Путешествие в Египет - Александр Дюма

Ибрагим же совсем не участвовал в сражении, за которым наблюдал с противоположного берега Нила; едва он понял, что битва проиграна, как сразу же вернулся в Каир.

Мурад оставил на поле брани три тысячи воинов, сорок артиллерийских орудий, сорок навьюченных верблюдов, шатры, лошадей, рабов; эту бескрайнюю равнину, устланную золотом, кашемировыми тканями и шелком, отдали па откуп солдатам-победителям, им досталась иесметная добыча, ибо мамлюки взяли с собой лучшее оружие, надели па себя все драгоценности, все золотые и серебряные украшения.

Бонапарт заночевал в Гизе, в загородном доме Мурада.

Ночью Ибрагим отправился в Бельбейс, столицу провинции Шаркия, взяв с собой Сеида Абу-Бекра, представителя верховной власти.

На следующий день французские торговцы явились в штаб-квартиру Бонапарта и сообщили ему эту новость. Он решил в тот же вечер войти в Каир и послал генерал-адъютанта Бовэ к генералу Бону в Имбабу с приказом срочно отрядить роты гренадеров 32-й бригады вместе с генералом Дюпюи, назначенным губернатором Каира. Дюпюи выбрал для сопровождения лучших воинов и спокойно отправился с двумя сотнями солдат занимать город в триста тысяч душ, он приказал под покровом ночи пробраться в квартал франков и укрепиться там; в восемь вечера была совершена переправа через Нил из Имбабы в Булак.

Стояла глухая ночь, когда небольшой отряд подошел к стенам Каира; ворота оказались закрыты, но охраны не было; французам оставалось только толкнуть их, и они распахнулись, открыв взорам темный, безмолвный город - словно перед ними лежало кладбище халифов.

Генерал Дюпюи приказал бить в барабан, чтобы те, кто замыкал колонну, не заблудились среди узких, неприветливых улиц. Приказ был исполнен, и этот ночной непривычный шум, не пробудив арабов от оцепенения, вселил в них еще больший ужас.

Однако разыскать квартал франков в незнакомом городе, где и днем-то нельзя обойтись без проводника, оказалось непосильной задачей для наших солдат; и они заблудились, правда, не поодиночке, а все вместе. В час ночи, после трехчасовых блужданий по неровным, каменистым каирским улицам, уставший генерал Дюпюи велел устроить привал и приказал выломать двери огромного дома, возле которого они остановились. Судьбе было угодно, чтобы дом этот принадлежал одному из военачальников мамлюков, последовавшему за Мурадом, и потому был пуст.

Французы вошли в него и разместились в ожидании утра. Расставив часовых, они заснули так же безмятежно, как если бы находились в центре Парижа, в квартале Попинкур, или в казарме Бабилон.

Так закончился первый акт захвата Каира; в тот же день Бонапарт вместе со своим генеральным штабом вошел в столицу Египта. Два года мы властвовали над Каиром и над всей Дельтой.

VIII. СУЛЕЙМАН ЭЛЬ-ХАЛЕБИ

Мы, как французы, прежде всего воздали должное именно этим воспоминаниям и, когда паше любопытство было удовлетворено, отправились осмотреть площадь Эзбекия, где па одной из террас был убит Клебер.

Осада, которой подвергся Каир после второго восстания, нанесла большой урон городу: целые улицы были сожжены, многие дома оказались непригодными для жилья, и среди них дом генерала Клебера. Клебер отправился в Гизу, в загородную резиденцию Мурада, и оттуда приезжал в Каир руководить восстановительными работами. 25 прериаля VIII года 27 он прогуливался по галерее, выходившей на площадь, и отдавал последние распоряжения архитектору Протену, когда из колодца с колесным механизмом выскочил молодой араб и, прежде чем генерал успел что-либо предпринять, четырежды ударил его кинжалом в грудь. Протен, попытавшийся оттолкнуть араба тростью, которую держал в руке, в свою очередь, получил шесть ран и упал без чувств; когда он пришел в себя, убийца уже скрылся, а Клебер еще стоял, прислонившись к перилам, но лишился сил и голоса. Протен поднялся и добрел до него, бормоча, что выходить без охраны было крайне неосторожно, на что Клебер прошептал:

- Друг мой, сейчас не время давать мне советы, я очень дурно себя чувствую,- и упал замертво. В тот же день офицеры Перен и Робер заметили в саду, у французских бань, относившихся к генеральному штабу, молодого араба, прятавшегося за полуразрушенными стенами, местами запятнанными кровью; у его ног нашли зарытый в песок кинжал, песок, приставший к лезвию, потемнел от крови. Араб был смуглолиц, с живыми глазами, невысокого роста и хрупкого телосложения. Представ перед военным трибуналом, он заявил, что его зовут Сулейман эль-Халеби, что он уроженец Сирии, ему двадцать четыре года, он писец по профессии и живет в Алеппо; что же касается остального, то он упорно все отрицал.

Протокол гласит, что обвиняемый упорствовал, и поэтому генерал велел наказать его палками, согласно местному обычаю, приказ был немедленно приведен в исполнение, и вскоре араб объявил, что готов сказать всю правду. Он вновь предстал перед трибуналом; ниже мы дословно приводим обращенные к нему вопросы и ответы на них.

Вопрос. Как давно ты находишься в Каире?

Ответ. Я нахожусь здесь тридцать один день, шесть дней я добирался в Каир из Газы на верблюде.

Вопрос. Для чего ты приехал?

Ответ. Для того, чтобы убить верховного главнокомандующего.

Вопрос. Кто послал тебя совершить это убийство?

Ответ. Меня послал ага янычар; возвращаясь из Египта, турецкие войска искали в Алеппо человека, который взялся бы убить верховного главнокомандующего; за это мне обещали денег и продвижение по военной службе, и я предложил свои услуги.

Вопрос. К кому ты обращался в Египте и делился ли с кем-нибудь своими планами; что ты делал после приезда в Каир?

Ответ. Я ни к кому не обращался, а устроился на ночлег в главной мечети.

Услышав подобные признания, суд не стал медлить: Сулейману, сознавшемуся в убийстве главнокомандующего Клебера, был вынесен приговор: сжечь правую руку, а затем посадить на кол, где он будет находиться до тех пор, пока его труп не растерзают хищные птицы. Эта экзекуция состоялась по возвращении похоронного кортежа генерала Клебера на укрепленном холме в присутствии армии в трауре и испуганных горожан, привыкших к правосудию, которое вершили паши и беи, когда обычно весь город нес наказание за преступление, совершенное одним человеком. Теперь они не могли взять в толк, почему за содеянное должен отвечать только один человек. К тому же Сулейман, считавший себя жертвой рока, скромно и бесстрашно шел на казнь, спокойный и непоколебимый, как великомученик. С него сняли рубашку, прикрывавшую грудь, и положили его руку на костер. Пытка длилась минут пять, но он не издал даже стона; внезапно раскаленный уголь выскочил из костра и упал ему на сгиб руки, и тут разом исчезла вся его стойкость, он начал вырываться и потребовал, чтобы убрали этот уголек. Палач заметил тогда, что непонятно, как человек, проявляющий столько мужества, когда ему жгут руку, может возмущаться из-за такого пустяка.