Царская охота (СИ) - "shellina"

Внезапно раздался треск, и негромко переговаривавшиеся ученые разом замолчали. В полнейшей тишине треск повторился, а часть стола осветилась ярким светом, который исходил по угольной дуге, расположенной между двумя металлическими конструкциями. От неожиданности Эйлер замедлил движение колеса и свет тут же начал тускнеть. Тогда он снова принялся крутить ручку и свет становился все ярче и ярче, очень ровно без всякой дрожи, какая бывает от свечи, освещая пространство вокруг. Потрескивание продолжалось, но, видимо, Эйлер раскрутил свою машину слишком сильно, потому что уголь в конце концов вспыхнул. Это произошло опять в полнейшей тишине, и все вздрогнули, когда треск оборвался и вспыхнуло пламя.

— Что это только что было? — прозвучал в тишине голос Бернулли старшего.

— Взаимодействие электронов? Но почему на уголь? — тут же раздалось со всех сторон и стоявшие в дверях лаборатории люди ломанулись внутрь, окружив доску с формулами как пчелы мед. Ломоносов же задумчиво нахмурившись подошел к пребывающему в прострации Эйлеру.

— Леонард Паулевич, — Эйлер посмотрел на него и кивнул, разрешая говорить. — Я сейчас коллекцию минералов разбираю, которая тогда государя в негодование привела… — он запнулся, а затем решительно добавил. — Я таблицу составил, чтобы проще было камень опознать. А что, если попробовать образцы каждого минерала, вот так же как уголь попробовать? Как влияние на конкретный камень такой вот электрической дуги…

— Почему дуги? — Эйлер нахмурил лоб, разглядывая навязанного им Петром парня, который оказался на редкость смышленым. Работать с ним было одно удовольствие.

— Ну… тот свет был похож на дугу, — осторожно добавил Миша — как звали его здесь.

— Точно похож. Ну пусть будет дуга, я не против, — кивнул Эйлер, показывая, что одобряет предложение Ломоносова. Что же, раз получил такое необычное явление, будь добр его исследовать, раз ты настоящий ученый. А газ будешь искать потом.

— Хороша девка, — это было первое, что сказал Толстой, после того, как я сел напротив него. — Такая прямо, ух! А вот твоя вроде бы и ничего, но худовата. Некуда взгляду прикипеть.

— Главное, чтобы мне нравилась, а прикипать взглядам к государыне-императрице не стоит, а то я могу и обидеться, — я разглядывал его молодое, но уже тронутое жизнью лицо. Глубокую складку между бровей. Сколько ему лет восемнадцать-двадцать? Петьке вон девятнадцать, а выглядит он моложе Толстого, хоть вроде бы и на войне побывал. Красивый? Вряд ли. Нос крупноват, скулы сильно выпирают, а челюсть выглядит тяжеловато, но, хотя, это может быть связано с тем, что он худой. Не изможденный, а худой. Если откормить, то, возможно, черты лица перестанут казаться такими гротескными.

— Да, это главное, чтобы твоя пигалица тебе нравилась, особливо в свете того, чтобы наследник появился, — Толстой откинулся на спинку стула, звякнув железом кандалов, и стоящие вокруг него гвардейцы заметно напряглись, а один ткнул арестованного в бок, одновременно и затыкая того, и призывая прекратить любые действия. Толстой ничего на это не сказал, только поморщился.

— Ты хотел поговорить со мной. Ну вот он я, говори, — горло саднило, и голос звучал хрипло, но я продолжал пристально смотреть в глаза арестанту, не прерывая зрительного контакта.

— Восемь нас было в тех кустах, — помолчав с полминуты, сказал Толстой. — Я с тремя мужиками и еще четверо не наших. Как волка выпустили, тебя сразу гвардия окружила и те начали стрелять. А меня как пнул кто-то под ребро, что ты делаешь, Васька, неужто это государь в твоих обидах виноват? Не стрелять было нельзя, с такими союзничками опасно, вот я тихонько и приказал, чтобы вскользь задели, с коней повалили, но только не до смерти.

— Совесть проснулась? Думаешь, я тебе поверю? — я скептически хмыкнул и чуть не закашлялся.

— Да мне все равно, можешь и не верить, — он усмехнулся. — Токма там расстояние было такое, что промахнуться тяжеловато. А ведь из твоих воев четверых приговорили, их… эти положили, первыми.

— И для чего ты хотел именно мне это сказать? Андрей Иванович прекрасно бы тебя выслушал и без меня, — я продолжал буравить его взглядом.

— Так-то оно так, вот только Ушакова там не было, а ты, государь, был. И тебе объяснять на пальцах ничего не надо, своими глазами все видел. А веришь или нет, мне-то все равно, за такое один конец — на виселицу, ну, ежели дворянское достоинство учтешь, то на топор сжалишься. Я это сказал, чтобы ты понял, я там действительно был, и то, что сейчас расскажу, тоже правдой может оказаться.

— Конюшие, доезжачий и ловчий — твои люди? — я повторил его жест и откинулся на спинку стула, чувствуя, как начала затекать спина.

— Мои, потому и вышли на меня, план такой предложив, обиду-то я долго лелеял, вот и смогли надавить на мозоль энтот, чтоб аж взвизгнул. Да плюс деньги пообещали немалые. И из страны уехать, а там и с баронством каким подсобить. Не сразу, конечно. За баронство службы надобно было бы отслужить верную. Хороший план был, надежный.

— И почему провалился? Из-за твоей совести, не ко времени проснувшейся? — я не смог удержать сарказм.

— Из-за нее тоже. Но в основном из-за того, что участники договориться между собой не смогли. Ты на бритов-то все валить погоди. Замешаны они там по самую маковку, не спорю. Не только они в этой подлости участвовали, — Толстой замолчал и задумался, а затем тряхнул головой и продолжил. — Тебе, государь, пора прекращать врагов плодить, да отпускать озлобленных и потерявших очень многое твоими руками. Они ведь сейчас одной только мыслью живут — отомстить тебе, да так, чтобы жизнь медом не казалась. Вот и здесь, бриты — они убить хотели. Просто и без фантазии. Но, я так понял, у них на это дело вообще фантазии маловато, не то что у потомков Томаса Торквемады, — и он хрипло расхохотался. Я же нахмурился. При чем здесь Торквемада? Великий инквизитор был испанцем, а у меня с Испанией вроде все ровно…

— Черт, — сильно захотелось сплюнуть, но я сдержался. — Фитцджеральд де Лириа.

— Верно говорят, что ты умный, — Толстой снова усмехнулся. — На меня одновременно вышли и литовец, что теми четырьмя командовал, его баба посла английского наняла, через какого-то чухонца, что в посольстве у них полы моет, вроде бы им приказ из Лондона поступил, и испанец, который связь с де Лириа держит, тоже из посольства, какой-то третий секретарь или восьмой помощник, я так и не понял. Сигнал не в письме был, всем давно известно, что Ушаков чужие письма дюже любит читать. Просто бабе посольской какую-то безделушку прислали, вроде зеркальца, али браслета, а вот что это означает они еще до поездки в Россию обговорили. А вот де Лириа знал, что отец мой еще императрице Екатерине людей отдал, чтоб она охотой побаловалась, да тебя, еще сопляком по просьбе высочайшей на это дело подсадили, чтоб, значит, пока забавами был какими занят, не лез в дела совета. Де Лириа здесь не просто так штаны протирал, как тот же Рондо, знаешь ли, умный, гад. Англичанам требовалось, чтобы я передал сведения о том, где лучше устроить засаду. Да там и места-то другого не было, ежели что. Да еще мои люди подсобили, по памяти доброй, им же никто не сказал, что тебе убивать будут. Я ловчему наплел, что поговорить хочу за жизнь свою погубленную, а аудиенцию получить для Толстых невозможно, хоть ни я, ни батя мой к тем делам с царевичем Алексеем отношения не имели. Он и поверил.

— Да подвел ты, Василий, людей, которые преданностью к твоей семейке отплатить хотели, под монастырь, — я покачал головой. — Они ведь вместе с тобой на виселицу пойдут, или ты не думал про это, — он стиснул зубы так, что желваки сыграли. — Я правильно понял, де Лириа хотел убить Филиппу, но, чтобы я обязательно выжил, Рондо — меня. И для второй группы ваше появление оказалось большим сюрпризом? — он пожал плечами.

— Все равно не вышло, ни у меня, ни у них. Единственное, что я сделал — это приказал не убивать гвардейцев и вовремя ударил тебя, чтобы выключить. Да девку твою не тронул, рука не поднялась. Гвардия тоже стреляла. Так уж вышло, что троих вы там положили, одного ты достал. Из погибших двое моих мужиков было. Чухонец тот один остался, нас двое…