Кондотьер - Макс Мах

— А если по уху? — поинтересовался мужчина.

— Ты что же, русская свинья, даже по-человечески говорить не умеешь? — поинтересовался Генрих, он знал, что провокация сработает.

— Да, ты! — замахнулся мужчина.

— Отставить! — приказал другой, подходя. — Господин… э… — начал он по-немецки.

— Хорниссе! — подсказал Генрих. — Генрих Хорниссе, гражданин Швейцарской Конфедерации.

— Вообще-то, у меня другие сведения, — усмехнулся мужчина, но продолжал говорить по-немецки. — Однако бог с вами, полковник! Хорниссе так Хорниссе. Вы арестованы, герр Хорниссе по обвинению… Впрочем, обвинение мы уточним позже. А пока вы арестованы. Следуйте за мной, или мы вас понесем, предварительно переломав руки и ноги. Вы понимаете?

— Вполне, — кивнул Генрих и пошел, куда ему велели.

Судя по тому, что там крутилась Ляша, захват производила контрразведка флота, но какого беса не поделило Адмиралтейство с Карварским, то есть с Министерством Внутренних Дел, оставалось только гадать. Однако на догадки у Натали не оставалось досуга. Сначала она неслась, как оглашенная, по лестницам, проходным дворам и мощеным торцовым камнем переулкам, рискуя сломать себе к чертям собачьим ноги, бегая на высоченных, совсем для других целей сработанных каблуках. Потом моталась по городу, снова же рискуя, но уже тем, что сделает аварию или потеряет из виду колонну служебных Кочей. Однако обошлось: и машину не угробила, и флотских не упустила, проследив до неприметного особнячка, спрятавшегося за глухой кирпичной стеной, в самом конце Вяземского переулка, буквально в нескольких домах от набережной Малой Невки.

«Ого! — оценила она ситуацию, проскакивая мимо закрывающихся стальных ворот на Песочную набережную, — Да, у них тут все, как у больших! Не просто так конспиративная дачка — с секретными агентессами покувыркаться, — а настоящий опорный пункт!»

Такой объект «на ура» не возьмешь. Тем более, в одиночку. Но и отдать им Генриха без боя Натали не могла. Просто не хотела. Оставалась вероятность того, что к ночи мореманы угомонятся и в большинстве своем разъедутся по домам. Тогда можно будет достать из багажника «скрипочку» и…

«Отыметь господ контрразведчиков смычком в зад! Впрочем, — вспомнила она, пристраивая Кокер между двумя припаркованными автомобилями метрах в двухстах от ворот особнячка, — у них там еще и дамочка затесалась, но мы ради равенства полов исключения для Ляши делать не станем! Уравняем, так сказать, капитан-лейтенанта Станиславскую в правах».

С того места, где она пристроила свой Кокер особняк почти не просматривался. Его закрывали густо разросшиеся деревья. Видела Натали одну лишь каменную стену, отделявшую участок «дачки» от тротуара в Вяземском переулке, да железные механические ворота, закрывавшие въезд на охраняемую территорию. А то, что территория охраняется, Натали поняла уже через пару минут. Во-первых, она рассмотрела, что поверх стены на стальных кронштейнах подвешена спираль Бруно. А во-вторых, вспомнила, что видела в проеме ворот собаку на поводке. Восточно-европейскую овчарку, для точности. Так что остальное можно и домыслить.

«Эх, — подумала, балансируя на грани отчаяния, — еще бы хоть пару рук с винтовкой, и можно было бы…»

Ее отвлек стук в стекло. Тихий, аккуратный, можно сказать, вежливый. Справа от Кокера между машинами прятался человек: молодой мужчина в кепке и куртке из пальтовой ткани. Он смотрел на Натали, подняв перед собой обе руки. Демонстрировал, так сказать, добрые намерения.

Стараясь не делать резких движений, Натали достала пистолет и сняла его с предохранителя. Мужчина следил за ней глазами, но не двигался.

— Отлично! — Натали бросила быстрые взгляды в зеркало заднего вида и по сторонам, но ничего подозрительного не заметила. — Открываю!

Она нагнулась вперед и, не выпуская мужчину из поля зрения, приоткрыла окно. Совсем немного. Только чтобы можно было говорить.

— Я вас слушаю.

— Наталья Викторовна, — успокаивающе улыбнулся мужчина, — если вы приехали выручать Генриха Романовича, вы в этом не одиноки.

По-русски он говорил скверно, с сильным скандинавским акцентом, но сказать, кто он таков, Натали, пожалуй, не взялась бы. Мало ли на севере Европы блондинов? Их и на юге полно!

— Кто вы? — спросила Натали.

— Лейтенант Густафссон, сударыня, — чуть поклонился мужчина. — Вторая тактическая группа.

— Чья группа?

— «Цюрихские шершни», сударыня. Мы не здешние, мы командира прикрываем.

— И много вас?

— Некорректный вопрос, — вежливо улыбнулся лейтенант Густафссон. — Пойдете с нами или со стороны посмотрите?

— Атакуете?

— Непременно.

— Как скоро?

— Да, вот прямо сейчас! — пожал плечами мужчина. — Договорюсь с вами о взаимодействии и начнем. Чего тянуть?

— У них там человек десять.

— Не менее пятнадцати.

— И вы?…

— И мы, — кивнул он в ответ.

— Ладно, тогда я с вами.

И в самом деле, чего тянуть? Был бы Густафссон агентом контрразведки, они уже минуты две как совсем по-другому беседовали бы. А так, что ж! Даже любопытно, чего стоят все эти «серые гуси» в реальном деле!

Скорее всего, налет осуществили люди из контрразведки флота. Генрих понял это по нескольким репликам оперативников и мелькнувшему за стеклом одной из ожидавших на улице машин знакомому лицу. Ольга Берг, и в самом деле, оказалась хорошей притворщицей, но все остальные в ее «балагане» актерствовали из рук вон плохо. Они даже не попытались украсить дело какими-нибудь — пусть даже самыми неказистыми — атрибутами законности. Действовали напористо, грубо. Эффективно, но по бандитски, со всеми вытекающими из этого обстоятельства следствиями, главное из которых — спешка. Морячки торопились. Возможно, и даже, скорее всего, они опасались ответной реакции «соседей». МВД, например, или Корпуса жандармов. Однако — и это главное — они решились на захват самого Карварского. Человека, облеченного немалой властью, да к тому же имеющего статус министра. Означать это могло одно. Флотские играют ва-банк. Отступать им некуда, и действовать они будут соответственно.

«Скверно! — получалось, что Людвигу, оставшемуся теперь „старшим по команде“, придется принимать непростые решения, в том числе и политические. Самостоятельно. — Но каковы морячки! И где, черт возьми, носит мою Наталью?!»

Сопротивляться не имело смысла. Генрих позволил себя обыскать, выражая возмущение ровным голосом — для протокола — и только по-немецки. Вышел из дома, окруженный настороженно зыркающими по сторонам оперативниками, сел в машину с задернутыми шторками на окнах, устроился поудобнее между двух крупного сложения охранников, и закрыл глаза. Ему было чем заняться на пути в «узилище». Следовало обдумать кое-какие факты и обстоятельства. Осмыслить их в контексте других фактов и обстоятельств, понять, принять решение. А тут, благодаря флотской контрразведке, и досуг очень кстати образовался. Сиди себе в теплом салоне автомобиля, дремли, думай. Этим он и занимался, так что время поездки не пропало даром и прошло быстро. Генрих и не заметил, как исчез в потоке прошлого целый час жизни.

— Итак? — спросил он по-немецки, оказавшись в комнате для допросов. Его не били пока. Не связали, хотя и сковали руки наручниками. Посадили на привинченный к полу табурет, поставив за спиной крепкого парня, следить за телодвижениями, и все, собственно.

Просторная комната без окон, но зато с зеркалом в боковой стене. Табурет, стол у противоположной стены, два стула. За столом двое: мужчина и женщина.

— Итак?

— Ваше имя, звание, гражданство? — вопросы задает Ольга. По-русски. Мужчина смотрит на Генриха и до времени молчит.

— Baryshnia, я не понимаю по-русски!

— Ваше имя, звание, гражданство? — на этот раз по-немецки спрашивает Ольга.

— Вы не представились, барышня! — Генрих знал, его люди не спят, но пока Людвиг свяжется с Бекмуратовым или еще с кем-то из контрагентов, здесь, в секретном подразделении Флота, могли произойти весьма драматические изменения. Все вплоть до убийства, а посему имело смысл тянуть время, но не обострять. Опыт — а он, как говорил поэт, сын ошибок трудных — подсказывал, что начав применять силу, некоторые вполне вменяемые с виду люди, очень скоро находят себя лицом к лицу с окровавленным трупом. Запытать человека легко, добиться, чтобы он говорил правду — трудно. И нет ничего удивительного в том, что люди, сплошь и рядом выбирают самые простые решения.

«Тупицы и лентяи!»

— Если я представлюсь по всей форме, у вас останется один путь — официальное делопроизводство. А оно грозит вам, Генрих Романович, большими неприятностями, — заговорил мужчина. По-немецки он изъяснялся сносно, но по всему выходило — работает не на германском направлении.