Из ГУЛАГа - в бой - Николай Черушев

Аресты и допросы в семье М. П. Магера растянулись на целый десяток лет. Так, его жена Елена Семеновна, в годы войны проживавшая в Тюмени и работавшая там воспитателем в детском доме, в 1945 году была арестована и Особым совещанием, как ЧСИР, направлена в ссылку сроком на пять лет. Наказание она отбывала в г. Тобольске – в тех местах, что и декабристы сто лет тому назад.

Участь, подобная судьбе М. П. Магера, постигла и другого человека из высшего эшелона начальствующего состава РККА. Арестованный месяцем раньше Магера, корпусной комиссар И. П. Петухов, работавший секретарем у Ворошилова, на второй день после ареста (5 июля 1938 года) стал давать показания о своем участии в антисоветском военном заговоре. Поначалу в качестве своего вербовщика он, видимо, по недосмотру следователя назвал корпусного комиссара А. В. Хрулева, но затем, отказавшись от этого варианта (Хрулев, очевидно, показался особистам в таком деле мелкой сошкой), стал везде показывать, что в заговор был вовлечен Я. Б. Гамарником. Спустя месяц после ареста (в августе 1938 года) Петухов вообще от своих показаний откажется.

Надо сказать, что во второй половине 1938 года шла уже «подчистка» тех старых кадров, которые по тем или иным причинам уцелели от репрессий первой волны. К тому времени в распоряжении ГУГБ НКВД СССР имелись показания почти на всех (если не на всех) высших военачальников Красной Армии, в чем мы смогли не раз убедиться по ходу повествования. Показания (обвинение в причастности к военному заговору) в отношении И. П. Петухова накапливались хотя и медленно, но верно, и участь его можно было предвидеть несколькими месяцами раньше, прежде чем за ним пришли. Но сам он многого тогда не знал, ходя и ощущал, что тучи над его головой с каждым днем сгущаются.

А как им было не сгущаться, если обвиняемый по другому делу бригадный комиссар А. М. Круглов-Ланда показал 13 апреля 1938 года следующее: «Однажды, когда я был в кабинете Шубина (бригадный комиссар И. Г. Шубин, заместитель начальника отдела ПУРККА. — Н.Ч.), туда зашел Осепян (заместитель начальника ПУРККА. — Н.Ч.) и сказал, что Гамарник решил во что бы то ни стало добиться назначения Петухова в УМС (Управление Морских Сил РККА. — Н.Ч.), где он нам нужен… Позднее Шубин мне сообщил, что Петухов является участником заговора»[55].

А месяцем раньше арестованный нарком Военно-Морского Флота СССР Ц. А. Смирнов «выдал» такую «тайну»: «…В августе 1937 года в моем кабинете в Политуправлении РККА (до назначения на пост наркома ВМФ Смирнов в течение полугода исполнял обязанности начальника ПУРККА. — Н.Ч.) Булин сообщил… что Петухов является участником антисоветского заговора и занимает в заговоре особо законспирированное положение, учитывая его работу в секретариате наркома»[56].

Все эти моменты, равно как и другие, нашли свое отражение в обвинительном заключении по делу И. П. Петухова, хотя они, как показала дополнительная проверка, являются ложными от первой до последней буквы. Например, бригадный комиссар Шубин, оказывается, показаний на Петухова, как участника военного заговора, не давал. Проверкой дела по обвинению армейского комиссара 2-го ранга А. С. Булина установлено, что он в суде виновным себя не признал и от данных на следствии показаний отказался.

Чувствуя шаткость обвинительного материала на момент начала следствия, в ГУГБ НКВД вовсю старались дополнить его новыми показаниями. В случае с Петуховым такое происходило с маршалом А. И. Егоровым. В январе 1939 года тот в собственноручных показаниях указывает, что «…Аронштам (начальник политуправления ОКДВА в 1933–1936 годах. — Н.Ч.)… сообщил мне, что со слов Окунева (начальника политуправления ТОФ. — Н.Ч.) ему известно о том, что Петухов, работающий в секретариате наркома, является участником заговора»[57].

Как отмечалось, в августе 1938 года Петухов отказался от всех своих ложных показаний и с тех пор уже твердо стоял на этих позициях, несмотря на мощный напор следствия. А время шло… Чтобы соблюсти все формальности, которым были совсем не чужды в НКВД, начальник 1-го отделения Особого отдела ГУГБ старший лейтенант госбезопасности Иванов в середине ноября 1938 года выносит постановление о продлении срока ведения следствия по делу И. П. Петухова на очередные два месяца. Из этого документа можно узнать, что содержащийся в Лефортовской тюрьме Петухов к тому моменту подвергался допросам 15 раз[58]. А еще оттуда узнаем о плане дальнейших действий следствия в отношении арестованного:

1. Привести в порядок все материалы дела.

2. Допросить Петухова по всем обстоятельствам, изложенным им в личной рукописи и по показаниям Симонова, Урицкого и Ланда.

3. Допросить людей, подававших на него в свое время заявления в партийном порядке.

4. После допроса свидетелей его снова допросить по существу показаний.

5. Числа 20-го декабря показать дело для просмотра и для дальнейших указаний[59].

Характерно то, что из всех материалов дела И. П. Петухова четко усматривается одно – несмотря на наличие в нем расстрельных пунктов 58-й статьи, его однозначно направляли по линии Особого совещания, что сулило сохранение жизни. Хоть за решеткой и забором, но все-таки жизнь, о чем мечтали сотни и тысячи других заключенных, проходивших по тем же пунктам 58-й статьи УК РСФСР. Сказалось, видимо, какое-то содействие (в материалах дела оно проявляется косвенно) со стороны Ворошилова и Прокурора СССР А. Я. Вышинского. О роли последнего в деле Петухова будет сказано несколько позже.

14 февраля 1939 года решением Особого совещания при НКВД СССР Иван Павлович Петухов из-под стражи был освобожден с зачетом ему наказания срока предварительного заключения. Свое долгожданное и в то же время неожиданное освобождение Петухов напрямую связывал с приходом в НКВД нового руководства. В одном из заявлений он писал: «Реабилитация меня и мое освобождение в феврале 1939 г. были следствием прихода к руководству НКВД Л. П. Берии… Приход к руководству НКВД JI. Берии и личный допрос меня вновь назначенным начальником Особого отдела Бочковым коренным образом изменили обстановку. Новое руководство правильно оценило все показания на меня врагов и просто нечестных людишек, учло все мое прошлое, и я был выпущен на свободу…»[60]

Свобода!.. Кто из нормальных людей о ней не мечтает! Но ничто не может сравниться с чувствами человека, после долгих мытарств вырвавшегося из тюрьмы и сбросившего с себя груз несправедливых и тяжких обвинений. Частично о состоянии, в котором пребывал тогда Петухов, можно узнать из письма его дочери, написанного в адрес И. В. Сталина 20 марта 1939 года (она тогда училась в Военной академии механизации и моторизации):

…Когда у нас был арестован отец, мы не сомневались в том, что наши соответствующие органы разберутся в этом деле и в результате отец будет освобожден, т. к. в честности его мы никогда не сомневались и не будем сомневаться.

Все произошло, как мы и предполагали. В ночь на 17 февраля 1939 г. отец был освобожден и возвратился к нам. Как мы и ожидали, забран он был по клевете врагов народа, которые теперь, обессилев, окончательно встали на такой скользкий путь, как клевета на честных людей.

Не было границ нашему счастью, нашей благодарности Советской разведке. Было такое состояние, что хотелось забраться на Кремлевскую башню и кричать на весь мир о таком большом счастье.

Отец вернулся слабый здоровьем, но сильный духом. По правде сказать, мы не ожидали увидеть его таким. Мы думали, что такой большой срок заключения убьет его, подорвет его волю, но оказалось не так: он вернулся еще более преданным, еще более стойким большевиком.

У меня появились мысли о том, что все-таки невинного человека держали 7 с половиной месяцев, которые я не раз высказывала отцу. Отец убедил меня в том, что иного выхода не было, раз есть показания…

Отец все время говорил, что только благодаря нашей разведке его дело было разобрано и он был освобожден. А когда начался съезд (XVIII съезд ВКП(б). — Н.Ч.), будучи на свободе, он жил вместе с ним… Мы, как никто, в это время почувствовали заботу о себе. Нам обещали дать квартиру (из ранее занимаемой семью И. П. Петухова после его ареста выселили. — Н. Ч.) и приступили к лечению отца, хотя он ничего не просил.

Так зажили мы счастливой жизнью.

Но это счастье продолжалось недолго. 12 марта в 3 часа дня отца вновь арестовали… Мы опять стали на отшибе, опять с ужасной кличкой “семья врага народа”, опять без всякой почвы под ногами…[61]

Как и все письма, адресованные Сталину, письмо Н. Петуховой поступило в особый сектор ЦК ВКП(б). Оттуда оно через неделю было переправлено Прокурору СССР Вышинскому. На препроводительной к нему имеется резолюция Вышинского от 29 марта: «т. Ульяновой. Истребуйте дело и дайте мне свое закл(ючение)»[62].