Наложницы. Тайная жизнь восточного гарема - Шапи Казиев

И везирь, сын Шимаса, ответил: «О царь, великий саном, я говорил тебе раньше, что вина падает не на одних только женщин, – ее разделяют с ними и мужчины, которые их слушаются. Но женщины при всех обстоятельствах заслуживают возмездия по двум причинам: во-первых, для исполнения твоего слова, ибо ты есть величайший царь, а во-вторых, потому, что они осмелились идти против тебя и обманули тебя и вмешались в то, что их не касается и о чем им не годится говорить. Они более всех достойны гибели, но довольно с них того, что их теперь поражает. Поставь же их от сей поры на место слуг, и тебе принадлежит власть в этом и во всем другом».

На территории дворца Топкапы в Стамбуле

И некоторые из везирей посоветовали царю то же самое, что говорил ибн Шимас, а один везирь выступил к царю, пал перед ним ниц и сказал: «Да продлит Аллах дни царя! Если необходимо сделать с ними дело, которое их погубит, сделай так, как я тебе скажу». – «А что ты мне скажешь?» – спросил царь. И везирь сказал: «Самое правильное вот что: прикажи одной из твоих любимиц, чтобы она взяла женщин, которые тебя обманули, и отвела их в комнату, где произошло убийство везирей и мудрецов, и заточила их там, и прикажи давать им немного пищи и питья – лишь в такой мере, чтобы поддерживать их тело, и совершенно не позволять им выходить из этого места. И пусть тех, кто помрут сами по себе, оставляют среди них, как есть, пока все женщины не умрут до последней. Вот ничтожнейшее воздаяние им, ибо они были причиной этой великой смуты, – нет, корнем всех бедствий и смут, которые были во все времена. И оправдались в них слова сказавшего: «Кто выроет своему брату колодец, сам в него упадет, хотя бы долго длилось его благополучие»

И царь принял мнение этого везиря и сделал так, как он говорил. Он послал за четырьмя жестокосердыми наложницами и отдал им тех женщин, приказав отвести их к месту убиения и заточить там, и назначил им немного плохой пищи и немного скверного питья. И было дело их таково, что они печалились великой печалью и клялись в том, что из-за них случилось, и горевали великой горестью, и наделил их Аллах, в воздаяние, позором в здешней жизни и уготовал им пытки в последней жизни, и они оставались в том темном месте с зловонным запахом. И каждый день несколько из них умирало, пока они не погибли до последней».

Другие повелители были менее щепетильны и отправляли неугодных на тот свет «более или менее искусными путями». В комментариях к роману «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй» говорится: «…Из любимой наложницы государя сделали «человека-свинью»; ей отрубили руки и ноги, выкололи глаза, проткнули уши, дали выпить снадобья, вызывающего немоту, и поместили жить в отхожее место».

Расправы и казни учинялись не только хозяевами гаремов, но и членами их семей.

Яды и отравления

Яды были излюбленным способом избавления от соперниц и провинившихся одалисок. Ядами пользовались и евнухи для устранения нежелательного наследника престола, как и многих других, на кого пала немилость повелителя.

Это опасное искусство развилось до такой степени, что и сами султаны вынуждены были с ним считаться.

Умение составлять яды и противоядия ценилось очень высоко. Мастерам этого тайного искусства позволялось многое. В их лабораториях процветала алхимия. Предания сохранили упоминания об эликсирах и других загадочных веществах, с помощью которых обычные металлы превращались в золото.

Для защиты от коварных отравителей во дворце существовал Кущи-баши. Этот отважный чиновник отвечал за подаваемую султану пищу, которая должна была быть изысканной, полезной и, главное, безопасной. Некоторые опасались отравления до такой степени, что запрещали в гаремах, как писал Д. Дорис: «Миндальные и жасминовые печенья, пудру, разноцветные карандаши, бархатные мушки и парики».

Впрочем, боялись отравлений не только турецкие султаны. История дает нам множество доказательств того, что такой способ устранения соперников был распространен повсеместно.

Не пренебрегал услугами отравителей и Иван Грозный, избавляясь от своих многочисленных жен и прочего неугодного люду.

Обитательницы гарема тоже использовали различные зелья, как в борьбе с соперницами, так и для того, чтобы по собственной воле расстаться с опостылевшей жизнью. Некоторые пили яд мгновенного действия, другие глотали большие дозы опиума, после которого редко кого удавалось спасти.

Сказки «Тысячи и одной ночи» содержат в себе разные примеры использования подобных снадобий.

Развлечения

Если главной обязанностью гаремных див было развлекать своего господина, то главной потребностью оставалось развлечение самих себя. Это непростое искусство совершенствовалось веками и достигало порой блистательных высот.

Если султаншами становились иностранки, в гаремы проникали новые веяния, вкусы, моды. Когда сами султаны увлекались достижениями прогресса или европейской культуры, это тоже находило отражение в жизни сераля.

Каждая новая одалиска привносила в культуру гаремных развлечений что-то свое, унаследованное от традиций ее родины. Но приживалось лишь то, что было проверено временем, которое текло в гареме иначе, чем за его стенами.

Недостаток свободы и любви женщины замещали иллюзией счастья, снабженной весьма реальными атрибутами – роскошью, всевозможными яствами, изысканными развлечениями и показными душевными откровениями. Со временем они привыкали к этой иллюзии жизни, и она становилась более реальной, чем все остальное.

Гаремные забавы

Шехерезадами в гаремах состояли кальфы-рассказчицы. Это были весьма образованные дамы, так как для знания литературы нужно было уметь читать на персидском и арабском языках, на которых творили поэты и ученые. Рассказчицы увлекали слушательниц гирляндами удивительных преданий, иногда меняя сюжет или придумывая свою историю. Популярными жанрами были легендарные сказания вроде «Кер-оглы» и месневи – романы в стихах.

Сказки из «Тысячи и одной ночи» и «Книги попугая», безумная любовь «Лейлы и Меджнуна» уже не казались одалискам вымыслами, потому что они и сами могли поведать не менее трогательные были из собственной жизни.

Чувственный гаремный эпос дополнялся музыкой, песнями, танцами, бесконечными сплетнями, прогулками в чудесных гаремных садах, плаванием в бассейнах, всевозможными играми и прочими увлекательными занятиями вроде прогулок за город или приема гостей. Все это вместе составляло незаменимое лекарство от скуки, которой, казалось, была пропитана вся атмосфера гарема. Хотя со стороны могло показаться, что красавицы гарема живут довольно весело и ни в чем себе не отказывают.

«Пение, музицирование, катание на лодке, а для некоторых – занятие фотографией и даже, говорят, велосипедные прогулки фигурируют в числе других их развлечений, – писал Д. Дорис о гареме конца XIX в. – В основном же они проводят время в совершенно детских забавах: играют в куклы, изображают крики животных, пение петуха, жужжание мухи, лай собаки… Напудрив мукой лица негритянок, они заставляют их кривляться или драться между собой – короче, делают все, чтобы спастись от скуки. Лежа на диванах или софах, покрытых шелком, сидя на бухарских коврах в непринужденных позах, подчеркивающих стройность их тел и выдающих всю печальность их пустого существования, одни смотрят за голубыми струйками дыма от их сигарет или наргиле и перебирают рукой в браслетах янтарные или сандаловые бусинки своих тесбих (четки). Другие потягивают сироп и розовый щербет, едят мороженое, грызут фисташки, жуют мастику (род ароматной резинки), сосут леденцы. Все они любят конфеты, табак, цветы, благовония – особенно мускус и фиалку, запах которой особенно нравится Султану, и к которой они питают явное расположение; они обожают кошек, попугаев, голубей; кофе, карты и фривольности; от двух вещей они просто без ума, потому что они им запрещены, и потому что они женщины – это вино и раки (восточная виноградная водка), которые им иногда доставляет услужливый евнух.

Махараджа Биджай Сингх и его гарем

Время, которое им не удается «убить», они проводят в бесконечных печальных думах – о далекой родине, покинутом очаге, пропавших родителях, о неизвестном будущем, о сказочном возлюбленном, о старом господине, угрюмом и безобразном…».

Иногда между наложницами устраивались соревнования – нечто вроде фестивалей искусств. В романе «Сон в Нефритовом павильоне» находим: «Мне известно, – заговорил князь Шэнь, обращаясь к Яну, – что принцесса привезла трех моих наложниц: две из них бывшие гетеры из Чанъани, третья – дочь простолюдина. Все они несравненно поют и танцуют, сочиняют стихи, ездят верхом и стреляют из лука. Думаю, они не уступят вашим наложницам, князь! Не хотите устроить меж ними состязание?»