, хотя у него и ясно звучит иностранный акцент. Он заявил, что вы, ваше сиятельство, будете в восторге увидеть его; поэтому швейцар подумал, что лучше, пожалуй, доложить!

– Он называл какое-нибудь имя? Может быть, он пришел с письмом? Его послал кто-нибудь из моих хороших знакомых?

– Нет, ваше сиятельство; он только сказал, что вы будете очень рады увидать его, если узнаете, что он пришел от Андреа и был в Сорренто в день Святого Петра.

Маркиза Люперкати смертельно побледнела; ее лицо передернулось. Она вся задрожала и еле-еле смогла пробормотать прерывающимся голосом:

– Он сказал «Андреа»? Сорренто? День Святого Петра? Боже мой! Но это невозможно!

Горничная с изумлением смотрела на волнение хозяйки.

Между тем Лидия упала в кресло и взволнованно сказала:

– Впустите его, раз он пришел от Андреа!

Горничная ушла, оставив маркизу в состоянии безграничного ужаса. Ее глаза в тупом остолбенении уставились на ковер, а губы шептали:

– Он! Он!

Вдали послышался шум шагов. Лидия овладела собой и в приливе энергии подумала: «Это невозможно! Наверное, какой-нибудь авантюрист вздумал воспользоваться его именем!»

Дверь открылась, и горничная, введя посетителя, удалилась по знаку маркизы. Незнакомец и Лидия остались одни; они молчали, вглядываясь друг в друга.

Посетитель был стройным, еще довольно не старым человеком с энергичным лицом и густой черной бородой. Он взволнованно мял шляпу в руках, и на его обнаженном лбу виднелся страшный рубец, шедший через всю голову до самых глаз. Его нос был совершенно рассечен – вероятно, ударом сабли или копья, – и это так искажало лицо, что, будучи прежде по всем признакам красавцем, теперь он был ужасен и отвратителен.

Маркиза в ужасе отпрянула, увидав это лицо, сплошь изрубленное сабельными ударами, но в это же время первоначальное чувство отвращения мало-помалу отходило на задний план, и всю ее охватывало чувство величайшей радости, спокойствия и восторга. Она уже не боялась. Первоначальное чувство ужаса за свою судьбу исчезло. Тоном дамы, потревоженной во время совершения туалета, она нетерпеливо сказала посетителю:

– Кто вы такой и что вам нужно от меня?

Незнакомец поднял голову и посмотрел Лидии прямо в лицо. Снова дрожь пробежала по телу молодой женщины, и снова в ней ожили прежние страхи: хотя сабля или копье и обезобразили до неузнаваемости это лицо, но глаза не потеряли ничего в выразительности и остроте взгляда, переполнившего сердце Лидии отчаянием.

Посетитель долго всматривался в лицо Лидии, не говоря ни слова, и наконец сказал:

– Так, значит, вы не узнаете меня? Неужели же я до такой степени изменился?

– Нет, нет, я не знаю вас, – пролепетала Лидия. – Но вы пугаете меня. Уйдите отсюда или я позову людей.

– О нет, не зовите, маркиза! Вы раскаетесь, что замешали третьих лиц в наше дело! О, раз вы не хотите признать меня, так я сам назову себя! Или я действительно так уж неузнаваем? Но ведь вам передали, что с вами хотят говорить от имени Андреа, бывшего в Сорренто в день Святого Петра. Следовательно, раз вам назвали имя вашего мужа, место и день венчания, то вы могли бы догадаться, кто тот, что желает видеть вас? Да ну же, Лидия, неужели все это серьезно? Неужели же я должен назвать себя? Неужели ты не видишь и без того, что я – Андреа, маркиз Люперкати, твой муж!

Лидия вскрикнула, протянула вперед руки, словно желая оттолкнуть от себя того, кто вдруг появился подобно мертвецу, восставшему из могилы, а затем, бросившись в кресло и закрыв лицо руками, пробормотала:

– Это неправда. Вы лжете. Мой муж умер!

– Я не только не умер, но надеюсь даже вновь начать подле вас прежнюю жизнь.

– Нет, нет! Это невозможно! – вскрикнула Лидия. – Я не знаю вас. Вы не муж мне. Маркиз Люперкати убит в сражении… на дуэли, уж не знаю…

– Скажите лучше, маркиза, что меня сочли умершим! Во всяком случае смею уверить вас, что именно я имею честь быть вашим супругом!

Лидия быстро оправилась. Она вспомнила, что для признания маленького Андрэ ее родным сыном она подстроила так, что официально смерть ее мужа произошла уже давно, и потому твердо сказала:

– Маркиз Люперкати умер уже давным-давно, вместе с Мюратом!

– О нет, маркиза! Со времени сражения при Толентино, на которое вы, вероятно, намекаете и где и в самом деле бросили меня полумертвым, я испытал много всевозможных приключений, и надо приписать истинному чуду, если я еще живу на этом свете. Но об этом речь еще впереди. А в данный момент нам с вами первым делом следует обсудить вопрос, как нам устроиться с вами в дальнейшем.

– Что вы хотите сказать этим?

– Я прибыл в Париж два дня тому назад, причем, должен сознаться, мои средства были сильно на исходе. Ну так вот, совершенно случайно я забрел в церковь, где хотел поставить свечу за успех тех предприятий, ради которых я прибыл сюда. В этой церкви шли громадные приготовления к какому-то торжеству, которое должно состояться завтра. Я спросил у сторожа, какое именно торжество, и узнал, что завтра моя собственная супруга собирается выйти замуж от живого мужа!

– Бросьте эти шутки! – сказала ему Лидия, успевшая тем временем вернуть все хладнокровие. – Вы мошенник, самозванец или просто сумасшедший! Мой муж, маркиз Люперкати, умер.

– Он жив!

– Нет, он умер!

В этот момент кто-то постучался в дверь; вошла горничная с какой-то бумагой в руках и доложила:

– Вот эту бумагу принес клерк от нотариуса, который просит подписать на обозначенном крестиком месте.

Маркиза взяла бумагу, быстро пробежала ее взглядом и твердой рукой подписала, а затем, отдав подписанную бумагу горничной, обратилась снова к посетителю. Теперь на ее губах играла торжествующая улыбка. Ведь бумага, которую она только что подписала, была нотариальным свидетельством на основании показаний семи свидетелей смерти маркиза Люперкати.

– Итак, вы говорили, – сказала Лидия, – что претендуете быть маркизом Люперкати, моим мужем.

– Ну да, Боже мой, я претендую на это и, если понадобиться, сумею доказать! Я заставлю признать себя вашим супругом и докажу, что я не умер, как думают, ни в сражении при Толентино, ни на дуэли.

– Это будет немножко затруднительно для вас! Бумага, которую я только что подписала, устанавливает с полнейшей юридической достоверностью, что вы умерли, и притом гораздо раньше, чем вы предполагаете.

– Вы с ума сошли? – сказал ее посетитель, не совсем понимая смысл сказанных маркизой слов.

– Нет, если кто и сошел с ума, так это вы!! Рекомендую вам сначала подумать, прежде чем спускаться на решительный шаг в этом отношении.

– Берегитесь!

– Берегитесь лучше вы сами! Вы только подумайте, на что вы решаетесь! Вы заявляете, будто являетесь моим мужем, маркизом Люперкати, в смерти которого – официально удостоверенной – никто не сомневается. Но ведь если бы вы были моим мужем, я сейчас же узнала бы вас! У меня живет старый слуга, который отлично знает моего мужа. Я прикажу позвать его, и вы увидите, что, подобно мне, он скажет, что вы либо самозванец, либо сумасшедший!

Маркиза позвонила и сказала появившейся горничной, чтобы позвали кучера Беппо.

В то время как горничная исполняла данное ей приказание, маркиз Люперкати сказал взволнованным голосом:

– Да ну же, Лидия, одумайся! Конечно, я понимаю сам, что раны изменили мое лицо до неузнаваемости.

В самом начале сражения меня сбили с лошади, и по мне пронесся целый эскадрон. Удар копья в щеку довершил то, что начали копыта лошадей и сабля кавалериста, схватившегося со мной врукопашную. Другие раны я получил при совершенно особых обстоятельствах, последовавших за трагическими приключениями. Но ведь ты, Лидия, моя жена, ты любила меня, ты не можешь долго упорствовать, что угнетает и пугает меня, так как я боюсь определить настоящую причину этого!

Лидия ничего не отвечала. Она нетерпеливо топала ногой по ковру, ожидая прихода кучера-итальянца, которого велела позвать.

Между тем Люперкати продолжал еще более глухим и прерывистым голосом:

– Я понимаю, что по первому взгляду меня довольно трудно признать. Но мой голос, те доказательства, которые я привел, должны были бы убедить вас. Вам их мало – я приведу другие. Признаться, не ожидал я такой встречи! Я рассчитывал, что натолкнусь на удивление, недоверие, но не мог предположить, что вы дойдете до того, что откажетесь от меня, несмотря на все доказательства! Лидия, умоляю вас, не мучьте меня долее! Лидия! Но вы молчите?